Mobilis in mobili. Личность в эпоху перемен
Шрифт:
Неопределенность характеризует и прошлое, так как вследствие необратимости времени мы всегда имеем дело с «усеченными» потенциями, и postfactum, задерживая внимание на уже воплощенном варианте, оставляем в тени не реализованные и зачастую скрытые латентные шансы развития. Именно эту избыточность возможного подчеркивает Анри Бергсон, утверждая, что «в возможности каждого из последовательных состояний содержится больше, а не меньше, чем в их реальности» [Бергсон 2016: 158-159].
Постоянное присутствие неопределенности как сущностного свойства мира служит источником веера задач, перед которыми объективно поставлена любая живая система. Конструктивная функция задач на неопределенность состоит, прежде всего, в том, что их
В чем же заключается принципиальная разница между адаптивными и преадаптивными путями развития?
Адаптация, если ее рассматривать в контексте теории направлений эволюционного процесса А. С. Северцова, сопоставима с таким направлением эволюции, как идиоадаптация: частными изменениями при сохранении в целом прежнего уровня организации. Преадаптационный путь развития сопоставим с ароморфозом: кардинальным преобразованием, приводящим к изменению уровня сложности организмов. Из сказанного следует, что адаптация связана с постепенной трансформацией того, что уже есть; преадаптация же относится к скачкообразной качественной реорганизации системы, освобождающейся от «диктатуры прошлого опыта». Если взглянуть на преадаптацию с позиций теории продуктивного мышления Карла Дункера, то ее можно интерпретировать как инсайты эволюции, коренным образом меняющие маршрут развития сложных систем.
Таким образом, адаптация и преадаптация сопряжены с разными направлениями эволюции и решением разных классов задач на неопределенность. Принципиальное отличие этих классов задач, на наш взгляд, сопоставимо с разделением на «мягкие» и «жесткие» математические модели разрешения проблемных ситуаций, предложенным В. И. Арнольдом [2013] в его теории катастроф.
4. Эволюционная психодинамика: реконструкция возможного и конструкция вне-возможного
В процессе решения разных задач на неопределенность эволюция осуществляет проспективную функцию, которая обеспечивается двумя режимами: режимом «реконструкции возможного» и режимом «конструкции вне-возможного». Первый из этих режимов может быть более лаконично назван «режимом трендов», второй – «режимом новаций». Эти режимы соотносятся с адаптацией и пре-адаптацией. В адаптивной эволюции трендов, «память жизнь ведет как под уздцы коня» (Н. Гумилев); ведет туда, куда подсказывают антиципация, вероятностное прогнозирование, становящиеся всё более точными благодаря научению и памяти. Второй режим – режим конструирования вне-возможного – осуществляется благодаря преадаптации, как органу «шестого чувства» (Н. Гумилев). Смысл различия режимов эволюции, соотносимых с адаптацией и преадаптацией, передает яркая метафора Максимилиана Волошина: «эволюция как приспособление» и «эволюция как бунт». Сложная система для того, чтобы освободиться от описанного в экономике «эффекта колеи» (см., например: [Аузан 2015]) в процессе эволюции переходит от режима трендов к режиму расширенного воспроизводства действий – порождению новаций.
В эволюции «конструирования вне-возможного» решение задач на неопределенность осуществляется скорее не благодаря вероятностному прогнозу, а вопреки ему (см., например: [Нечаев, Подольский 1977]). Отстройка от вероятности проявляется, как это показано в классических исследованиях А. Тверского и Д. Ка-немана, в эффекте, иногда называемом «слепота к вероятности» [Канеман и др. 2014]. Широкий цикл исследований показывает, что в эволюции новаций именно ориентация на овладение случайностью как «средством» организации поведения, а не ориентация на случайность как «сигнал» позволяет осуществить выбор. Именно поэтому в эволюции конструирования новаций в непредсказуемой ситуации события становятся не «сигналом», а «знаком». Режим конструирования новаций связан с эволюционным переходом от сигнализации к «сигнификации», овладению через знак поведением для построения «потребного будущего» [Выготский 1983;
Ассоциация процессов адаптации с режимом трендов, «эффектами колеи» в истории разных организаций станет еще более очевидной, если мы обратимся к пониманию адаптации, предложенному У. Р. Эшби. Согласно ему, форма поведения адаптивна, если она удерживает существенные переменные системы в заданных пределах [Эшби 1962]. Наглядным проявлением адаптации является гомеостаз – механизм, который сохраняет значения жизненно важных физиологических параметров организма в некоторой определенной области. «Канонизированные рамки» характеризуют не только биологическое состояние организма. Их роль могут выполнять обычаи, ритуалы, традиции, установки и т. п., регламентирующие фиксированное адаптивное поведение (такое, например, как инстинкты, навыки, этнические и социальные стереотипы), т. е. поведение, обеспечивающее стабильность [Асмолов и др. 2014; Залевский 2007]. Таким образом, понятие «адаптация» эквивалентно понятию «стабильность» [Эшби 1962].
Стабильность несовместима с унификацией, поскольку важным условием устойчивости сложной системы является необходимое разнообразие ее единиц. Представления о связи устойчивости системы и ее вариативности эмпирически подтверждены и стали классическими (см., в частности: [Заварзин 1979]). Разнообразие единиц обусловливает устойчивость не только энергетической, но и любой сложной целостности. Так, неоднородность внутреннего строения свойственна и разным проявлениям культуры как самонастраивающейся системе [Лотман 2010; Старк 2001; Лалу 2016].
Однако между стабильностью системы и ее консервацией существует принципиальная разница, поскольку при «самоповторении… живой элемент более или менее быстро приходит в состояние неподвижности» [Тейяр де Шарден 2002: 212]. Стагнация же, в конечном счете, обречена стать летальной, даже если сопутствующее ей жесткое закрепление специализаций может быть успешным в течение длительного времени [Поппер 2002; Уайтхед 2009]. Неизбежность такого финала связана, в первую очередь, с тем, что при стагнации игнорируется подвижность окружающей среды, в силу которой прежний опыт всегда реализуется в новом контексте. Поэтому, хотя поведению стационарной системы свойственна повторяемость, её жизнеспособность в условиях динамичного окружения определяется не только организационной устойчивостью, но и гибкостью, т. е. способностью изменяться при «повторении без повторения» [Бернштейн 1966].
Что трансформирует адаптирующуюся систему?
Любой организм строит свое настоящее исходя из прошлого и «заглядывания» в будущее. Акцентируя в свое время мысль о том, что субъект приходит в настоящее не прямо из прошлого, а строит свое настоящее как реализацию образа будущего, мы выделили принцип предвосхищения как один из ключевых принципов системно-деятельностного подхода к организации памяти [Асмолов 1985]. Для описания феноменов, связанных с предвосхищением будущего, в психологии чаще всего используются термины «экстраполяция», «антиципация», «вероятностное прогнозирование», «опережающее отражение», «ожидание» и «установка» (см. об этом: [Anticipation: Learning from the Past 2015; Асмолов 2017]). Все перечисленные явления объединяет следующее: построение образа будущего опирается на вероятность повторения прошлого опыта и логику развития предшествующих событий. Именно такая вероятностная оценка перспективы характеризует адаптирующуюся систему, поскольку, прогнозируя будущее, она всегда отталкивается от уже обретенного и апробированного «багажа» знаний, навыков и компетенций.