Мое обретение полюса
Шрифт:
Сквозь кристально чистый воздух мой взгляд перебегал от равнин, клубящихся красочными сверкающими волнами, к словно танцующему горизонту. Миражи переворачивали все вверх ногами. Опрокинутые земли и странные предметы падали и вздымались, окутанные собственной тайной. А причина сих магических свойств атмосферы — это постоянная насыщенность ее великолепным полуночным сиянием солнца, которое пронзало своими лучами слои воздуха с разными температурами и плотностью.
Ежедневно посредством тщательных измерений я обнаруживал, что ночные тени стали короче и, как указывал теневой циферблат, почти одинаковой длины с тенями последующих дневных часов.
С помощью серии удачных астрономических наблюдений я определял наше местоположение на каждой стадии продвижения вперед.
С приближением полюса мое воображение взыграло. Нас всех охватило почти истеричное возбуждение. Моим «мальчикам» казалось, что они видят медведей и тюленей. Нам часто являлись новые земли, однако с изменением местоположения солнца горизонт всякий раз прояснялся. Нас охватило сильное желание пробиться к заветной тайне. Карабкаясь по длинной лестнице широт, мы ощущали, что каждый час работы придвигал нас все ближе к полюсу — к полюсу, обладания которым люди добивались три столетия и который, с благоволения судьбы, должен был стать моим!
Однако я чувствовал себя настолько усталым, что иногда, когда проходило мимолетное возбуждение, на меня словно находило отупение. Однако я все же обрел привычку подмечать увиденное. Так миля за милей передвигая ноги по ужасной ледяной пустыне, я смотрел больными, затуманенными глазами и запоминал все, что увидел.
От 88-й до 89-й параллели лед лежал большими, более ровными полями, чем это было южнее. [135] Я также заметил, что здесь улучшилась видимость. Казалось, я перекрывал глазами большие расстояния, и лед на горизонте имел менее угловатые очертания. Цвет неба и льда сменился на более глубокий, от пурпурного до голубого. У меня не было никаких способов проверить эти впечатления. Страстное желание найти что-нибудь необычное зажгло мое воображение. Однако, поскольку поверхность земли у полюса становится более плоской, вполне возможно, что здесь горизонт как бы естественно отодвигается. [136]
Note135
Описанный характер льда свидетельствует о том, что Ф. Кук пересек северную ветвь антициклональной циркуляции и оказался в относительно спокойной акватории Северного Ледовитого океана, своеобразном «ледоразделе» двух основных циркуляции дрейфа — антициклональной у берегов Канадского Арктического архипелага и циклональной в Евроазиатской части Арктики, в котором ранее дрейфовал «Фрам». Сходные условия сохранились и на ближайшие дни.
Note136
Чисто субъективное впечатление. Условия обзора вблизи полюса определяются теми же факторами, что и в других районах земного шара.
19 апреля в 8 часов утра мы расположились лагерем на живописном старом поле с торосами, на их верхушки было удобно взбираться для того, чтобы посмотреть вокруг. Мы разбили палатку и успокоили собак кусками пеммикана. Новая вспышка энтузиазма была вызвана неограниченной порцией горохового супа и несколькими полосками мороженого мяса. Затем мы купались в дарующих жизнь лучах солнца, отгородившись от пронизывающего ветра шелковой стеной палатки.
День был прекрасным. И если бы не усталость, которая несколько притупляла ощущение красоты, мы смогли бы в полной мере насладиться игрой света и красок на этой постоянно меняющейся, сверкающей сцене. Однако в нашем положении держать глаза открытыми только для того, чтобы продлить удовольствие, означало бы презреть жалобы ноющих от усталости мышц.
Авела и Этукишук вскоре забылись в глубоком сне, что было их единственным утешением при такой тяжелой жизни. По выработавшейся привычке я продолжал бодрствовать, чтобы провести астрономические наблюдения. Мои расчеты долготы показали 94°03 1. В полдень высота солнца была тщательно установлена секстаном, и широта после вычитания редукции оказалась равной 89°ЗГ. Дрейф отнес нас слишком далеко на восток, но тем не менее наше продвижение воодушевляло.
Я отложил в сторону инструмент, записал цифры расчетов в записную книжку. Затем, словно зачарованный, посмотрел на цифры. Мое сердце забилось в груди, голова закружилась от возбуждения. Ликуя, я поднялся на ноги. Мы были в 29 милях от полюса [137]
Note137
Практически долгота не изменилась с 8 апреля, что даже с учетом ошибок в определении координат позволяет считать влияние дрейфа минимальным в связи с выходом за активную северную ветвь циркуляции. Для внесения поправок в направление движения у Ф. Кука не было необходимой информации, так что подделать координаты по долготе он не мог.
Я, кажется, наделал шума в маленьком лагере. Этукишук проснулся, приподнялся и протер глаза. Я сказал ему, что за два обычных перехода мы, вероятно, сможем достигнуть «Tigi shu…»— «Большого гвоздя». Он вскочил на ноги, закричал от счастья и, не слишком нежно пнув ногой Авела, сообщил ему радостную новость.
