Могильщик. Цена покоя
Шрифт:
— Другие говорят, что исковерканные магией крысы, — пожал плечами светловолосый могильщик. — Да и в любом случае, они УЖЕ не люди. Или ты жалеешь цирковых животных? Так я могу тебе сказать, что в неволе они дольше живут, лучше питаются. Или ты жалеешь крысолака за то, как над ним потешаются, когда он трахает бабу? Так ему в этот момент ой как хорошо, и он совсем не обижается.
— Нет. Просто мы тоже не люди.
— Что?
— Мы уже тоже не люди, — зло повторил Велион. — Мы такие же выродки, рождённые войной. По крайней мере, так говорят те, кто считает себя людьми.
— Перегибаешь палку.
— Возможно. Но я в последнее время слышу об этом всё чаще.
— Веришь в бредни, которые несут жрецы Единого? Не ожидал от тебя. Так ты отказываешься?
— Нет, — сказал Велион, с секунду подумав. — Пять крон — большие деньги.
— Вот и хорошо. Давай есть рыбу. Всё-таки крысолак — животное, пусть и разумное. А мы с тобой когда-то, но всё же были людьми.
Черноволосый могильщик усмехнулся и потянулся за едой. Горячая рыба совершенно не жгла руку, если брать её в перчатке. Рыжий перчаток не носил. Может, думает, что так он больше похож на человека?
— Нужна верёвка, — пробурчал Рыжий, засовывая в рот парящий кусок рыбы. — И деревянные щиты. Говорят, эти засранцы нехило швыряют камнями.
— Ты же не с боем прорываться будешь, — хмыкнул Велион. — Хватит одной верёвки. Прокрадёмся днём в город… попробуем своровать детёныша… Они вообще чем занимаются днями?
— Кто бы знал… Говорят, они там даже что-то выращивают, хотя землю не обрабатывают. Думаю, как обычные крысы копошатся в помойке.
— Столько-то лет?
— Да не знаю я, как они живут! — раздосадовано буркнул Рыжий, бросая в огонь рыбьи кости. — Знал бы, не думал, что да как делать!
— Неужели их никто не исследовал? — продолжал допытываться Велион. — Как живут, чем питаются? Не думаю, что разумная раса ни разу не привлекла внимания. Уж если я про неё слышал… Или ты ничего не пытался узнать?
— Да как же не пытался, пытался, — собеседник Велиона потёр жёсткий ёжик волос на макушке. — Но без толку. И маги, говорят, пытались. Граф Ульский, здешний хозяин, снаряжал экспедицию лет семь назад. Из экспедиции, а, по слухам, ушло в неё три мага и две дюжины всадников, не вернулся никто, сгинули в городе. Он тогда взъярился, хотел сравнять могильник с землёй, но быстро успокоился. Во-первых, это привело бы к ещё большим потерям. Во-вторых, из-за крысолаков здесь слоняется меньше шушары вроде нас, могильщиков, и обычных мародёров. Так что всё оставили как есть.
— И ничего не известно?
— Практически.
— И что же ты собираешься делать? С верёвкой вломиться в город, похитить детёныша и драпать?
— Не знаю, — Рыжий тяжело вздохнул. — Не знаю. Может, понаблюдать сначала. На месте разберёмся.
Велион угрюмо кивнул. Предприятие нравилось ему всё меньше. Сгинуть от лап (или рук?) разумных не то зверей, не то почти людей, потом, скорее всего, оказаться в их желудках, вот как этот жареный окунь…
Пять крон — большие деньги.
— Надо купить верёвку, — повторил Рыжий. — Твою мать, — буркнул он, щупая бурдюк. — Пустой. Больше нет?
— Нет.
— Значит, надо идти в деревню. Не знаешь, ближайшая близко?
— В миле, — улыбнулся Велион.
— Я туда не пойду.
— Отдадим мою удочку взамен украденной, я её купил. Да и поедим нормально, а то я от этой рыбы только ещё больше есть захотел.
Рыжий подумал несколько секунд и кивнул.
— Ладно, — буркнул он. — Но если меня побьют, виноват будешь ты.
— Виноват будешь ты, — усмехнулся черноволосый могильщик. — И никто боле.
***
Валлай поправил камзол, но сделал это скорее из-за лёгкого невроза, чем неудобства — он давно привык к тесноте в локтях и лёгкой скованности движений. Ещё раз одёрнув рукава, кашлянул, утёр выступивший от жары на лбу пот и, наконец, постучал в ворота Храма Безликого и Столикого.
Вообще, храм был закрыт для любых посещений на реконструкцию, о чём знали все в городе, а если бы и не знали, то могли бы прочесть объявление на богато украшенной табличке, висящей прямо у молоточка. Но Настоятель говорил, мол, их пустят без проблем, и встреча будет деловой. А сам за час до назначенного времени прислал письмо, в котором писал о неотложных делах и просил (скорее, приказал, но вежливо) рубаку идти самому, не пояснив ни с кем будет эта встреча, ни зачем она вообще нужна.
И вот, Валлай стоит у закрытых ворот, постукивает молоточком по наковаленке, ему никто не открывает, а прохожие смотрят на него, как на умственно отсталого. Один богато одетый старичок даже приостановился, но всё же прошёл мимо. А через несколько секунд вернулся и подошёл прямо к наёмному убийце.
— Молодой человек, — предельно вежливо произнёс старик и ткнул указательным пальцем в табличку, — вот здесь же написано: «Х-р-а-м…», — он принялся читать по буквам, как малому ребёнку.
— Я умею читать, господин, — нервно ответил Валлай. — Мне назначено.
— Никому не назначают в Храм Безликого и Столикого уже больше двух месяцев…
Практически бесшумно в воротах открылась небольшая дверь, которую Валлай даже не увидел. В двери стоял тучный жрец в простой на первый взгляд рясе. Простой, если не считать, что сделана она была из шёлка, а шёлк здесь, в Ариланте, продавался на вес золота без всяких преувеличений. И, судя по объёму жреца, только его пузо скрывал приличный такой золотой слиток.
— Входите, господин Валлай, — проворковал жрец и посторонился.
«Я же сказал, мне назначено», — едва не сказал рубака вслух так, чтобы его услышали даже те, кто давно прошёл мимо, но, сдержавшись, просто кивнул старику и вошёл.
— Я не вижу господина Ангиура, — произнёс жрец.
— У него появились неотложные дела, — уклончиво ответил Валлай.
— Вы же знаете дорогу? — даже не скрывая надежду в голосе, спросил пузан.
— Нет. Я даже не знаю, с кем у меня назначена встреча.
— Прошу за мной.
Они прошли по аллее со стоящими в два ряда статуями Единого. Первая статуя слева скрывала лицо в ладонях, а у той, что справа, ладони были отняты от лица, на котором едва угадывались человеческие черты. Во второй статуе слева угадывался Кузнец, несмотря на то, что молота — обязательного атрибута — никто не изобразил, а справа — Мудрец. И дальше — Воин, Пахарь, Охотник… У статуй чуть дальше даже начали угадываться женские черты — более широкие бёдра, узкие плечи, наметившаяся грудь. Мать, Пифия…