Модель событий
Шрифт:
— Жертвы, разрушения, заявления об уходе уже есть? — не отрываясь от монитора, спросил он у тихонечко вошедшего в кабинет Константина Петровича.
— Вы всё слышали?
— Нет, я был занят, но надеюсь услышать от тебя, в подробностях.
— Мне надоело быть ещё и всеобщей нянькой. Почему считается, что все имеют право быть живыми людьми, и только я — каменный истукан бесчувственный, думающий исключительно о работе.
— Ты ведь сам хочешь, чтобы тебя так воспринимали.
— Нет... То есть так, но...
— Но ещё ты хочешь, чтобы я тайком от всех утирал тебе сопли. Я готов. Носовой платок, размером с театральный занавес, ждёт тебя. Садись рассказывай.
Константин Петрович присел на краешек стула, положил левую руку на стол, будто бы клянясь таким причудливым способом говорить правду и ничего, кроме правды, и начал рассказывать.
Обычно сотрудники Тринадцатой редакции идут к Даниилу Юрьевичу с самыми неразрешимыми вопросами. Когда же дело не требует решения, или решение очевидно, но хочется об этом поговорить, они отправляются к заместителю шефа. Константину Петровичу это даже льстит. Во всяком случае, ещё совсем недавно льстило. Но на этот раз то ли что-то прогнило в мировой системе верёвочек, то ли коллеги нарочно сговорились вывести его из себя.
После обеда к нему в кабинет заглянула Наташа и попросила разрешения прийти завтра на работу немного попозже, потому что у неё возникли проблемы в институте. Оказалось, что какой-то преподаватель — злобный и желчный тип, и, возможно, ещё и женоненавистник, — не читая, вернул ей курсовую и заявил, что ему и так всё ясно: курсовая написана кем-то другим, потому что такие смазливые девчонки сами никогда ничего не делают. Им некогда — они ходят к маникюрше, в солярий и на дискотеку. Константин Петрович предложил было позвонить в деканат и потребовать, чтобы преподавателя как-нибудь урезонили, но Наташа сказала, что уже сама решила эту проблему и завтра утром будет писать заявление о переводе в другую группу, просто ей обидно и хочется кому-нибудь пожаловаться. Ну, знаете, выговориться иногда бывает необходимо.
Через полчаса после того, как выговорившаяся на две недели вперёд Наташа удалилась, явился всклокоченный Лёва. Он объявил, что увольняется, прямо вот с этой же минуты, и просит только об одном — научить его писать заявление по собственному желанию в максимально ядовитом духе. Оказалось, что пиардиректор «Мегабука» встал сегодня не с той ноги и организовал питерскому сотруднику внеплановую и незаслуженную выволочку.
— Он разговаривал со мной как с зелёной эвгленой! Как с одноклеточным! — орал Лёва.
— Он со всеми так разговаривает, — попробовал утешить его Константин Петрович.
— И с тобой? Скажи, с тобой тоже?
— Со мной он вообще не разговаривает. Я ещё, по его представлениям, не развился даже в одноклеточное.
— Ну, если та-ак...
— Именно так. А для тебя, дружище, у меня есть одно дело.
После того как Лёва, озадаченный интересным и трудным делом, удалился его исполнять, на прощание пообещав не увольняться и не бузить, заявились сёстры Гусевы.
— Неужели и их тоже кто-нибудь обидел? — удивился Даниил Юрьевич.
— Вроде того. Их уже третий день подряд заливают соседи.
— И они наконец-то не выдержали и зарезали всех вокруг, включая тех, кто живёт этажом ниже, и спасся только Денис, потому что был в этот момент на внеочередной пробежке?
— Не так всё просто. Они в самом деле пошли к соседям разбираться. И финки прихватили, автоматически, как я понимаю. Но оказалось, что соседей тоже заливает. А тех соседей — тоже. Словом, во всём виновата труба, которую должен чинить ЖЭК.
— И наши доблестные бойцы отправились в ЖЭК...
— Ну да. А там оказалось, что фирма, которая занимается обслуживанием этого дома...
— Словом, никто ни за что не отвечает, кругом бюрократия, и некого даже для успокоения совести прирезать? — заключил Даниил Юрьевич.
— Что-то вроде. Поэтому мне пришлось выслушать всё, что они думают по этому поводу. А когда я во внутреннем чате поменял иконку настроения на «очень злой», явился Виталик и начал меня веселить. Он требовал, чтобы я немедленно сорвал зло на нём, а не на ком-нибудь ещё, потому что он специально пришёл пожертвовать собою, — словом, чтобы его заткнуть, я сделал вид, что мне очень весело, и выставил его за дверь. А он помчался по коридору, выкрикивая что-то вроде: «Лучшее средство от плохого настроения — Виталий Петров, спрашивайте в аптеках города». Тут мне остро захотелось сказать Марине с Галиной, что это именно он виноват в том, что их заливают соседи.
— И всё это время ты сам очень хотел пожаловаться кому-то на то, что тебя тревожит, но всех волновали только их собственные проблемы, — понимающе кивнул Даниил Юрьевич. — Ну а теперь, когда ты передал весь груз чужих проблем мне, может быть, разнообразия ради, уйдёшь с работы пораньше? Мне рассказывали, и я даже смутно припоминаю из своего прежнего опыта, что если лечь спать и уснуть, то наутро уже большая часть проблем станет делами минувшего дня, а то, что останется, разрешится как бы само собой.
— Я не могу спать. Вернее, могу, но глубокой ночью, когда становится понятно, что писем и звонков из Парижа сегодня не будет.
— Могу подсказать тебе чудесный рецепт. Когда ждёшь письма или звонка из Парижа — позвони или напиши сам. Возможно, там тоже ждут их от тебя.
— Я не могу, — покачал головой коммерческий директор и вытащил из кармана записную книжку, — вот, смотрите. Я уже отправил ей на три письма и на две SMS больше, чем она мне, кроме того, последний звонок также был с моей стороны, следовательно...
— Ну если так, — развёл руками Даниил Юрьевич, — то пойди и просто прогуляйся. Забудь об этих письмах и звонках, они только того и ждут, чтобы поскорее напомнить о себе.
— Я пробовал забыть. Не забывается, — еле слышно прошелестел Константин Петрович, спрятал в карман записную книжку и поднялся с места.
Для того чтобы успокоить Лёву и вернуть его из агрессивно-деструктивного в рабоче-созидательное состояние, нет ничего лучше сверхурочной работы. Константин Петрович это качество хорошо знает и всегда использует в интересах общего дела. Поэтому, вместо того чтобы писать заявление об увольнении, Лёва отправился на поиски Вероники. Нужно было всего ничего: сделать ей экстремально хорошо, ну или хотя бы просто хорошо, разогнать тучи, вернуть в Северное полушарие весну, в Южное — осень, а в сердца людей — умиротворение и радость.