Мои дневники: моя жизнь, моя борьба (1990-2020 годы)
Шрифт:
13 июля. Все о том же. Если сейчас меня, не дай Бог, не станет, то мои девочки меня не будут помнить. Это я знаю точно, ведь память мобилизуется лет с 11-13, а то, что до этого-все расплывается, лица, события, ничего нет. Лишь на подсознательном уровне все детское остается, детские воспоминания до 11 лет. Так у меня, по крайней мере. И то, что я всегда занималась с ними, пела им песни, рассказывала сказки каждый вечер, тискала, сюсюкала, ругалась иногда, гуляла, шила и вязала им одежду – все это уйдет в подсознание, в недра мозга, и будет приходить только во снах, как видения, или при возникновении ассоциативных ситуаций, ассоциативной реальности, если вдруг возникнет похожий на что-то из детства запах, образ, вид, музыка, тогда какие-то воспоминания могут всплыть на поверхность. Да и то не гарантировано, и дети, кроме того, могут принять эти воспоминания за выдуманную реальность, из сна, из фильма мультика и тд. В общем, нет гарантии, что дети будут меня помнить. Да, так оно и есть на самом деле. Это реальность, хоть и немного грустно. Я, например, совсем не помню маму в своем детстве, только то, как мы ждали ее на поселке с работы, бабушка меня забирала, или тетки, и мы ждали маму, и она приносила мне землянику на веточках. И все. Помню, как ругались, когда делали уроки, но это уже был класс 4 или 5, уже школа. А детских воспоминаний про маму нет. Это потому, что она меня сбагрила в ясли в 8 месяцев, и я все свое детство провела в казенных домах – яслях и садиках, а с мамой не была. Даже выходные не помню. Только лето в деревне. И мне так хочется поэтому, чтобы мои девочки запомнили все-все, что я в них вкладывала, я не сбагривала их в садик и ясли, я сама занималась их воспитанием (с
15 июля. Мои походы к дерматологу по поводу родинок и к мамологу по поводу болей в груди откладываются на 1-2 недели, так что нервы пока на взводе, не выяснено ничего. Сережа не может мне дать денег на врачей, он купил Милене велосипед новый, большой, красивый, голубого цвета, в своем магазине со скидкой сотрудника. Велосипед шикарный, вне всякого сомнения, с отстегивающимися колесами дополнительными позади. Миле очень нравится велосипед. Сегодня утром девочки катались , Маша на своем, Мила на своем. Вот на маленьком велосипеде Мила хорошо катается, а здесь пока не привыкла, жмет педали назад, на задний ход, и тормозит, получается. Такие они стали у меня большие, мои девочки! Мила уже говорит – пака – палка, шиши-шишки, капа – копать, и тд. По мелочам. Но это очень плохо. Ей уже два года! Маша в это время уже шпарила стихи и песни вовсю, рот просто не закрывался, вопросы, вопросы, болтала без умолку. А вот из-за того, что Мила не говорит, я ее воспринимаю как маленькую совершенно. Ей нужно больше общаться с детьми. Хотя она на прогулках и так всегда общается, нормально причем, не комплексует вообще, когда сидит в песочнице с другими детишками чужими, она общается с ними на своем птичьем языке, обменивается лопатками, и это хорошо, они у меня не агрессивные детки, как некоторые, которым только бы отобрать что-то у других. Нет, мои мирные, прекрасные дети! Они с Машей везде лазают, по всем лесенкам, деревьям, веткам, качелям, пирамидкам и тд, и это очень здорово! Хорошо, что Маша – старшая, потому что она очень развитая, она деятельная, и Милена за ней тянется, берет пример.
Машу я сегодня оставила без обеда. Она снова ругалась на меня, бросила в меня жирафчиком, и терпение мое лопнуло. Сережа дал ей один банан, и я выгнала ее с кухни. Иногда Маша становится просто невыносимой, кричит, капризничает, замахивается на меня, ты, мол плохая, ты – мамка-гамка! Так это надоело! И ведь Мила за ней начинает повторять, вот что хуже всего. Повторяет за Машей «мамка-бяка-кака», плюется (пытается) в меня, просто так, за компанию. А ведь Мила такая ласковая у меня, покладистая, вот иногда обнимет меня за ногу, и мурлычет. С ней так спокойно всегда, никакой ругани, ссор, мама сказал – Мила сделала сразу. Так уютно с ней! Я очень ее люблю.
