Могильщик. Цена покоя

Башунов Геннадий Алексеевич

Вот и пригодился…

— Спасибо! — обрадовано поблагодарил мальчишка. — Папа, можно?

— Можно, — улыбнулся Аргамер.

Велион, радостно смеясь, убежал.

— Весь в мать, — тихо проговорил Аргамер. — Только волосы мои, — сказал он с гордостью, приглаживая чёлку.

У его волос был иссиня-чёрный цвет. Цвет вороного крыла, ничуть не светлее, чем у Велиона.

— Прощай, — сказал могильщик, закидывая рюкзак на спину.

— Будешь в этих краях, заходи, — произнёс Аргамер, протягивая руку.

Велион крепко сжал его ладонь.

— Обязательно, — солгал он.

Ноги будто бы поедали

дорогу. Шагалось легко, но, казалось, чего-то не хватало, как будто он что-то забыл. Забыл какую-то очень важную вещь, из-за чего в нём поселилась пустота, как в пустом кармане, который всегда раньше оттягивала тяжесть. По привычке суёшь туда руку в поисках вещицы, хранящейся там всегда, а встречаешь пустоту. Он думал о том, что даже не узнал, отчего умерла Свиша, что не разузнал толком, как рос Велион… Не узнал ничего из того, что ему хотелось бы, только разбередил воспоминания. Но на душе стало чуть легче.

Увидев подходящий камень, Велион свернул с дороги и расположился на нём. Нет, он не устал. Просто ему кое-что нужно сделать.

Он долго копался в рюкзаке. Наконец то, что он искал, нашлось. Велион извлёк на свет перо и чернила, выудил из кармана плаща смятое письмо, перевернул чистой стороной, разгладил. Долго думал, как начать, и, не придумав ничего лучше, написал кривым почерком:

«Дорогая моя Свиша…».

Глава семнадцатая. Судьба привела

В какой-то момент Велион понял: знакомые места и могильники обрыдли ему настолько, что он видеть их не хочет. Поэтому за следующие пару недель он ушёл на восток так далеко, как не заходил никогда раньше. Могильников здесь было немного, обжитых мест — ещё меньше. Но пока это его устраивало. Он выбрал на карте небольшой могильник и уже держал путь к нему, как по дороге попалась живописная речушка. И в этот же момент ему захотелось порыбачить.

Порой на него нападала подобная блажь. То ему хотелось посидеть с удочкой в теньке, то побродить с луком по лесу, а иногда он сворачивал с дороги и по нескольку дней жил в шалаше. На самом деле, в подавляющем большинстве случаев это никакой блажью не было, а диктовалось абсолютно прагматичной причиной — отсутствием денег на еду и крышу над головой. Но в данный момент деньги у могильщика были, поэтому ничем, кроме блажи, свою рыбалку он не объяснял. Боги, ему даже пришлось потратиться на эту рыбалку — сначала купить в ближайшей деревеньке удочку, леску, блесну и крючки, овощи на уху, дать позеленевший от времени медяк деревенскому парнишке, который накопал ему червей, а потом ещё один за то, что отвёл его к реке.

Место мальчуган показал хорошее — спрятанный в деревьях небольшой глиняный обрыв над омутом, что было просто замечательно — день обещал быть жарким. Здесь было тихо и безлюдно.

Велион расположился на обрыве, достал бурдюк с пивом и, забросив удочку, начал слушать лес и реку. Ветер тихонько шумел в деревьях, затянула свою бесконечную шарманку кукушка. Хорошо. Нет ни костей, ни магии, ни развалин, ни теней прошлого, ни видений. Наоборот, всё живёт и цветёт, как это должно быть весной. Тихо и спокойно…

Велион встрепенулся. Чуть не заснул. Наплевав на рыбу, он отбросил удочку, разделся и прыгнул в омут. У поверхности вода была тёплой, если нырнуть поглубже, становилось даже не свежо — холодно.

Могильщику захотелось нырнуть до самого дна омута, но он побоялся. Во-первых, со дна могли бить холодные ключи, и если у него сведёт руку или ногу, спасать его будет некому. Во-вторых… страшновато было заплывать в такую тьму. Могильщик в который раз в жизни признался себе в том, что боится глубины и неизвестности больше, чем могильников, и выбрался на берег. Подумав, он всё-таки забросил во второй раз удочку. Рыбу, конечно, лучше ловить на рассвете, а сейчас уже почти полдень, и на улов рассчитывать не приходится, но ведь он получает удовольствие, а не рыбачит ради еды.

Когда бурдюк опустел наполовину, солнце начало клониться к западу, а на траве по-прежнему не лежало ни одной рыбки, Велион задремал.

Разбудила его чья-то ругань и треск веток. Могильщик протёр глаза и, придвинув поближе ножны с ножом, начал наблюдать за лесом. Некто, ломящийся через лес, шёл в его сторону. Судя по всему, не местный — в сотне шагов к югу к реке вела отличная тропинка, а этот пёр напрямик через густой подлесок и кусты. Вор или разбойник вряд ли стал бы так шуметь, так что бояться, скорее всего, нечего, но откладывать клинок Велион не стал. Пусть уж лучше его боятся.

Из леса выскочил невысокий сухощавый мужчина, сжимающий в руке сломанную почти посередине удочку. Нервно оглядевшись, он уставился на Велиона. На его губы неожиданно выползла весёлая ухмылка.

— Ну, чего, Велион, тоже жрать захотелось? — буркнул он, помахивая сломанной удочкой.

— Рыжий? — ошалело произнёс могильщик.

— А кто, мать твою, ещё? — буркнул Рыжий, приближаясь. — Гадство сплошное. Своровал, понимаешь, удочку, а она старая оказалась, сломалась о первого же олуха из тех, кто за мной побежал. Меня поэтому даже ловить не стали, а так бы, ей-богу, отлупили.

Велион поднялся с земли и сжал старого знакомого в объятьях.

— Жив, могильщик.

— Жив, Рыжий, жив.

Нельзя сказать, что они с Рыжим были друзьями, просто пару раз вместе ходили в могильники. Но встретить могильщика, которого последний раз видел позапрошлой осенью, — большая удача. Тем более, если учесть, что слышал о его гибели, а эти слухи среди могильщиков обычно оказывались правдивыми.

Рыжий был тощим сутулым типусом с маленькими колючими глазами. Любил подколоть, а если тот, кого он подколол, обижался, то цеплялся к нему, как репейник к шерстяной штанине. Зато при делёжке хабара никогда не пытался надуть напарника, а это дорогого стоило. Причиной того, что Велион узнал его не сразу, была короткая светло-рыжая, будто выгоревшая, щетина, не только покрывавшая щёки и подбородок, но и топорщившаяся там, где раньше была грива медных волос. Видимо, Рыжий в этот раз, придя к брадобрею, попросил побрить всю голову целиком.

— Плохие времена? — спросил Велион, выпуская знакомого из объятий.

— Ничего не говори. У тебя, гляжу, тоже?

— Нет. Просто… развлекаюсь. Жрать, поди, хочешь?

— О, ещё как, брат.

Черноволосый могильщик усмехнулся и начал рыться в рюкзаке. Вообще-то он рассчитывал на уху, поэтому из съестного у него было только две луковицы, сухарь и зачерствевший кусок сыра. Три пучка зелени и морковку за еду можно вообще не считать. Но рыбу, если её, конечно, удастся поймать, можно и зажарить.