Модель событий

Лукас Ольга

— Ты чего тут шаришься?

— Да вот, забыл куда положил... И забыл что... — неопределённо пошевелил пальцами в воздухе Виталик.

— И? Твои действия?

— Вот найду — и вспомню всё.

Константин Петрович неодобрительно покачал головой и покинул приёмную.

— Может быть, ты и не терял ничего? — предположила Наташа. — Кофе выпей, вдруг ты от переутомления всё забыл?

— Это где и про что ты сейчас? — поднял голову Техник. — Кофе-кофе... Это такой модуль памяти, который... Да, пожалуй, я и вправду перегрелся.

Пока он тихонечко остывал

в углу, Наташа вновь попыталась сосредоточиться на договорах, которые у неё вот-вот должен был затребовать московский офис, но тут в приёмной появились сёстры Гусевы. Они, кажется, совсем разучились входить в помещение, как обычные люди: если впереди была дверь, они распахивали её ударом ноги; если не было двери — одним прыжком оказывались в центре помещения, вставали спина к спине и молниеносно сканировали взглядами местность. Только к Даниилу Юрьевичу они всегда заходили вежливо, потому что иначе бы его заговоренная дверь их попросту не впустила.

— Ты тут не видела этого, как его... — пощёлкала в воздухе пальцами Галина и с надеждой посмотрела на Наташу. — Техника этого нашего. Он кой-чего обещал, а сам смылся.

— Ой, милые, дорогие, скажите, что я вам обещал? — взмолился Виталик. И, что называется, нарвался.

Легко и плавно, как некрупные хищники, сёстры Гусевы обступили его, вынудив плотно прижаться спиной к спинке дивана.

— График, — громким шепотом сказала Галина.

— Ой, я дурра-а-ак! — воскликнул Техник, прижимая пальцы к вискам.

— Забыл? — строго спросила Марина.

— Потерял? — потянулась за ножом Галина.

— Да в кармане он у меня, а я зачем-то ищу его по всей приёмной! — Виталик выудил на белый свет и передал собеседницам слегка помятый листок, отвесил всем присутствующим дамам поклон и испарился.

— Ага, понятно, — кивнула Марина, повертев бумажку в руках, — сегодня вечером и займёмся.

Общественной миссией сестёр Гусевых была защита диких крыс от человеческой жестокости. Виталик уже давно покорно и беспрекословно выкачивал для них из закрытого архива планы дератизации районов города, а уж как дальше боевые старушки поступали с полученной информацией, он не знал, и знать не хотел.

В Тринадцатой редакции считали эту историю милой причудой двух пожилых гражданок: ну, одни бабульки подкармливают голубей, другие — кошек, третьи — собак, а эти вот с крысами нянькаются. Правда, сёстры Гусевы никогда не кормили крыс, полагая, что если крыса не в состоянии найти себе пропитание, то ей лучше бы вовсе не жить или покинуть территорию в поисках более хлебных мест. Сами крысы, кстати, были полностью с этим согласны.

Коллеги подшучивали над очаровательной слабостью стальных Бойцов, присылали им по электронной почте открыточки с умилительными крысятами, дарили плюшевые игрушки, и всё это сходило им с рук. Правду знал только Даниил Юрьевич, который хранил многие тайны своих подчинённых.

Конечно, никаких слабостей — ни очаровательных, ни ужасных — у сестёр Гусевых нет и быть не может, и то, что они так активно взялись за спасение диких крыс, — всего лишь зов крови.

Пятнадцать лет назад тётя с дядей

подарили на день рождения маленькой Ане Гусевой двух живых крысят, белых с серыми воротничками. Назвали крыс Снежинка и Кнопочка. Вообще-то Аня мечтала о таксе, но оказалось, что крыса — она совсем как такса, только размером поменьше. А две крысы — это ведь в два раза лучше, чем одна какая-то такса, которую надо выгуливать рано утром, перед тем как идти в школу.

Но очень скоро девочка узнала страшную правду: декоративные крысы не живут более трёх лет — так устроен их мир. Кажется, какой-то одноклассник, не в меру начитанный, но совсем бессердечный, решил её просветить. И в этот момент Аня, ничего ещё толком не знавшая о смерти, потому что её мир был вечным и неизменным, вдруг поняла: ничего ей больше не надо — заберите дорогущую красавицу куклу на шарнирах, юбку с заклёпками, какой ни у кого в городе нет, — заберите, только, пожалуйста, пусть Снежинка и Кнопочка живут столько, сколько и люди, пусть не умирают через год, пусть даже состарятся, но живут долго-предолго. Можно считать, что ей повезло: сформулируй она своё заветное желание как-нибудь иначе — ну, например: «Не хочу, чтобы мои крысы жили меньше, чем я», — и эта история закончилась бы быстро и очень печально.

Как раз в это время в чудесном Анином городке гостил Миша Кулаков, легендарный в те годы шемобор, специализировавшийся только на необычных делах. Анино желание было крайне любопытным — и невыполнимым с точки зрения простой логики, которой придерживались и простодушные мунги, и даже многие шемоборы. Многие, но только не сам Миша и его друг Коля Василенко, служивший в департаменте исполнения желаний. Порывшись в архивах, Коля нашёл примеры и прецеденты, объединив которые вместе можно было решить задачу, поставленную перед ними Аней Гусевой.

Миша Кулаков верил в безнаказанность победителей. Коля Василенко верил в то, что нет невыполнимых желаний — есть туповатые исполнители. Вместе они провели столь опасный и этически недопустимый эксперимент, после которого немедленно были вычеркнуты из всех списков своей организации и оказались вне закона.

Для начала молодые самоуверенные шемоборы нашли в том же городе двух старушек сестёр, доживавших свой век в маленькой тесной квартире в полном уединении. Каждая из них, втайне от другой, мечтала поскорее уйти из жизни тихо и незаметно, никому не доставляя хлопот. С такими желаниями Миша никогда не связывался: слишком легко исполнять, нет куража, да и восторга первопроходца тоже нет, но бабушки были лишь частью плана.

Воспользовавшись наработками второй ступени, к которым ему, как подающему надежды молодому гению, был открыт избирательный доступ, Коля позволил старушкам особым образом уснуть, чтобы уже никогда не проснуться, а в тела их, обладавшие немалым запасом прочности и жизненных сил, вселил Аниных домашних любимцев.

«Ну вот. Теперь назад не повернёшь. Эти бабки уже на том свете, а крысаки либо приживутся, либо не приживутся», — сказал Коля и щёлкнул пальцами по корешку книги «Собачье сердце», вдохновившей его на этот эксперимент.