Mobilis in mobili. Личность в эпоху перемен
Шрифт:
Во-вторых, вызовы «странного» мира – вызовы неопределенности, сложности, разнообразия – чаще всего интерпретируются как деструктивные вызовы беспорядка, хаоса, «шока будущего» (Э. Тоффлер), препятствующие адаптации человека и человечества в текучих мирах экологических, техногенных, социальных и психологических трансформаций. В результате спровоцированный потоками деятельностей и сознания рост темпов эволюции нередко оборачивается, как показывает ХХI в., усилением тенденций регресса, архаики, варварства, «бегством от свободы» (Э. Фромм), страхами перед неопределенностью и непредсказуемостью настоящего и будущего.
В-третьих, за
2016], эволюционной психологии разума [Пинкер 2017; Фаликман 2017; Clark 2016; Hohway 2013] и психологии развития [Gottlieb 2001; Сергиенко 2012; Принцип развития… 2016]. Без понимания закономерностей эволюции, на наш взгляд, вряд ли возможно адекватно разрабатывать те или иные футурологические проекты (см. об этом: [Назаретян 2015]). Поэтому особенно грустно, что в тени этих проектов остаются классические концепции творческой эволюции А. Бергсона, идеи В. И. Вернадского о психическом как двигателе жизни в психозойскую эру, исследования по неклассической биологии целенаправленной активности Н. А. Бернштейна, труды о «потенциальной психике» как катализаторе направлений эволюционного процесса А. Н. Северцова, представления о прямых и смешанных линиях эволюции в биопсихологии В. А. Вагнера и культурно-исторической психологии Л. С. Выготского, фундаментальные работы о первобытном менталитете Л. Леви-Брюля и психологической эволюции личности П. Жане, а также теоретические обобщения Ю. М. Лотмана о непредсказуемых механизмах культуры. При всем различии этих исследований, за ними, если взглянуть на них с позиций Жиля Делеза, проступает эволюционное мышление об индивидуальных различиях:
…великим нововведением Дарвина было учреждение мышления об индивидуальных различиях. Лейтмотив Происхождения видов таков: вы еще не знаете, на что способно индивидуальное различие! Вы еще не знаете, куда оно может привести в сочетании с естественным отбором… Индивидуальное различие, …сырье отбора, еще не имеет у Дарвина определенного статуса; свободное, плавающее… оно сливается с неопределенной изменчивостью [Делез 1998: 302].
Подчеркнем, что все эти исследования загадок взаимопереходов между порядком и хаосом, стабильностью и нестабильностью, взрывами культур ведутся, повторим вслед за классиком эволюционной биологии И. И. Шмальгаузеном, в координатах исторического и индивидуального развития поведения организмов, разума, сознания, личности, популяций и социальных систем.
Для понимания исторической и индивидуальной эволюции систем – от организма до личности, общества и культуры – особенно важны линии интеллектуальных поисков, связанных с изучением роли истории поведения в эволюционной динамике. Вектор этих полных противоречий поисков в науках о поведении емко передают названия следующих классических работ: Л. С. Выготского, А. Р. Лурии «Этюды по истории поведения: обезьяна, примитив, ребенок» (1930), П. К. Анохина «От Декарта до Павлова» (1945), Н. А. Бернштейна «Очерки по физиологии активности» (1965), И. М. Фейгенберга «Николай Бернштейн: от рефлекса к модели будущего» (2004), А. Н. Леонтьева «Эволюция, движение, деятельность» (2012).
Кредо этих исследований может быть передано афоризмом Ж.-П. Сартра гласящим, что существование человека предшествует его сущности; формулой Н. А. Бернштейна «задача рождает орган»; правилом Дэвида Марра «предназначение определяет структуру». В упомянутых выше трудах по истории поведения строится картина эволюции целенаправленных развивающихся систем в биогенезе, социогенезе и персоногенезе как историй существований, порождающих сущность; истории деятельностей, генерирующих разнообразие. Отметим, что в монографии «Культурно-историческая психология и конструирование миров» [Асмолов 1996] раскрывалось, что истории поведения – это истории трансформаций и взаимопереходов образов жизни в образы мира.
Первую скрипку в оркестре эволюционных изменений, как это показано в когнитивной концепции генезиса сложных динамических систем А. Н. Поддьякова, играет исследовательское поведение. В потоках исследовательского поведения разворачивается процесс решения алгоритмизируемых и не алгоритмизируемых задач (см., например: [Поддьяков 2006]).
Мосты между различными историями эволюции – историей неопределенности, историей разнообразия, историями поведений – до сих пор не простроены. Между тем именно опора на концепции истории поведения в эволюционной динамике, философии разнообразия и философии нестабильности позволяет нам предположить, что для построения разных образов будущего необходимо преодолеть ограничения адаптивных моделей эволюции и обратиться к феноменам преадаптации, воспринимаемым через призму идеала рациональности (М. К. Мамардашвили) как излишества, ошибки и артефакты эволюции.
В связи с вызовами «странного мира», условно обозначаемыми нами символом «нежданно-негаданно», мы попытаемся, во-первых, обосновать выделение такого направления психологии как эволюционная психодинамика, раскрывающего роль психического в трансформациях целенаправленных развивающихся систем и, во-вторых, показать, что во главу угла психодинамики должна быть поставлена проблема преадаптации к неопределенности, рассмотрение которой может стать ключом к пониманию стратегии навигации эволюции.
В ходе разработки проблемы преадаптации к неопределенности с позиций историко-эволюционного подхода к анализу поведения целенаправленных развивающихся систем [Гельфанд, Цетлин 1966; Асмолов 2007; 2015; Асмолов и др. 2014] нами ставятся следующие вопросы.
• Какие феномены и концепции при изучении развития человека, природы и общества позволяют утверждать, что происходит сдвиг установки познания от анализа адаптивных к преадаптивным моделям эволюции, который необходимо учитывать при построении современных картин эволюции и футурологических проектов?
• На каких основаниях неопределенность может быть интерпретирована как онтологическая характеристика реальности и своего рода генератор задач на неопределенность, решаемых в процессе эволюции («задача рождает орган» Н. А. Бернштейн)?
• Можно ли рассматривать преадаптацию в качестве конструктивного фактора, позволяющего эволюционирующей системе при встрече с неопределенностью осуществлять переход от «режима трендов» (предвосхищения изменений на основе прошлого опыта) – к инновационному «режиму конструирования иных миров»?