Могусюмка и Гурьяныч
Шрифт:
Могусюм был стойкий и терпеливый человек, он мог выдержать пытку, избиение, но тут вскочил, ни слова не говоря, выхватил кинжал и кинулся на Темирбулатова.
— На хозяина? — закричал Афзал, выскакивая из-за занавески.
Как верная собака, Афзал давно уже заметил, что с Могусюмкой происходит неладное, что рука его все время пляшет по рукоятке кинжала. Афзал все время не спускал с Могусюма глаз и, едва тот выхватил кинжал, прыгнул на него, как зверь. Но уж Могусюмка кинулся и ударил бая, но неловко. Афзал вцепился в него. Выскочил Гулякбай.
Не ждал
Афзал сильный человек, и руки его, как железные клещи. Но башлык, улучив миг, ударил татарина спиной об стену. Афзал лег без памяти. Тут Могусюма схватили Гильман и Гулякбай. Султан вцепился ему в горло.
— Что? — кричал Султан, чтобы все слыхали. — Ах, вот что ты хочешь? И красть и грабить сюда приехал?.. Злодей! Ты будешь проклят! Ты предатель! Подослан!
Из-за перегородки притащили клубок вожжей и веревок. Афзал пришел в себя, вскочил и крепко связал Могусюмку. Султан осматривал разрезанную одежду и царапины на груди от кинжала.
— Лежи смирно, проклятый! — говорил он.
Афзал затягивал ремнями руки пленника.
Сейчас, когда Могусюмку схватили, он почувствовал, что все равно вырвется, рано или поздно, тем страшней и мучительней будет смерть проклятого старика. Нет силы в целом свете, которая бы заставила Могусюмку забыть позор невесты и свой... Ничего не спасет Султана. Не может быть, чтобы Зейнап не была отомщена... «Я умру, но прежде прикончу тебя, собака!..»
Боль, которую испытывал Могусюмка от душивших его веревок и от побоев, которые сыпались на него, лишь отвлекали от другой, в тысячу раз сильнейшей боли. «Прикончу не просто... Страшись теперь!.. Узнаешь, какова месть Могусюмки!..»
— За что хотел убить хозяина, разбойник?
Татарин со страшной силой ударил Могусюмку палкой по голове.
— Тащи его в амбар! — велел Султан.
Связанного и потерявшего сознание Могусюмку схватили за ноги и быстро, бегом, выволокли. Во дворе послышались крики. Там сбежались женщины, прислуга, работники, и видно, каждый норовил ударить башлыка.
— Ах, ты вот какой! Я помогу мусульманам, избавлю их от вора, — бормотал Султан. — Уж судьба такова. Сам аллах решил... Ах, вот что затеял! Подлец, лазутчик! Кем подослан?
Темирбулатов решил пойти на риск. В тот же день послал Гильмана на розыски Ивана Ивановича. Тот опять был в соседней волости. Кажется, он следил за волнениями, которые начинались в деревнях из-за новой продажи земли. Султан сильно боялся, что исправник что-то подозревает. Сейчас можно было навсегда обелить себя. Нет худа без добра!
Зейнап все видела. Во дворе было много разговоров, и каждый старался угадать, почему кинулся Могусюмка с кинжалом на Султана, но никто ничего не мог понять. Одна Зейнап все понимала. Но она стояла, не шелохнувшись, не вскрикнув. Красивая, злая, бессердечная. Такой она показалась каждому, кто хоть немного пожалел избиваемого
Вскоре бай пришел к ней.
— Тебя чуть не убили! — сказала она с притворным радушием.
— Да...
— Как я жалею тебя!.. — Она склонила свою голову к нему на плечо.
Султан просиял: «Она действительно любит! Вот когда познается настоящая любовь! В таком несчастье она со мной!»
— Покажи кинжал, которым он тебя ранил. Этот кинжал у тебя?
— Да! — радуясь и млея, отвечал старик. Он сейчас отчетливо понимал, как верно поступил, послав за исправником.
Он побежал, принес кинжал.
— Я сам схватил его за руку. Я его замучаю, этого Могусюмку, — сжимая кулаки, свирепо прошипел Султан.
И вдруг он увидел, что жена смотрит на него, чуть прищурившись, холодно и враждебно. Он несколько испугался, а она, заметив это, тотчас же опять стала улыбаться.
Вечером к крыльцу подкатил тарантас. Раздались крики, и, расталкивая любопытных, к дому двинулся Тимофеич. За ним шел исправник.
— Эй, посторонись, дай дорогу! — закричал полицейский.
— Что у тебя, братец? — спросил исправник, встречая Темирбулатова. — Тебя убить хотели? Могусюмка пойман?
Темирбулатов с гордостью рассказал о поимке башлыка.
— Кой его черт занес к тебе? — прищурив глаза, спросил Иван Иваныч.
— Я его заманил. Привлек, знал его склонности... Раскроем все нити, многоуважаемый Иван Иванович. Он ударил меня кинжалом. Скажу вам, что он замыслил поднять восстание и склонял меня.
— А ну, представь мне его сейчас! Я сам с ним поговорю.
Ввели Могусюмку со связанными за спиной руками. Тимофеич поставил его на колени.
— Кто таков? Откуда? — рявкнул на него Иван Иваныч.
Могусюмка молчал.
— Ты Могусюм? Вот про тебя говорят, что Могусюм, как, верно это или нет?
Могусюмка делал вид, что не понимает.
— Может, ты кого другого поймал? Или у него язык вырван, как у того башкирина в «Капитанской дочке»? — спросил исправник у Султана.
— Нет, есть язык! — сказал бай.— Это Могусюм настоящий!
— Могусюм, Могусюм! — подтвердили Гильман и Гулякбай, со страхом и злобой глядя на связанного.
— Ты что же задумал? Забыл, как вашему брату рвали ноздри и клейма ставили? Сколько вас сослали в старину? Ты что же это, баранья башка, разбойничаешь? Бунтовать вздумал против порядка? Ты, говорят, тут народ смущаешь. Это ты, подлец, мутишь башкир? Хочешь, чтобы башкиры с ума посходили? Уж кое-где есть такие подлецы, кричат, что их притесняют, землю у них берут. Это твои дела? Да я тебя, сукиного сына, в порошок изотру! За коим лешим тебя принесло в степь? Ты же жил в горах? Ну, отвечай, или язык отнялся? Бунтовать народ явился? Ты что молчишь? Ты знаешь, кто я таков? Да он, братец, — обратился Иван Иваныч к Султану, — одурел, или он в самом деле по-русски не понимает?