Могильщик. Трое отвергнутых
Шрифт:
Земля содрогнулась. Крыша одного из ближайших зданий съехала, но клубы пыли даже не успели подняться, их содрало ветром. Хасл закрыл глаза, чтобы ничего этого не видеть. Да и держать их открытыми становилось всё сложней, столько в них набилось пыли. Пыль скрипела на зубах, набилась в одежду... Но охотнику было совсем не до этого, он цеплялся за каменную глыбу, и молил всех богов о жизни.
Второй толчок оказался куда слабее первого, третий охотник и вовсе почти не почувствовал. Ветер перестал срывать с него кожу, хотя всё ещё продолжал дуть. Хасл рискнул открыть глаза, но почти сразу закрыл: на улице, по которой они
Запах гари, донёсшийся до охотника, буквально вгрызся в его нос, правда, того глубинного кашля вызвать дым уже не мог. Наверняка, где-то недалеко загорелись чёрные деревья. Да ещё эта чёртова пыль... Хасл закашлялся, но уже от пыли, и сам не слышал своего кашля. Вообще ничего, кроме комариного писка, сводящего его с ума. Охотник сжался в комок и зашёлся в беззвучном рыдании, силясь понять, жив он или всё-таки умер.
Кто-то ухватил его за руку и резко дёрнул. Могильщик, кто же ещё. Его лицо пепельного цвета пересекали четыре чёрные полоски - две на губах и подбородке и две сходили по щекам. Но сабля, рюкзак и даже потрепавшаяся шляпа были на своих местах.
– Кровь, - сказал Хасл, - у тебя из ушей течёт кровь.
Велион не слышал его. Сам охотник, впрочем, тоже.
Могильщик скинул рюкзак и сгорбился над ним на какое-то время. Оттуда он извлёк на свет - или, вернее, в толщу пыли - моток тряпок, затем снял с пояса фляжку с водой. Через пару секунд в лицо охотника шлёпнулась мокрая тряпка, второй Велион прикрыл себе рот и нос. Ничего не говоря, он потащил охотника за собой.
Они пробирались по развороченной дороге через тучи пыли. Хасл не мог рассмотреть перед собой ничего, что находилось дальше его вытянутой руки, но Велион продолжал волочь его за руку с такой скоростью, будто от этого зависела их жизнь.
Впрочем, так оно наверняка и есть.
Идеально подогнанные друг к другу каменные плиты площади превратились в горячий песок, в который по щиколотку проваливались ноги. Уже через несколько десятков шагов песок жёг практически нестерпимо. Но могильщика это остановить не могло. Кажется, его вообще ничто не могло остановить в эту минуту. Он обернулся только раз, и его полубезумный взгляд говорил сам за себя.
Ворота разнесло в щепки, которые тлели, нестерпимо чадя. Могильщик как таран пронёсся сквозь это препятствие. Хаслу казалось, что вот-вот начнут дымить уже его сапоги. В этот же момент он неожиданно ступил на твёрдое. Полоса каменной крошки закончилась. Ближе к Башне плиты сильно потрескались, однако смогли выдержать удар.
Велион едва не вляпался в раскалённый комок серебра, по поверхности которого прыгали искры и извивались змеи. Хаслу показалось, будто змеи, танцуют какой-то ритуальный танец и пожирают искры, как светлячков.
– Быстрее, сукин сын!
– неожиданно расслышал Хасл.
– Я стараюсь...
– Быстрее!
Охотник принялся с трудом подниматься. Велион грубо поставил его на ноги и насильно поволок за собой. Хасл старался переставлять ноги как можно быстрее, но выходило у него очень плохо. Почти никак. У него начала кружиться голова, в глазах темнело. Но, до хруста сцепив зубы, он продолжал идти хотя бы как-то.
Наконец, они миновали площадь и достигли стены. Могильщик сгорбился у одной створки, какое-то время шарил по ней руками и, убедившись, что здесь нет никаких ловушек, опять схватил охотника за локоть.
Во дворе было куда меньше пыли, сквозь неё даже проступил тёмный силуэт Башни, хотя внутренний двор имел радиус в добрые полторы сотни футов. Велион потащил Хасла дальше, но не прямо, а вправо. Через несколько десятков шагов они наткнулись на дровяник, практически заполненный сухими дровами. Они буквально ввалились в него и тяжело рухнули на землю.
– Вот здесь, - едва расслышал Хасл, - хочешь - кашляй, хочешь - блюй. А я отдохну.
Могильщик убрал с лица тряпку и закрыл глаза, будто потерял сознание. Но через секунду его правый глаз открылся и со злым весельем подмигнул охотнику.
Хасл уткнулся лицом во влажную землю и зашёлся кашлем, стараясь сплюнуть всю пыль, которой он наглотался.
Оставалось всего ничего - убить Урмеру и вернуться. Проще простого.
Охотник с трудом встал и, подавшись неожиданному порыву, припал к поленнице. Поленья впились в его лицо острыми углами, однако это принесло успокоение. Нос наполнился приятным запахом сухого дерева и смолы, и Хасл вдыхал, вдыхал, вдыхал его, чувствуя, как наполняются не только его лёгкие, но и всё тело, становясь каким-то эфемерно-воздушным.
Писк, давящий на уши пропал, молодой охотник услышал собственное дыхание и тяжёлое сопение могильщика. Хасл отлип от поленницы и, наклонившись, вцепился в руку Велиона, изо всех сил стараясь передать ему ту лёгкость, которая наполняла его.
Но перед ним встала непреодолимая преграда, и волшба вернулась, вызвав короткий приступ боли. Тогда Хасл сдёрнул с руки спутника перчатку и повторил попытку. На этот раз она оказалась успешной - могильщик дёрнулся и вскрикнул.
– Жжёт, мать твою, - рыкнул он, резко садясь и тут же ухмыльнулся.
– Я слышу! Ля-ля-ля. А-а-а! Ты меня слышишь, Хасл?
– Слышу.
– Отлично. Что будем делать дальше?
Этот вопрос озадачил охотника. Вообще-то он предполагал, что какой-то план есть у Велиона.
– Я раньше никогда не убивал магов, - сказал Хасл вслух.
– Я думал, у тебя есть план.
– Думаешь, я когда-то убивал магов?
– Но...
Могильщик, натягивающий перчатку на руку, выругался.
– Слушай, парень, не думай, будто кто-то каждый раз будет приходить и решать все проблемы за тебя. Если бы не было меня, кому пришлось бы убивать Сильгию? Как бы ты брал хутор, если бы не пастухи? Когда я уйду, тебе придётся решать все проблемы самостоятельно! А тебе ещё управлять целым грёбаным посёлком.