Могильщик. Трое отвергнутых
Шрифт:
– Как? Он видит нас?
– Нет, он нас не видит. Надеюсь. Это сигнализация.
– Что?
– Ты отупел на хрен? Ни разу не натягивал верёвку с колокольчиком перед ночёвкой?
Хасл и хотел бы сказать, будто понимает о чём речь, но не мог. Велион принялся объяснять, зачем это нужно, однако почти сразу замолчал и зло сплюнул.
– В общем, мы в жопе, - сказал он через пару секунд.
– И я не знаю, как нам из неё выбраться. Ладно, стой здесь, сейчас что-нибудь придумаю.
Могильщик прошёл вдоль площади и остановился у края. Постоял там какое-то время, сунулся к
– У меня есть два предложения, - сумрачно проговорил могильщик.
– Первое: мы убираемся отсюда к чёртовой матери. Защита явно идёт по всему периметру башни, причём, там, где кончается открытая площадка, хрен проссышь, куда понатыканы булавки. Снять заклинание я не могу. Если попробую, от меня ничего кроме перчаток не останется. Второй вариант.
– Велион помолчал.
– Помнишь, что я говорил тебе, когда мы только вошли на могильник?
– Что мне ни в коем случае нельзя колдовать, - ответил Хасл, уже понимая, в чём заключается второй вариант.
Могильщик громко щёлкнул пальцами.
– Именно. Заклинание так напиталось энергией, что стало нестабильным - иначе та грёбаная молния не выстрелила бы. Если чем-нибудь по нему засадить... да посильнее... Ну, мы как минимум сдохнем посреди охренительного фейерверка, так ведь?
Глава семнадцатая. Познать Истину
Чёрное дерево ответило Хаслу сразу. Если бы оно обладало эмоциями, охотник решил бы, будто оно даже обрадовалось, почувствовав в нём родственную душу. Да, в этом отравленном магией растении было что-то очень близкое молодому охотнику, куда более близкое, чем у той травы, благодаря которой он выследил могильщика в ту проклятую ночь.
Человек и дерево слились в крепких дружеских объятиях и стали едины, хотя расстояние между ними превышало сотню футов. По жилам Хасла медленно и неторопливо потёк древесный сок, а дерево напиталось яростной и горячей человеческой кровью. Охотник закашлялся, но чёрная древесина в тот же миг забрала этот кашель, вычищая из человеческих лёгких мелкую чёрную сажу, осевшую в них несколько дней назад.
Мощный древесный корень изогнулся дугой и вырвался из-под земли, выламывая расшатавшиеся за годы булыжники мостовой. За ним последовал второй, третий... Самый длинный отросток пробрался в пустой оконный проём и, зацепившись за что-то в доме, подтянул по дороге всё дерево.
Хасл улыбнулся дереву, и его губы, покрытые корой, растянулись, скрипя и осыпаясь мелкой пылью. В ответ дерево рассмеялось, шелестя мелкой и узкой листвой. Или это смеялся сам охотник, и листва лишь вторила ему.
Медленно - куда торопиться растению, способному прожить на этой земле
– но неумолимо чёрное дерево подползало к границе площади. Руки и ноги Хасла при этом деревенели всё сильнее, а избранное им растение становилось жутковатой смесью деревянных волокон и чёрной отравленной плоти.
Наконец, они вдвоём остановились на границе площади. Хасл хотел извиниться, но дерево не обладало эмоциями. Кора лопнула, исторгая из себя поток чёрной сажи и мутно-красного сока, и этот поток обрушился на сеть булавок. В тот же момент охотника скрутил жестокий приступ боли в животе, и он рухнул на колени, чувствуя, как мутится его рассудок. По упавшему на площадь дереву прошло несколько искр, а от листвы начали подниматься клубы чёрного маслянистого дыма.
Но практически сразу непреодолимая сила выдернула Хасла из того полубессознательного состояния, в котором он сейчас чувствовал себя наиболее комфортно. Велион дёргал его за куртку, что-то говоря и указывая куда-то в сторону плотной храмовой застройки, находящейся в половине квартала от них. Вид у могильщика был обеспокоенный.
Сначала как будто бы ничего особенного не произошло, только сухое потрескивание в воздухе, раньше практически не слышимое, стало оглушающе громким. Потом разом сверкнули несколько булавок, да так, что яркими всполохами осветило всю улицу, по которой со всех ног драпали прочь от площади охотник и могильщик.
– Сюда!
– рявкнул Велион и, схватив Хасла за плечо, уволок его за храм с мощными гранитными стенами. Впрочем, верхушку храма семьдесят лет назад постигла та же участь, что и верхние этажи Башни - её как будто срезало циклопическим ножом.
В небо неестественно медленно поднялась огромная невероятно разветвлённая фиолетовая молния, едва не ослепившая Хасла. Грома они не услышали, но от ударной волны в воздух поднялись тучи пыли. Жалобно дребезжали уцелевшие витражи, и от звона сыплющегося на мостовую стекла Хаслу становилось не по себе. Ему было жаль, что их приход погубил эту невероятную красоту.
К сожалению, пострадали не только витражи. Раздался треск, за которым последовал звук рушащихся стен. И всё это перекрывал набирающий силу вой ветра.
Треск стихал. Вернее, уходил за границу слышимости, напряжение от него никуда не делось. У охотника вновь сдавило грудь, однако в этот раз это затронуло и могильщика - он раскрывал рот как рыба и пучил глаза.
Раздался грохот. По улице пронеслось несколько вихрей, несущих с собой пыль, осколки костей, тлеющую деревянную щепу и прочий мусор. Охотник с удивлением смотрел на странные завихрения, напоминающие воронки в воде. Они словно прогуливались в небольшом отдалении от их укрытия.
Стекло уже не звенело. Хотя, может, Хасл просто оглох. Чудовищный грохот слился с воем ветра, а потом пропал, сменившись комариным писком, ввинчивающимся в уши и глубже, глубже, глубже...
Последовала ещё одна вспышка, и мир рухнул. Солнце заслонили тучи пыли. Ветер ворвался в проулок, где прятались Велион и Хасл, смял людей, как тряпичных кукол, и протащил по дороге. Охотник ударился боком о торчащий из земли постамент, лишившийся статуи, и замер, а над его головой пролетел огромный кусок стены.