Могильщики талантов
Шрифт:
— И теперь? — но Алексей и сам догадался.
— Теперь у нас полно фантастики про попаданцев, про вампиров, про дураков и драконов, про магические академии, даже постапокалипсис и кибер-панк есть, а от отечественного космоса остались засохшие клочки.
— Умно, — сказал Астролягов. — Умно. Даже Ник Далёв её писал, а теперь больше не пишет.
— Похоронили перспективное направление вместе с энтузиастами и сохранили свою грядку, которую возделывали много лет.
— А сейчас они во что целятся?
— Не знаю, — сказала Ната. — Знала бы, работала в Москве.
— Молодцы какие, — искренне
— Довела её до дома. Завтра выйдет. Она в четырёх стенах воет.
Астролягов представил внешность девочки-бульдожки и осмелился спросить:
— У неё муж есть?
— Нет.
— А парень?
— Никаких бой-френдов. Мне, во всяком случае, не говорила. Думаю, что их нет.
— То есть вообще? — изумился Астролягов.
— Да.
— Не понимаю, как она обходится без мужиков.
— Катя использует самотёк, — объяснила Ната.
— Само… Что?!
— Самотёк, — Ната уставилась в пол и тихо повторила: — Самотёк. Все одинокие редакторессы им пользуются.
Наступил декабрь. На головы горожан надвинулось низкое зимнее небо. Астролягов ходил на работу как на каторгу, и тому было немало причин.
Когда всплыл псевдоним несчастного автора — Денис Январёв, его творческую биографию сразу узнали все интересующиеся литературным бизнесом. В списке книг Астролягов нашёл фантастический роман про российскую космонавтику «Красная пустота». За ним следовали семь книг про попаданцев, приключения преступников и постапокалипсис. Все они были выпущены издательством «Глагольные скрепы». Автор-маньяк был старательный и публикуемый, но мало кому известный.
Астролягов давно забросил ходить на литературные форумы. Там царили привычные серые сумерки. Фантазии у комментаторов было маловато, художественный вкус отсутствовал напрочь, зато энергии хоть отбавляй. Они всё писали, писали и писали, к каждому открытому файлу, вне зависимости, прочитан текст или нет. Писали всякий вздор или гадости, а отчего так писали, не понимали. Теперь Алексей снова полез на форумы, привлечённый запахом крови, и сильно пожалел. Ядовитая болтовня разъедала мозг похуже царской водки и портила настроение на весь день. Остановиться он тоже не мог — токсичный дискурс затягивал. Больше всего он боялся встретить упоминание коллег и себя лично, но о «Напалме» никто не вспомнил. Январёв у них не печатался.
В конце недели Игорь прибежал от Матвеева весь какой-то взъерошенный и помятый.
— Черкизон вконец обалдел! — заявил он.
В комнате забелели высунутые из-за мониторов лица.
— Что случилось?
— Правку отклонил.
Редакторы оцепенели от такого неслыханного явления.
— Хорошо, что Матвеев с ним теперь напрямую общается, а то бы мы опять стали крайними, — Игорь сел за свой стол и перевёл дух.
— Редактура же хорошая, — робко заметил Алексей.
Когда он прочёл литературную обработку, то снова увидел знакомый по прежним книгам добротный детектив любимого автора. Это был практически «Друг мой Дантес», только про Гражданскую войну в Крыму.
— Чем она ему не понравилась?
— Черкизон сказал, что она убивает оригинальный стиль, извращает его изначальный творческий замысел и… как он выразился? — Игорь поднял указательный палец, замер с открытым ртом и сделался похож на взлетающего школьника. — Нивелирует достоинства выдающегося произведения до поверхности мейнстрима! Это цитата от Матвеева. Шеф запомнил и мне передал.
— «Нивелирует» в смысле «поднимает»? — желчно уточнил Григорий, недолюбливающий Гурама Вахтанговича давно и, возможно, небезосновательно.
— Что я Владимиру Ефимовичу скажу? — расстроился Алексей.
Он представил, как приносит Сахарову новую распечатку одного и того же детектива, и усомнился, что старик возьмётся. Для капризного автора будет слишком много чести.
— Ничего ему не надо говорить.
— Сами будем править? — испугался ответственности Алексей.
«Я буду переписывать Черкезишвили!» — с восторгом подумал он.
— Нет, не будем. Матвеев распорядился печатать в авторской редакции. То, что ты напричёсывал, тоже выкинем. Корректор вёрстку вычитает, запятые поправит, и ладно. Шефа история с обложкой так торкнула, что теперь он идёт на поводу у классика.
— Похоже, мэтр порвался, несите нового, — рассудил Григорий.
В комнате не нашлось никого, кто бы это опроверг.
На писателе безмолвно и единодушно был поставлен крест.
— Черкизон, Черкизон, штопаный ты мэтр, — вздохнул Астролягов и приступил к работе.
Картинка, нарисованная художником для обложки «Много чести», представляла собой образец наивной живописи в духе Пиросманишвили и привела в восторг Черкезишвили. Два офицера, красный и белый, в условной военной форме в виде галифе и френча были похожи как родные братья, только белогвардейца украшали усики, а красный был без усов, но с чубом, выбивающимся из-под фуражки. Они в самом деле были красного и белого цвета. Такое решение удачно подчёркивало схожесть антагонистов. Вместо амура над антагонистами реял нарочито фанерный аэроплан. На заднем фоне дымились укрепления Перекопа и реял андреевский стяг. Пялясь в аляповатый трэш, Астролягов тщетно силился понять, чем он заслужил одобрение эстета А.Р.Манiака. Либо Черкизон кривлялся, либо действительно поломался. Астролягов сел писать аннотацию.
— Забойнее, — пыхтел он, вызывая усмешки соседей по кабинету. — В соответствии с духом произведения. Продающая аннотация, недвусмысленно дающая понять читателю, что он встретит под обложкой. Увлекательная и простая, с ударной концовкой в формате анекдота. Сделать перл, сделать перл…
Переполняясь чувством ответственности, до исхода дня он вытужил заготовку и решил никому не показывать.
— Освоил? — как бы невзначай спросил Григорий по дороге к метро.
— Ещё не полностью, — промямлил Астролягов.
Он прочёл «Девушку из Гатчины», но не был готов высказать весь набор замечаний по тексту. Для разговора с Григорием он хотел набраться храбрости.
— Немного осталось. За выходные дочитаю и в понедельник по впечатлению от полного текста выскажу обоснованное мнение.
— Подождём до понедельника.
Даже безобидная фраза, произнесенная нейтральным тоном, показалась Алексею угрозой.
Они сошлись, не сговариваясь, не предупреждая друг друга, но думая об одном и том же и потому действуя одинаково.