Мое прекрасное искупление
Шрифт:
Томас не отвел от меня взгляда, и я не могла перестать смотреть на него.
– Можно я… прошу прощения… – сказал Сойер.
Я пару раз моргнула и подняла глаза:
– Ой, конечно, прости.
Я поднялась, давая ему пройти, потом вернулась на свое место, пытаясь не съежиться под пристальным взглядом Томаса.
Тесса поставила на стол закуски и три небольшие тарелочки. Наполнила полупустой бокал Томаса бордовым мерло, я же прикрыла свой бокал ладонью.
Сойер поднес вино к губам, и за нашим столиком повисла
– Ты рассказал ей про Камиллу? – спросил Сойер.
Волоски на моем затылке встали дыбом, а во рту пересохло. Я залпом допила свое красное вино. Томас усмехнулся и снисходительно посмотрел на Сойера:
– Ты рассказал Тессе о своей сыпи?
Сойер чуть не захлебнулся вином. Тесса хотела что-нибудь ответить, но не смогла и в итоге вернулась на кухню.
– Ну почему? Почему ты ведешь себя как сволочь?
Томас усмехнулся, а я пыталась перебороть улыбку, но не смогла, хихикнув над своим бокалом.
Сойер тоже засмеялся, потом покачал головой, щедро намазывая хумус на лепешку.
– Отлично сыграно, Мэддокс, просто отлично.
Томас взглянул на меня исподлобья:
– Лииз, как будешь добираться домой?
– Ты подвезешь.
Он коротко кивнул:
– Не хочу признавать, но я рад, что ты на это согласилась.
Глава 10
– Спасибо, – тихо проговорила я.
Я старалась не смотреть на загорелую полоску кожи, что выглядывала из-под белой футболки Томаса, пока он вешал картину. Ее я купила сразу же по окончании своей подготовки. Эта гравюра на холсте была слишком тяжелой для настенного декора.
– Мрачная картина, – сказал Томас, спускаясь со стула на ковер.
– Это Ямамото Такато. Мой любимый современный японский художник.
– Кто они? – спросил Томас, имея в виду двух сестер с картины.
Девушки лежали под ночным небом. Одна из сестер смотрела вверх, очевидно, наслаждаясь происходившим между ними озорством. Вторая взирала на нас с Томасом с угрюмым и скучающим видом.
– Они наблюдают. Слушают. Прямо как мы.
Для него мои слова прозвучали неубедительно.
– Они очень странные.
Я скрестила руки на груди и улыбнулась, радуясь тому, что наконец сестры на месте.
– Он потрясающий художник. Тебе стоит посмотреть остальные работы. По сравнению с ними эта картина очень скромная.
По лицу Томаса было видно, что он не слишком одобряет мой выбор.
Я задрала подбородок.
– А мне они нравятся, – сказала я.
Томас вобрал воздуха в легкие, покачал головой и вздохнул:
– Чем бы дитя ни тешилось. Ладно… мне пора.
– Спасибо, что привез меня домой. Спасибо за кронштейн. Спасибо, что повесил девочек.
– Девочек?
Я пожала плечами:
– У них нет имен.
– Потому что они ненастоящие.
– Для меня настоящие.
Томас поднял стул и отнес обратно к столу, но вдруг остановился, стиснув сиденье, и слегка подался вперед:
– Говоря о ненастоящем… Я все думал, как обсудить с тобой некоторые аспекты нашей поездки.
– Какие?
Томас выпрямил спину и подошел ко мне. Потом склонился, останавливаясь в паре дюймов от моего лица, и повернул голову набок.
– Ты что делаешь? – отпрянула я.
Довольный результатом, он отступил.
– Проверяю твою реакцию. Я был прав, что завел сейчас этот разговор. Если я не буду проявлять знаки внимания, они что-нибудь заподозрят. Ты не должна шарахаться от меня.
– Я и не буду.
– Уверена? А разве сейчас ты не пыталась вдарить мне между ног?
– Да… Но прежде я позволяла тебе целовать себя.
– В пьяном виде, – с ухмылкой сказал Томас. Он прошел на середину комнаты и сел на диван так, будто был здесь хозяином. – Это не в счет.
Я проследовала за ним, на секунду задержала на нем взгляд, а затем села справа, не оставляя пространства между нами. Прильнула щекой к груди и провела пальцами по крепким мышцам живота, затем положила ладонь на левый бок, приобнимая Томаса.
Я полностью расслабилась, скрестила ноги, заводя правую на колено Томаса и буквально обтекая его всем телом. Уютно устроилась рядом с ним и улыбнулась, ведь Томас Мэддокс – проницательный спецагент с потрясающим самообладанием – сидел неподвижно, словно статуя, а его сердце громко стучало в груди.
– Это не мне нужно попрактиковаться, – ухмыльнулась я и закрыла глаза.
Наконец я почувствовала, как его мышцы расслабляются. Он обнял меня за плечи и положил подбородок мне на макушку. Полностью выдохнул и еще долго не осмеливался снова вздохнуть.
Так мы и сидели, не думая ни о чем, окутанные тишиной моей квартиры и шумом, что шел с улицы. По мокрому асфальту все еще скрипели шины, сигналили автомобили, хлопали дверцы. Иногда раздавались выкрики, визжали тормоза или лаяла собака.
Сидя внутри вместе с Томасом на том самом диване, который мы обновили в ночь нашего знакомства, я будто перенеслась в альтернативную вселенную.
– Мне хорошо, – наконец сказал Томас.
– Хорошо? – слегка обиженно проговорила я.
Я же чувствовала себя просто замечательно. Никто меня так не обнимал со времен Джексона в Чикаго, и те ощущения были менее яркими.
Я и не думала, что буду тосковать по чьему-то прикосновению, особенно после того, как игнорировала проявление любви со стороны Джексона. Но подобного не было уже около месяца, отчего я чувствовала себя одинокой и слегка депрессивной. Конечно, это вполне обычно для любого, но меня не одолевало бы такое отчаяние, не ощути я прикосновения рук Томаса в свою первую ночь в Сан-Диего. И каждый день после я скучала по ним.