Мое сердце между строк
Шрифт:
— Если прищурю глаза, — говорит Оливер. — Они стоят так далеко в верхнем углу.
— Это то место, где ты идешь с Фрампом через лес... Да! Мы проведем опыт на собаке! — предлагаю я.
Оливер качает головой. — Фрамп? Ты не можешь этого сделать.
— Оливер, он просто собака. Вероятно, он никогда не узнает об этом.
— Только собака?! — Оливер в ярости подпрыгивает вверх.
— Эта "собака" говорит на трех языках, она — шахматный гений и случайно мой лучший друг. Или ты забыла, что он тоже раньше был человеком?
—
— Я мог бы отдать тебе свой камзол, — предлагает Оливер.
— Лучше оставь одежду при себе. Я считаю, что мы должны посмотреть, что произойдет с живым существом, или?
— Подожди-ка, — он стремительно несется в другую сторону страницы, и на мгновение исчезает на краю иллюстрации, а затем появляется снова с улыбкой на губах. — Я могу предложить тебе рыбу с сорок второй страницы.
— Я не знаю... Разве мы не должны взять животное, которое не живет в воде? Если оно не выживет, мы не можем списать это на то, что у нее нет легких.
— Ты совершенно права, — вздыхает Оливер. Он шлепает себя по затылку, а затем проводит рукой по лицу. — Проклятые пауки.
Как только я хочу спросить его о том, откуда они могут взяться здесь, потому, что нахожу захватывающим все, что появляется, или исчезает таким образом. Но тогда я замечаю, что, вероятно, есть огромное количество микроскопически маленьких вещей, которые не замечает читатель: шахматная доска на песке, пауки, даже принцы. — Подожди! — я наклоняюсь ниже над книгой.
— Оливер, ты убил паука?
— Он укусил меня!
— Он был бы прекрасным кроликом — испытуемым, — объясняю я.
Его лицо светлеет. — Ну конечно. И если он выживет, тогда у меня действительно будет повод праздновать.
Он встает на четвереньки и начинает
искать животные. — Вот он, — говорит Оливер и вытягивает руку вперед. В его руке извивается паук.
— А теперь? — спрашиваю я.
Оливер смотрит на меня. — Ну да, я думаю, что ты просто заберешь его.
Осторожно я опускаю руку вниз и пытаюсь схватить паука, но ничего не происходит. Между нами барьер, тоньше, чем шелк, но невероятно крепкий.
— Так не пойдет.
— Я забыл про стену, — говорит он. Погруженный в мысли он опускается на землю.
— Стену? — спрашиваю я.
— То, что вероятно защищает нас, если читатель не аккуратно обращается с книгой или загибает страницу в середине рисунка.
Мягкая, но ничто не может преодолеть ее, она обладает большой силой, — он смотрит вверх. — Поверь мне, я пытался.
— Нам нужно что-нибудь, чтобы проделать дырку...
Оливер выхватывает кинжал из-за пояса, разбегается и бросается в мою сторону так стремительно, что я невольно закрываю лицо руками, как будто он мог выскочить оттуда и приземлиться прямо передо мной.
Но все же, когда я раздвигаю пальцы, он лежит на спине и пристально смотрит в небо.
— Оу, — бормочет он.
— Научный опыт номер 1, — говорю я. — Ты не можешь преодолеть барьер между нами.
Он садится и потирает лоб.
— Верно, — соглашается он, — Но у тебя есть шанс.
— Ты хочешь, чтобы я ковырялась ножом в книге?
— Нет, — говорит Оливер. — Ты должна
разорвать книгу.
Я дышу с трудом. — Даже не рассматривается!
Это книга из школьной библиотеки!
— Я знал же, что ты не воспринимала это всерьез, — шепчет Оливер. — Ну, давай, Делайла. Только маленькая трещинка, чтобы я смог просунуть к тебе паука.
Когда он снова дарит мне эту улыбку, которая заставляет меня чувствовать себя единственный важным для него человека во вселенной ( но, вероятно в данном случае это соответствует действительности), я растеряна. — Ну, хорошо, — говорю я вздохнув.
Осторожно я зажимаю страницами между пальцами и делаю крохотную, едва видимую трещинку внутри.
— Делайла, — говорит Оливер. — Я не смог бы там просунуть даже микроба, не говоря уже о пауке. Могла бы ты попробовать еще раз, пожалуйста? И на этот раз немного более храбрее.
— Ну, хорошо, — я хватаю верхний край страницы пальцами и аккуратно тяну ее. Бумага рвется.
— Это должно быть наверху страницы, совершенно ясно... — Оливер косит глаза наверх и устало смотрит на крутую скалу, которая возвышается над ним.
— Ты же делаешь это и для Серафимы тоже, — говорю уверенно я.
— Редко бывает так смешно, — с пауком в кулаке он смотрит наверх. — Как я должен одновременно держать эту штуку и карабкаться по скале? — Оливер кривит лицо и кладет паука на язык.
— Это же отвратительно! — реву я.
— Ммффм, — говорит Оливер, но его взгляд говорит о другом. Он начинает карабкаться по скале, набирая скорость, приближаясь ближе к вершине скалы. Затем медленно двигается направо, туда, где я надорвала страницу.
Рука у рта он выплевывает паука. — Это, — говорит он, — было, правда, отвратительно. — Он смотрит на меня через плечо. — Ты готова?
— Да, — говорю я. Когда мои пальцы ложатся на разорванную бумагу, я чувствую себя идиоткой.
Оливер вытягивает руку. Паук начинает ползти по его ладони, по безымянному пальцу, мизинцу. Когда он добирается кончика пальца, его ноги ищут опору и находят трещину в бумаге.
И внезапно на моей ладони оказывается маленькая черная точка.
Он почти не видим, неприятно теплый и влажный. На моих глазах он начинает расти, до тех пор, пока не принимает нормальный размер восьминогого паука.