Могильщики талантов
Шрифт:
«Ну и семейка», — Астролягов проникся невольным отвращением к Климовичу и потворствующей ему жене. Когда за Аллой Владимировной раскрылся обман, она утратила очарование.
«Манипуляция, — думал он. — Грубая, беспардонная манипуляция».
(Теоретически Алексей не ошибался, но практически применял не там.)
Он некоторое время молчал, уставившись в одну точку, а когда перевёл взгляд на Аллу, обнаружил, что подруга надулась и вот-вот заплачет.
— Надо будет ещё почитать книг из «Ар-деко» и вообще наследие Наргиз Гасановой оценить…
— Ты говоришь только об издательских делах, а обо мне ни слова.
— Но… когда я работал в газете, мы говорили только о нашей прессе.
— Тогда это была наша общая тема, а сейчас ты меня бросил!
31. РЕЦЕПТ УСПЕХА
На работу в понедельник Алексей приплёлся разбитым. Вместо съеденного мозга на дне черепа плескалось то, что обычно остаётся после трапезы — объедки нервной ткани и продукты метаболизма.
Алла исчезла, не попрощавшись. Встала спозаранку и закрыла дверь своим ключом. Они легли спать, не помирившись.
Он вошёл в редакцию, хмуро поздоровался с Григорием, упал на стул и врубил компьютер.
— Укатали выходные? — Григорий осклабился, крупные складки пролегли возле рта на фоне белых ровных зубов. Они сделали его похожим на злого робота.
— Да ужас вообще, — вздохнул Алексей.
Григорий выждал и осторожно спросил:
— Мой детектив ещё не читал?
— Не успел, — упавшим голосом признался Алексей. — Ухайдакался на выходных. «Мачо не пляшут» дочитывал.
— На кой он тебе сдался?
— Открываю для себя много интересного в нашем издательстве, — мягко ступил на проторенный путь криминальный корреспондент Астролягов. — Ты не в курсе, его Алла Владимировна писала?
Лицо Григория окаменело.
— Нет, — отрезал он. — Не моя серия. Я в неё не лез.
— Вы не общались с Наргиз Гасановой?
— Практически не общались, — отрапортовал Григорий. — Она сидела в дальнем кабинете.
«Чего ты боишься?» — Астролягов сделал в уме пометку расспросить об отношениях Григория с Наргиз кого-нибудь постороннего, но сведущего, например, Жорика или Нату. Тут на счастье Григория появился Тантлевский с растаявшим на пальто снегом, румяный и довольный. К груди он прижимал пять одинаковых коричневых книжек.
— Здорово, братва!
— Можно поздравлять? — вместо приветствия спросил Григорий.
— Теперь да, — Игорь пожал руки и протянул Алексею книгу. — Лена авторские выдала.
— Поздравляю с новой книгой! — хором сказали коллеги.
— После обеда пойдём отмечать.
Алексей вздохнул.
— Мне вечером к Сахарову надо, правку забрать.
— В шесть и поедешь, как рабочий день закончится, — благоразумно распорядился начальник отдела. — Или в семь. Если на пару часов задержишься, Владимир Ефимович поймёт. Он всё равно рано спать не ляжет.
Астролягов крутил в руках книгу, стараясь не открывать её. Кисть художника он узнал сразу. Успел насмотреться на его творения, пока готовил обложки, хотя самого художника так и не встретил — с ним всегда общался Игорь. У него же ведущий редактор и заказал эскиз, не отделяя себя от своих творцов. На картинке был изображён депрессивный город, дымящиеся трубы и очередь к двери бакалейной лавки. Книга называлась «Шоколад для бедных».
На заднике крупным кеглем белела короткая аннотация не пойми о чём — сразу видно перо Тантлевского. Не доверяя сотрудникам, либо не желая беспокоить и утруждать их, аннотации к своим романам Игорь сочинял сам.
Когда в мире существует неравенство, страдают самые бедные. В обществе, построенном на эксплуатации человека моральным сверхчеловеком и жесточайшей конкуренции фабричных и торговых королей, нет места благотворительности, нет места жалости. Сострадание и любовь к ближнему — удел падших, но из их среды появляется реформатор, способный изменить устоявшийся порядок вещей.
Известный мастер социальной фантастики, лауреат множества литературных премий Игорь Тантлевский представляет новый роман — «Шоколад для бедных», книгу-пророчество, пугающую и реалистичную до ужаса.
— Ужас, — Астролягов вернул книжку.
— Давай, подпишу, — восторг Игоря было не унять.
— Нет-нет, — по глубочайшей тоске в глазах было видно хоть и начинающего, но уработавшегося сотрудника. — Автору — авторские, кесарю — кесарево, а покойным — рай.
Григорию автор даже предлагать не стал.
— Удачная книжка получилась, — сказал тот, возвращая экземпляр. — В макете была, гм… шоколад шоколадом, а тут плёнка легла, затемнила цвета чуток, и получилось очень стильно. Как будто держишь в руках, гм… шоколад для богатых.
— Да, удалась, — с невыносимой скромностью сверхчеловека перед простолюдинами, за что хотелось немедленно поднять его на вилы, признал автор. — Думаю, скоро придётся допечатывать.
Григорий закряхтел.
— Это потому что социальная фантастика сейчас в ходу, — быстро добавил Игорь. — Дистопия, драма и всякое такое.
Григорий громко прокашлялся.
— Я могу написать… — с расстановкой прохрипел он. — Драму, мать её, «Три сестры». Я с ними вырос. Я могу написать даже похлеще Джеральда Даррела — «Чурки, звери и другие члены моей семьи».
— Тебе грех жаловаться, — напомнил о чём-то Игорь. Астролягов навострил уши, но добавки не дождался.
— Сколько у тебя премий? — спросил он.
— Три.
— А книга пятая?
— Так вышло… — с горечью признал Игорь. — Я бы и за прошлую получил, но меня откровенно прокатили. Премию договорились вручить мэтру только за то, что он на «Интерпресскон» согласился приехать.
— Как далёк я от ваших тусовок.
— И слава Богу, — вздохнул Тантлевский и туманно добавил: — Если можешь не лезть — не лезь туда, куда пьяный слесарь восьмигранный болт не суёт.