Вместе они поднялись на торос и в бинокль попытались отыскать такое важное место, как земная ось!
— Если бы она лежала на расстоянии всего одной ночевки, тогда бы мы ее могли увидеть! — сказали они, и я рассмеялся. Ощущение, которое принес смех, было столь необычным, что поначалу я испугался: ведь я не смеялся уже много дней. Представления эскимосов были забавными, однако для них эта мысль была исключительно волнующей.
Я пытался объяснить им, что полюс невидим для глаз и что его положение определяется только с помощью инструментов. Хотя все это было за пределами их понимания, объяснение вполне удовлетворило их любопытство. Они разразились радостными криками. Часа два они распевали, кричали, плясали и всячески выражали дикую радость. Однако я пришел к выводу, что они веселились при мысли о скором возвращении домой.
Тем не менее эта радость была первым проявлением положительных эмоций, которые прорвались наружу за последние недели. Некоторое время меня обуревали страхи, что мы не сможем вернуться на землю, что у нас не хватит на это сил. Взрыв энтузиазма рассеял мои опасения. Мое сердце стучало от радости. Внутри меня, казалось, забил источник новых сил. Думая о тех мытарствах, через которые мы прошли, я удивляюсь теперь тому запасу сил, которые дремлют внутри нас, и иногда чувствую, что мне нужно писать не о слабости человека, а петь хвалу во славу его возможностей.
Теперь, когда до полюса осталось всего 29 миль, сон как рукой сняло. Мы приготовили внеочередной чайник чая, нашу излюбленную похлебку из пеммикана, откопали бисквиты — подарок самим себе — и насытились этими деликатесами, оставив немного для победного пира. Собаки, которые присоединили свои голоса к нашему радостному хору, получили по дополнительному куску пеммикана. Мы приятно провели в палатке еще несколько часов и затем, воодушевленные, стартовали.
С радостным сердцем шагая впереди, я почувствовал новый стимул для размышлений. Я представил все проделанное нами. Одно препятствие за другим были преодолены. Каждая одержанная победа придавала нам новые душевные силы для преодоления очередной преграды. В неравной борьбе человека с неживой природой так было всегда. Это было побудительным мотивом к продвижению вперед и только вперед, к самому подножию ступеней, ведущих к окончательному успеху. И теперь, после нашей самоотверженной борьбы со стихиями — противниками нашего продвижения вперед, размеренной поступью по 15 миль в. сутки к нам пришел триумф!
Мы были возбуждены до крайности. Наши ноги ощущали непривычную легкость. Даже собаки заразились нашим энтузиазмом. Они неслись вперед так быстро, что мне стоило больших трудов опережать их, чтобы прокладывать курс. Мы с жадностью осматривали горизонт в поисках чего-то, что бы говорило о приближении полюса. Однако вокруг не было ничего необычного. Те же просторы подвижных ледяных полей, которые мы видели на протяжении 500-мильного пути, расстилались вокруг.
Окружающий ландшафт, на который мы смотрели теперь радостными глазами, представал перед нами в новом величии. Однообразные синие, голубые и пурпурные просторы теперь преобразились в золотые равнины, на которых сверкали сапфировые озера и журчали ручейки из рубинового пламени. Их опоясывали пурпурные горы с позолоченными гребнями. Это был один из тех немногих дней, проведенных нами на паковом льду, когда вся природа радостно улыбалась нам.
Далеко за полночь, когда великолепие летней ночи перешло в более спокойное продолжение ясного дня, золотые лучи солнца, сверкавшие на снежной равнине, стали почти жаркими. Тени торосов и ледяных гребней окрасились в более глубокий пурпур, и горящий оранжевый мир замаячил перед нами какими-то титаническими формами, разукрашенными по-королевски.
Продвигаясь в нескольких сотнях ярдов впереди нарт с компасом и ледорубом в руках, я, как обычно, не мог противостоять искушению и часто оборачивался, чтобы наблюдать, как движется нартовый поезд — вереница собак, словно обжигаемых небесным пламенем. Ледяные стены по всему горизонту сияли червонным золотом, в которое словно драгоценные камни были вправлены пятна горящих красок. Ледяные равнины переливались всеми оттенками пурпура и голубизны, а над ними, словно широко раскинутые крылья огромного ангела, развевались золотые стяги. Собаки бежали рысью сквозь море трепещущих красок, опустив вниз носы, вытянув хвосты, упираясь в постромки плечами, словно кони, запряженные в колесницу. Здесь они казались гораздо крупнее. Молодые эскимосы, распевающие о любви, следовали за ними легкими, скользящими шагами. С резким щелканьем взмывал в воздух бич. Над людьми и собаками плыло облако пара, которое, подобно ладану, серебрилось в воздухе, — это был верный признак быстрого движения.