Шрифт:
Владимир Сухих
Моцарт и Сальери
Дмитрий Петрович Салерин заявился, как всегда, не вовремя. Сергей Васильевич Моцаров с досадой оторвался от толстой тетради, куда он с удовольствием начал записывать очередную, давно продуманную главу романа. Пухленький, лысоватый человечек, как опостылевший черт, с мороза вскочивший в не очень теплую комнату, окружающими считался, впрочем, самым большим другом Сергея Васильевича. Попытки разубедить всех в обратном, ввиду абсолютной безуспешности, Сергей Васильевич оставил уже лет двадцать назад, сразу после окончания литературного института. Пусть его. С самого детства Салерин, фигурально выражаясь, ездил на Моцарове.
Дима - Дмитрий Петрович периодически заходил к Сергею Васильевичу, приносил набитый рукописями портфель - на правку, как он выражался. Своих рукописей в портфеле почти не было, были нетленные произведения каких-то друзей, да и просто нужных людей, которым ну никак нельзя отказать. Тем и кормился. Пусть его. В конце концов, рукописи он не воровал. Ну а идеи:, что ж, дело наживное. И ведь нельзя сказать, чтобы Дмитрий Петрович был без способностей. Но вот в дело их пустить ему как-то не удавалось. Этот свой недостаток он вполне осознавал и компенсировал хитростью и нагловатостью. Все чего-то ловчил, химичил, но все равно мелко и пакостно. А Сергею Васильевичу удалось-таки написать превосходный роман. Не "Мастер и Маргарита", конечно, но роман пользовался чистой хорошей популярностью. Талант Сергея Васильевича признали. А в душу Дмитрия Петровича вылилась отрава черной зависти. И целых полгода он избегал общения. Сергей Васильевич, можно сказать, вздохнул с облегчением и задумал новый роман. Но вот опять раздутый портфель монументально воздвигнут на обеденный стол.
– Давненько мы не виделись!
– пухлые губки Дмитрия Петровича один за другим энергично поглощали пирожки и заливали их крепким кофе из любимой чашечки Моцарта.
– О! Да ты, я вижу, время зря не терял!
– заметил Сальери стопку исписанных тетрадей, вытирая о расшитое полотенце жирные руки: - Позволь взглянуть!
Сергей Васильевич с некоторым сожалением молча протянул ему тетради.
– Так я и думал, - с несколько разочарованным видом произнес Дмитрий Петрович, пролистав несколько тетрадок.
– А что такое?
– искренне удивился Сергей Васильевич. Ничего подобного он от Дмитрия Петровича не ожидал.
– Да ничего, собственно, - произнес Дмитрий Петрович: - Неплохо, конечно, очень неплохо. Но не более того. Ничему ты брат, не научился. Выдающимся произведением этому - он похлопал пухлой ручкой по стопке тетрадей - не стать.
– Ну:, в каком-то смысле: - растерялся Сергей Васильевич: - может ты и прав:
– Не в каком-то, а в самом прямом, - безапелляционно заявил Сальери: Ты писать не умеешь!
– :?
– А хочешь?
– стремительно приблизил к Сергею Васильевичу свое плохо выбритое, сизое от щетины лицо Дмитрий Петрович: -
– Ну... Объясни, конечно.
– А вот прочти-ка это!
– пухлая волосатая ручка нашарила в портфеле какой-то лист.
– Что это?!
– изумленно воскликнул Сергей Васильевич, внимательно прочитав напечатанное: - Кто это написал?
– Я.
– скромно потупив глаза, жеманно сказал Дмитрий Петрович.
– Поразительно! Здорово! Просто потрясающе! Рад за тебя! Признаться не ожидал!
– восхищенно восклицал Сергей Васильевич: - Так описать распускающийся бутон розы! А капли росы на листьях! А шипы! А паутинка!
– Вот еще одна миниатюра. Я назвал ее "Восход солнца в пустыне", скромно, но со вкусом протянул Сальери Сергею Васильевичу еще один лист.
– Это просто поразительно! У меня действительно так не получается! Какой яркий сочный язык! Какие образы, ассоциации! А какой отточенный, лаконичный стиль! И в то же время чувствуется глубина, индивидуальность! Нет, это и в самом деле поразительно!
– расчувствовался Моцарт: - Зачем ты прятал свой талант?
– Погоди, мерзавец. Еще и не то увидишь, - мысленно произнес Дмитрий Петрович: - Я тоже время даром не терял.
– Но как?! Как это возможно?!
– продолжал восхищаться пораженный до глубины души Сергей Васильевич: - Ты хотел объяснить!
– Для тебя все что угодно, дорогой!
– Сальери просто наслаждался произведенным эффектом. Он в очередной раз вскочил из кресла, сунул руки в карманчики своего засаленного бархатного пиджачка и быстро прошелся взад-вперед по комнате. Возле стола подхватил чашечку кофе, нарочито медленно отпил, сел в кресло и глубоко вздохнул, пытаясь унять нервную дрожь.
– Итак, - начал Сальери с безразличным, даже несколько брезгливым видом преподавателя, вынужденного в сотый раз объяснять глупому первоклашке простенькое правило: - Ты когда-нибудь задумывался над тем, чем великий писатель отличается от простого графомана?
– Ну..., не знаю...
– смутился Моцарт. Такой вопрос ему, в общем, никогда в голову не приходил. А действительно, чем они отличаются? Лично сам он читал, что ему нравилось, и писал, как ему нравилось. До сих пор ему это удавалось. Сергей Васильевич попытался вспомнить, что по этому поводу писали разные литературные критики, и говорилось много лет назад на лекциях.
– Вероятно, сначала писатель должен правильно выбрать тему, - нетвердо начал отвечать Сергей Васильевич: - Затем, вероятно, нужно правильно увязать ее с литературным направлением. Глупо же, в самом деле, описывать уборку пшеницы в манере романтизма.
Общий культурный и лексический уровень тоже много значит. Есть ведь разница между дворником и преподавателем университета.
– По твоему, каждый выпускник университета должен стать классиком? вкрадчиво выпустил змеиный язычок Сальери.
– Я этого не говорил!
– отмахнулся Сергей Васильевич: - Нужно еще уметь соблюдать грамматические правила языка, правильно склонять, спрягать и так далее.
– И все?
– прошелестел Сальери дуновением ветерка.
– И еще нужно иметь талант, - твердо сказал Сергей Васильевич.
– Талант... Что есть талант?
– задумчиво произнес Сальери: - Ты можешь так говорить, потому что у тебя он есть. А у меня нет его, и никогда не было. Уж я то знаю. Ты даже представить себе не можешь, как я страдал, читая твои произведения! И мне пришлось "поверить алгеброй гармонию"! Теперь все изменилось! Я постиг! Но к делу! Продолжаем.