Мое инопланетное детство
Шрифт:
“Тыр-тыр!” – отрывисто вскрикивал он, заслышав подозрительный шорох или учуяв запах опасного чужака.
Тыр произносил и другие звуки. Ими были писк и свист.
В зависимости от обстоятельств и писк, и свист звучали по-разному, и было понятно, что они обозначают.
Писком друг мог выразить удовольствие, возмущение, обиду, боль.
Свистом – зов, приветствие, просьбу, радость, но также сильный испуг и тоже боль.
Тыр был животным, и не умел говорить на человеческом языке. Но для общения со мной и моими родителями ему этого умения и не требовалось.
Он обладал замечательной способностью считывать наши мысли и передавать нам мысли свои, необъяснимым образом вкладывая их в наши головы. Однако его возможности простирались гораздо дальше: он распознавал и наши чувства.
– « -
В ожидании друга я всегда мечтал о Земле.
Мне верилось, что когда-нибудь я вернусь на родную планету и познакомлюсь там с мальчишками и девчонками – моими сверстниками. Они с неподдельным интересом станут меня слушать и передавать из уст в уста рассказы о планете моего детства, которым не будет конца. У меня появится друг в кругу мальчишек и подружка среди девчонок.
Мы будем делиться теплом наших душ и поддерживать друг друга в трудные минуты жизни.
Мы будем усердно учиться и обмениваться полученными знаниями.
Земля представлялась мне планетой чудес, потому что на ней можно было глубоко постигать разные науки, овладевать техникой и становиться специалистом любого профиля. Словом, жить полно, насыщенно, развивая свои лучшие способности и применяя их во благо себе и людям.
О технике, что существовала на Земле, я узнавал от родителей. Но этой техники было так много, что всю ее вообразить себе я не мог. Однако кое-какую – у меня получалось.
В своих мечтах я ехал на “обыкновенном”, как отзывалась о нем мама, автобусе, и по “обыкновенному”, тоже с ее слов, городу. Мне же и автобус, и город представлялись необыкновенными, даже фантастическими!
Я видел себя в капитанской рубке корабля, плывущего по бушующему океану, и наблюдал, как огромные волны поднимали корабль на свои гребни и опускали в свои впадины, бились о его борта и заливали палубу. Но страха я не испытывал, так как мама объяснила мне, что корабли – очень надежные сооружения.
Корабль рисовался в моем воображении величайшей лодкой, а игрушечную лодочку из ветки дерева вырезал для меня отец.
При создании лодочки он использовал свой замечательный складной ножик, сохранившийся с Земли. Когда лодочка была готова, отец впервые спустил ее на воду как раз у холмика, на котором я всегда ожидал Тыра, и лодочка поплыла.
Мечты уносили меня ввысь на небесном лайнере – стальной птице. Большой, как дракон, но не пугающей, как он.
О стали, ее несокрушимости и красоте я знаю по тому самому ножику отца, сохранившемуся с Земли. В сложенном виде его стальное лезвие прячется в таком же стальном корпусе. Открывается ножик совершенно незамысловато: нажатием на кнопочку в торце корпуса. Внутри корпуса прежде крепилась и расческа. Но для удобства постоянного использования отец высвободил ее из корпуса и отдал на сохранение маме.
Что до драконов, то с ними я познакомился на этой планете. Драконы здесь – дело обыденное, житейское, хотя и опасное. Но о них – не сейчас.
Я представлял себе собственные компьютер, мобильный телефон и грезил о них – понял из разговоров родителей, какие это увлекательные и необходимые вещи.
Да о чем я только не мечтал!
Я мечтал обо всем из того прекрасного земного, про которое мне становилось известно от родителей.
– « -
Вот и нынче, сидя на холмике у заводи, мыслями я был на планете, где имел счастье родиться.
Так продолжалось, пока до меня не дошло, что Тыр почему-то запаздывает.
Разволновавшись за него, я вскочил на ноги и стал вглядываться в ту часть леса, откуда он всегда появлялся.
Наконец где-то там прозвучал свист - неподражаемый и милый моему сердцу. Это был Тыр! Кто же еще. Просвистев, он дал мне понять, что соскучился и спешит.
Пролетели мгновения, и из-за ближайшего ко мне завала стал доноситься смачный хруст.
Несомненно, хруст был делом зубов Тыра.
Друг задержался за завалом, не преминув отгрызть веточку с повстречавшегося там кустика, и теперь лакомился ею.
Тыр любил поесть и ел почасту. Однажды он объяснил мне, что постоянного питания требует быстрый обмен веществ в его организме.
Вскоре хруст стих, и Тыр выпрыгнул из-за завала.
Объявившись тем самым в поле моего зрения, он присел на задние лапки и передними стал торопливо умываться после откушанной им веточки.
– « -
Когда Тыр присаживается на задние лапки, он делается ростом с меня. Если же привстает на задних лапках, становится выше меня, но не намного. Лапки у него короткие – что задние, что передние. Но данная природная особенность не мешает другу бегать очень быстро и ловко огибать всевозможные препятствия, если он не в состоянии через них перескочить.
Точно так же не мешает завидной проворности друга его упитанность.
– « -
В то время как Тыр умывался, я лишь наблюдал за ним, оставаясь на холмике.
Стоило выждать, пока мой жизнерадостный друг выплеснет первую радость от встречи. Иначе не миновать мне ушибов и ссадин. Тыр не владеет собой, когда радуется. Он куролесит! Носится взад-вперед и по кругу, брыкается, подпрыгивает в воздух и разворачивается в нем задом наперед. При всем при этом шаловливо трясет головой, склоняя ее набок.
Даже удивительно, как он может трясти ею в принципе. Шея у него коротенькая, толстенькая, неприметная и, по идее, должна быть неповоротливой. Но все наоборот.
– « -
Мне нравится наблюдать, как Тыр куролесит. Я веселюсь. А заодно
любуюсь его нежной шелковистой шерсткой, которая потрясающе переливается в лунном свете, когда друг движется быстро.
В основном шерстка у друга черная в бледно-желтых пятнах, и длинная. Лишь на мордочке, животике и лапках шерстка у него белая, и на этих частях тела, а также на ушках она коротенькая, как у мышки.