Мое обретение полюса
Шрифт:
Внезапно мы остановились. Издалека до нас донеслись низкие призывные крики моржей-самцов. Их басовое мычание приглушалось очень холодным воздухом и не давило на барабанные перепонки, как в солнечные летние дни. Шестеро моих спутников закричали от радости; они впали чуть ли не в истерику. Собаки, заслышав моржей, завыли и запрыгали в упряжи, дергая нарты. Мы отбросили бичи в сторону, и собаки дружно понеслись вперед, да так резво, что нам едва удавалось держаться за нарты.
Когда мы приблизились, ледяные поля помельчали. Время от времени попадался тонкий опасный лед. Мычание моржей стало громче. Мы спустились со льда, покрытого снегом, на тонкий черный лед, и я чувствовал себя так, словно летел над открытой пучиной. Мы остановили собак криками, распрягли их и привязали к отверстиям, просверленным ножами в ледяных глыбах.
Толкая нарты, где наготове лежали гарпуны, копья, ружья и ножи, мы двинулись вперед, держась поодаль друг от друга. Вскоре туман подсказал нам, что впереди опасные трещины. Теперь мы тщательно ощупывали лед шестом с острым наконечником. Я был позади нарт Кулутингва. Когда он подполз к кромке воды, послышался плеск, а затем дыхание моржа, да так близко, что нам показалось, будто нас обдало кристаллической водяной пылью, исторгнутой его ноздрями. Я продолжал толкать нарты вперед.
Уверенными размашистыми шагами Кулутингва с гарпуном в руке приблизился к самому краю воды и стал выжидать появления моржа. Мы слышали вздохи других моржей, которые доносились с разных сторон, а затем в темной воде, едва освещенной ущербной луной, мы увидели темные пузырьки воздуха. Неожиданный взрыв пара испугал меня. Я чуть не закричал, но эскимос, обернувшись, сделал мне знак рукой и прошептал: «Уит-у» (Жди).
Затем очень медленно он опустился на лед, распластался всем телом и удивительно точно стал имитировать призывные крики моржа. Его голос в ночи звучал сверхьестественно. Из чернильно-черной воды показалась голова зверя. Я увидел его длинные, спиралеобразные бивни цвета слоновой кости и два фосфоресцирующих глаза. Кулутингва не пошевелился. Меня трясло мелкой дрожью от холода и возбуждения. Почему он не наносит удар? Добыча, казалось, была в наших руках. Я издал восклицание, выражающее нетерпение и разочарование, когда голова с шумным всплеском исчезла, оставив на воде фосфоресцирующее пятно.
Несколько минут я стоял, пристально всматриваясь в сторону моря. Далеко на поверхности чернильно-черного океана, к моему изумлению, я увидел огни, похожие на отдаленные вспышки маяка либо на огни проходящего судна. Эти странные блуждающие огоньки арктического моря то вспыхивали, то внезапно гасли. Через мгновение я догадался, что они возникали в результате столкновения айсбергов. На поверхности этих ледяных гор, так же как и на поверхности моря, кишели микроорганизмы, те самые, что вызывают свечение моря в кильватерной струе корабля. Зрелище было неописуемо жуткое.
Внезапно я отпрянул от кромки воды, испуганный шумом, который исходил от поверхности льдины, на которой я стоял. Лед дрожал словно при землетрясении. Я поспешно отступил, но Кулутингва, лежавший у самого края воды, даже не пошевелился. Даже мертвый не мог бы оказаться более неподвижным. Пока я приходил в себя от изумления, лед в нескольких футах от эскимоса неожиданно треснул и разлетелся на куски словно от подводного взрыва. Эскимоса подбросило в воздух, и он приземлился еще ближе к кромке открытой возмущенной воды. Я видел, как он поднял руку и с необычайным проворством метнул гарпун. В то же мгновение я увидел белый бивень моржа и его фосфоресцирующие глаза. Они тут же исчезли.
Гарпун попал в цель. Линь, закрепленный свободным концом на древке пики, воткнутый в лед, быстро вытравливался. Мы знали, что раненый зверь обязательно вынырнет, чтобы глотнуть воздуха. Держа копье и ружье наготове, мы ждали, намереваясь, как только появится зверь, продырявить его кожаный панцирь. Потрогав линь, я понял, как боролось животное за свою жизнь там, глубоко под водой. Линь все же ослабевал, струйка пара поднималась над поверхностью воды, и тогда Кулутингва метал копье, а я стрелял из ружья. Воздух дрожал от мычания испуганного моржа. Затем наступило молчание.
Мы продолжали сражение часа два. Затем линь дал сильную слабину, и Кулутингва позвал остальных эскимосов. Все вместе мы вытянули на лед огромную тушу, покрытую дымящейся кровью. Собаки завыли от возбуждения.
Эскимосы, привычно работая ножами, срезали толстый слой жира, отделили мясо от костей и привязали окровавленную массу к нартам. Весьма быстро покончив с этим, они снова разделились; каждый бросился к своему месту у кромки воды и стал метать гарпун всякий раз, когда на поверхности воды появлялись маленькие гейзеры. Удача сопутствовала нам. Моржи один за другим извлекались из пучины на лед, и в течение нескольких часов все семь нарт были тяжело нагружены драгоценными припасами, которые теперь позволяли мне отправиться к полюсу. Мы устроили собакам легкое угощение и направились к берегу, оставив на льду груды моржового мяса, которое не могли увезти.
Добравшись до земли, мы, несмотря на усталость, приступили к строительству иглу для ночлегов. Неподалеку было эскимосское поселение. Мы попросили эскимосов этого поселения помочь нам доставить на берег добычу, которую оставили на льду, однако, прежде чем приступить к делу, мы позволили себе полакомиться сырым мясом, то есть устроили праздник обжорства, в котором с энтузиазмом приняли участие и собаки.
Едва мы доставили на берег все мясо и жир и сложили их на берегу, как со стороны зловещих, покрытых ледниками холмов внезапно налетели порывы ветра, крепчавшие с ужасающей силой.
Слепящая глаза метель хлестала замерзшую землю. Ветер дьявольски завывал. Не прошло и трех часов после нашей последней поездки на льду, как, заглушая рев ветра, послышался резонирующий треск. Бросая вызов порывам ветра, я вышел из иглу и сквозь темень смог разглядеть белые изломанные линии громоздящегося морского льда. Я слышал, как двигаются и ломаются огромные плавучие поля и куски ледника уносятся в открытое море. Если бы мы не поторопились и задержались в море еще на сутки, выслеживая моржей, нас унесло бы порывами этого внезапного ревущего урагана и, без всякого сомнения, мы погибли бы в пучине.
Ночью, точнее говоря, в течение того времени, что мы отводили для отдыха, шум льда не прекращался. Мне так и не удалось заснуть. Время от времени страшный треск пронизывал шторм. Иглу в соседнем поселении было сметено в море. Многие эскимосы, которые легли спать, сняв с себя одежду для просушки, обнаружили, что ветер ограбил их, унеся драгоценные меха.
Всю ночь до меня доносились возбужденные голоса эскимосов. В них звучал ужас. Одевшись, я ринулся в зубы шторму. Неподалеку я обнаружил группу эскимосов, которые метались по берегу; футах в двадцати под ними волны облизывали припай своими злобными языками. Люди швыряли в море веревки и что-то кричали. Как мне показалось, они кричали кому-то, кто в безнадежно холодных волнах боролся за жизнь.