Могила на взморье
Шрифт:
— Ну ладно, давай быстро сходим ко мне,— неохотно сказал Пьер Маргрете и уходя, бросил мне извиняющийся взгляд.
Состояние Жаклин отошло для меня на второй план из-за возникшей где-то внутри смеси из тошноты, грусти по поводу смерти Юлиана и замешательстве от того, как мы вели себя в связи с этим за столом. Я не могла сказать точно, что мне мешало, но мне точно что-то мешало.
Маргрете, кряхтя, поднялась.
— Посмотрю, как там мама,— сказала она и оставила меня наедине с Харри и Майком.
После некоторого, очень неприятного для меня молчания, Майк сказал:
— Тебе, наверное, тяжелее всего, Лея.
Не успел он произнести
Когда все прошло, и последняя капля вылилась из моего желудка, я поняла, что только что сидела за одним столом с убийцей.
Эта мысль постепенно приобретала четкие контуры. Если Юлиан был убит тридцать первого августа девяностого года и закопан именно во «дворце»... Почему вообще закопан? Только для того, чтобы все считали его пропавшим без вести... Кому это было выгодно? Почти не могло быть иначе... что... кто-то из его друзей...
Я встала, умылась и посмотрела на себя в зеркало.
Были ли мы вообще друзьями? Тысячу лет назад, перед расставаниями, обидами, изменениями, перед ударом судьбы? Мы были детьми, а в детском возрасте дружба часто бывает произвольной, не долгой. Переходишь в другой класс, переезжаешь в соседний город и на этом все. Когда мы уже не были детьми, с ноября восемьдесят девятого года, мы упивались возможностями, которые подносило нам на блюдечке будущее. В таком угаре каждый дружил с каждым, банкир и кассир, бизнес-леди и уборщица, убийца и его будущая жертва. На протяжении четверти века я хранила воспоминания о нашей дружбе, с годами они даже превратились в миф, а мифы, как известно, это часто повторяющаяся ложь, которую охотно слушают и передают дальше. То, что мы еще испытывали друг к другу, не имело ничего общего с дружбой.
Кому я еще могла доверять?
В дверь ванной комнаты постучал Пьер.
— Лея? С тобой все в порядке?
Я открыла.
— Да. Мне стало плохо от вина.
Вернувшись вместе с ним на кухню, я заметила две вещи: На столе перед Харри лежал порванный на мелкие кусочки чек, а в темном углу стоял полный человек с красным лицом.
— Меня зовут Мирослав Амманн,— представился он. — Главный комиссар.
Комиссар полиции Амманн объяснил нам на кухне у Маргрете, что, по всей видимости, покойным действительно являлся Юлиан. В его зимней куртке они нашли заржавевший брелок для ключей с его именем.
— Мы должны дождаться результатов судмедэкспертизы, — сообщил он, — но уже сейчас можно предположить, что молодой человек был убит тяжелым, тупым предметом. По всей видимости, у него раздроблена передняя, лобовая часть лица.
— О, боже, — прошептала я.
Не знаю почему, но после того, что я узнала, вся эта история стала для меня еще хуже. То, что Юлиан в момент смерти смотрел в глаза своего убийцы... какой ужас! А убийцей был кто-то, кого я еще пару часов назад считала своим другом или подругой.
— Вы понимаете,— сказал Амманн,— что я должен задать всем вам несколько вопросов. Господин Никель, я слышал, что ваша жена уже ушла спать. Наверняка ее шокировали последние события. Вы можете пойти к ней. Наш разговор может подождать до понедельника.
Майк не решался принимать это предложение. В какой-то степени, он все еще считал себя главным в нашей компании и, тем самым, нес за нас ответственность. По крайней мере,
Амманн крепко пожал Майку руку на прощание.
— Надеюсь, Ваша супруга скоро поправится. Мои наилучшие пожелания.
Лезть вон из кожи вышло из моды. Тем не менее, мне казалось, что я слышала этот звук издалека.
Несмотря на мой бледный, как у привидения цвет лица, Амманн, видимо, решил, что я в более подходящем состоянии для допроса, чем сильный и крепкий Майк. Он хотел обязательно начать с меня и собирался лично вести допрос. Казалось, он чувствовал мою антипатию и отвечал ею же. Наверное, поэтому он и хотел допрашивать меня сам, в то время как Пьера, Маргрете и Харри допрашивали его подчиненные. Мы вели разговор холодно вежливым тоном.
Большинство вопросов, которые он задавал мне в гостиной Петерсенов, я считала идиотскими. Например, путем безумно сложно сформулированных предложений, он пытался связать исчезновение Юлиана с моим отъездом в Аргентину несколько недель спустя. Я могла бы указать ему на то, что Жаклин и Майк тогда уехали с Пёль еще до меня, но сдержалась. Вместо этого я спокойно изложила ему, что вряд ли стала бы ждать несколько месяцев, если бы убила Юлиана в припадке ярости. На его вопрос, что я делала тридцать первого августа девяностого года, ответила встречным вопросом, что он делал двадцать второго апреля девяносто первого года и вечером шестого октября девяносто второго.
Не говоря уже о том, что прошло слишком много времени, чтобы давать серьезный ответ на этот вопрос, те летние недели были для меня совершенно однообразными. Я бы ни за что не смогла вспомнить каждый отдельный вечер. Теми немногими особенностями, вздымавшимися из моря внутренней пустоты, являлись похороны родителей и знакомство с Карлосом. Даже первый секс с Карлосом я помнила смутно, тогда как секс с Юлианом запомнился настолько, будто это было всего несколько дней назад.
Я не могла помочь Амманну и, хотя его задачей было найти убийцу Юлиана и тем самым отомстить за его смерть, я не желала ему в этом успеха. Этот тип даже как-то сблизил нас с Сабиной, по крайней мере, я была солидарна с ней в ее неприязни к этому человеку.
— Ваша сестра приходила ко мне несколько месяцев назад, Вы знали об этом? Мы немного поболтали о старых добрых временах, мы ведь даже встречались когда-то. Воспользовавшись случаем, я и с ней поговорил об исчезновении Юлиана Моргенрота, как коллега с коллегой. Это дело мне всегда казалось странным. Сабина тоже знала этого парня, вполне возможно, что она, на свой страх и риск, начала вести собственное расследование, но не рассчитала своих сил. Такое вполне возможно. Если бы она только подключила меня. Но она всегда была немного... трудной. В любом случае, после сегодняшней находки мы вернемся и к расследованию несчастного случая, в котором Сабина погибла, а Вы, госпожа Хернандез, получили тяжелые ранения.