Многоярусный мир: Ярость рыжего орка. Лавалитовый мир. Больше чем огонь.
Шрифт:
Неужели свечи, которые она зажигала в честь Господа и всех святых, послужат причиной гибели Джима и ввергнут его на веки вечные в адское пламя?
Под ногами толпы шевельнулась земля, послышался треск — и дом еще глубже ушел под землю. Джим, пошатнувшись, упал с порога внутрь помещения.
— Вот сукин сын! — выругался лейтенант. — Придется кому-то лезть за парнем! — И огляделся в поисках добровольцев.
Между тем огонь в той части дома, что выходила к воротам гаража, разгорался все сильнее. Туда били струи брандспойтов, но пока без особого успеха. Скоро и соседний дом займется, если пожар потушат. Капитан не видел больше
— ...вконец спятил!
И тут ему вспомнилось, что сегодня он уже слышал о Джиме Гримсоне — одном из накачавшихся наркотиками юнцов, которые опрокинули нужник старика Думского, причем двое из них провалились в дерьмо.
— Парень полностью одурманен, — сказал он, обращаясь к лейтенанту. — Мне известно, что он вытворял сегодня ночью. Ему же на благо пойдет, если он не сумеет оттуда выкарабкаться.
Заметив укоризненный взгляд лейтенанта, он добавил:
— Шучу, конечно. Но, честно говоря, не хочется из-за какого-то придурка терять своих ребят.
Лейтенант распорядился принести веревки и лестницу, нашлись и двое добровольцев. Чернокожий пожарник Джордж Диллард, отец Косяка, давно уже оставил надежду, что его сын станет адвокатом, и чересчур хорошо знал Джима Гримсона. Но, во-первых, Джорж был храбр. А во-вторых, если он спасет парня, то сможет подняться еще на одну ступеньку по лестнице, ведущей к более высокому званию и, соответственно, жалованью. Видит Бог, Диллард-старший в этом нуждался. Таких, как он, не очень продвигали по службе, несмотря на квоты равных возможностей и все такое прочее. Сопровождать его вызвался один буйный ирландец Метью Бойд, который страстно желал поучаствовать в спасении — проверить себя в настоящем деле.
Прежде чем двое спасателей добрались до входа в дом, обстрел фигурками святых и другими вещами (а в ход пошли тарелки, кружки и прочая кухонная утварь) изнутри прекратился. Сквозь треск огня, шум бьющей в дом воды и крики толпы донесся слабый вой Джима Гримсона.
Спасатели остановились, когда земля снова дрогнула под ногами и дом провалился еще на несколько дюймов. Из входной двери и окон с выбитыми стеклами внезапно повалил дым. Времени у Дилларда и Бойда оставалось в обрез.
Джим, скорчившись, лежал в углу гостиной, прижимая к себе руками и коленями портрет деда. Его заклинило между стеной и полом, которые едва ли не поменялись местами. Глаза его были закрыты, но губы беззвучно шевелились. Белая штукатурная пыль у него на лице и теле покрылась копотью. Еще несколько минут — и он задохнулся бы от дыма, если бы раньше его не уничтожил стремительно распространявшийся огонь. Спустя тридцать секунд, как спасатели вытащили его наружу, дом окончательно провалился под землю, взметнув напоследок столб пламени и дыма. Все это выглядело так, словно разверзлись врата ада.
Джима отвезли в больницу «Веллингтон». Он пролежал без сознания два дня, но что послужило причиной — отравление дымом или состояние его психики — так и осталось неизвестным.
Когда Джим очнулся, то из всего пережитого вспомнил только видение, первое за многие годы. Он видел высокого обнаженного юношу, прикованного к дереву. А еще — руку, державшую огромный серебристый серп, похожий на вопросительный знак. Рука не шевелилась, но таила в себе явную угрозу, собираясь опуститься, — и у Джима не возникало никаких сомнений в том, что именно она отрежет.
ГЛАВА 13
8 ноября 1979 г .
На стене палаты Джима появилась большая пятиконечная звезда. Каждый из ее лучей состоял из пяти прикрепленных к стене скотчем мягких обложек. Верхний луч — это обложки разных изданий «Создателя вселенных», первой книги фармеровского «Многоярусного мира». Левый горизонтальный луч предназначался второй книге, «Врата Мироздания». Затем луч составили обложки третьей книги — «Личного космоса». Следующий — «За стенами Терры». А пятый луч звезды образовал «Лавалитовый мир».
Сегодня в третий раз Джим попытается проникнуть в многоярусную вселенную, а пятиконечная звезда станет его вратами. Большинство пациентов называли свои врата «мантрой». Другие — «оккультным знаком». Джим придумал слово «знатра», скомбинировав эти обозначения и, таким образом, сделав свои врата в два раза мощнее обычных.
Была половина девятого вечера. Джим потушил свет, но вывеска страховой компании через улицу достаточно освещала комнату, чтобы можно было различить знатру. Дверь в комнату была закрыта. Хотя замка в ней не было, Джим повесил снаружи объявление, сообщив, что он «вратируется». За стеной Брукс Эпштейн едва слышно распевал заклинания на иврите.
Джим сел на стул рядом с кроватью и, уставившись в пустое пространство в центре звезды, тоже начал петь:
— АТА МАТУМА М’МАТА!
Снова и снова произнося эти слова, он постепенно увеличивал темп и повышал голос, направляя древнее заклинание в круглую белую пустоту:
— АТА МАТУМА М’МАТА!
Точно так же, как лазер собирает беспорядочные фотоны в направленный луч, так и заклинание превращает энергию слов в бластер, проделывающий отверстие в стене между двумя вселенными. Оно же является и средством передвижения через вселенную.
Джиму показалось, что бесшумный, но очень сильный ветер несет его к центру звезды, а потом и сквозь него. Он очутился в темноте, казавшейся очень холодной и одновременно — очень горячей. Странная темнота, а также овладевшее им чувство потерянности напугало Джима даже больше, чем его детские видения. Потеряв всякое мужество, он начал выгребать обратно против ветра, опасаясь, что не сможет попасть назад.
Потом что-то лопнуло, как чересчур растянутая резинка, и Джим очнулся на стуле в своей комнате — его била сильная дрожь, пот струился по телу. Часы показывали, что он отсутствовал две секунды. И все же его не покидало ощущение долгого промежутка времени, почти суток, проведенных в темноте.
Так закончилось его первое путешествие.
На следующий день во время групповой терапии он рассказал о своей неудачной попытке. Никто не осмелился насмехаться над ним или обвинять в трусости. Любого, кто попробовал бы это сделать, тут же прервал психотерапевт — куратор группы. Тактика многоярусной терапии не допускала, чтобы кто-то выражал недоверие к чужим рассказам. Это могло подорвать веру в подлинность путешествия и тем самым замедлить или даже остановить прогресс в лечении. Кроме того, никому из пациентов в начале лечения не удалось избежать затруднений, разных по форме, но сходных по эмоциональному содержанию.