Я всегда комплексовала, когда сталкивалась с более обеспеченными, чем я, людьми, сразу себя ощущала второсортной. Раньше, в детстве, я комплексовала у Табуновых (сестра мамы удачно вышла замуж за обеспеченного, молодец, обеспечила своим детям и внукам с правнуками безбедное существование), или у их знакомых, у них были свои дома, у некоторых даже в два этажа, машины, богатая одежда, еда прекрасная, курица постоянно на столе жареная, сыры плавленные, сырки глазированные, бананы (это 70-е годы, тогда у простых людей этого не было, только у блатных), обстановка богатая, Гжель везде, полно игрушек импортных и тд. И я сразу себя ощущала какой-то неполноценной, потому что у нас ничего такого не было дома, и мне становилось сразу стыдно за себя и своих родителей, я сразу же ощущала, что я неполноценная какая-то. С самого детства, как себя помню. Даже когда Табуновы брали нас с мамой за грибами или черникой, на их машине, с едой – колбасой рульками, тонкой такой, как подковка, мы дома такую и не ели никогда, – я сразу всем своим существом чувствовала свою никчемность и бедность. И мне было так обидно! Почему так? Почему они – богатые, а мы – нет? Конечно, были люди, которые жили гораздо хуже нас, мама говорила всегда смотреть на них, но ведь были те, кто жил лучше! И я смотрела всегда на них, потому что на стремиться всегда к лучшему, а не вниз, к худшему, надо смотреть на богатых, и стараться стать, как они. Совсем нищие мне были просто отвратительны. Да и мои родители тоже постепенно мне становились все неприятнее, наверное, потому что я в них здорово разочаровалась лет в 11-12, ведь мама всегда убеждала меня жить духовной пищей, как она, с высшим образованием заочным, как папа-интеллигент, и она всегда так высокомерно отзывалась о людях богатых, мол, деньги- зло, это вес хапуги и барыги, это плохо и все такое. И я считала своих родителей святыми праведниками, и тоже высокомерно смотрела на окружающих, а потом начала понимать, что разговорами о духовности мама прикрывала свою никчемность и неспособность заработать нормальные деньги. Вот так. Я прозрела, наверное, даже не в 12 лет, а лет в 6, да, точно, потому что мне больше нравились богатые люди, чем мои нищие родители. Потому что я с детства имела прекрасный вкус, и видела хорошую одежду на богатых детках, а у меня было одно безобразие. И к 12 годам у полностью разочаровалась в родителях. Ну, хоть бы не врали бы мне! Не врали бы про духовноть эту чахлую, которая якобы в жизни важнее всего, а деньги – плохо, какашка, бяка! Говорили бы, как есть на самом деле, что – да, есть богатые, есть бедные, надо стремиться к хорошей жизни, но поступать по совести, и тд. Зачем было извращаться и врать про духовную пищу и вред денег? И этот комплекс детства остается во мне до сих пор. Когда я была студенткой, я мечтала о богатом муже, но потом поняла, что богатый мне не светит, увы, потому что богатые женятся на богатых, а бедные на бедных, как всегда, так было, есть и будет, а время идет, и надо рожать детей. И теперь, встречая своих обеспеченных знакомых, когда гуляем с детишками нашими вместе, я вся как-то настораживаюь невольно, даже нет, не настораживаюсь, а как-то съеживаюсь внутри себя, и невольно начинаю сразу сравнивать, как одеты их и мои дети. Слава Богу, дети у нас одеты ничуть не хуже, а то и лучше многих реально богатых людей, которые покупают квартиры спокойно в новостройках, ездят за границу два раза в год, у которых по две машины в семье. Наши дети выглядят не хуже, благодаря Сережиным скидкам в Спортмастере, где много дорогих детских фирменных вещей продается. Но на этом все наши понты заканчиваются. Кроме прилично одетых детей с дорогими велосипедами, у нас нет за душой больше ничего. Нет своей квартиры, одна машина, и отдыхать мы никуда не ездим. Все деньги уходят только на еду и одежду. И это меня сильно тяготит.
И еще меня тяготит уже сидение с детьми. Я чувствую свою нереализованность, замкнутость моих передвижений и манипуляций ежедневных, ограниченность моя часто приводят уже к депрессиям, к раздражению на все вокруг, на детей, в первую очередь, к гневу на них, если Маша начинает свои закидоны. Мне нужно хоть какое-то разнообразие, типа работа- дом. Чтобы переключаться. Я же Овен, мне рутина противопоказана, особенно многолетняя. У меня внутри кипят силы, но я ограничена детьми и отсутствием денег.
Милена спит уже без памперсов. Днем всегда уже без них, молодец, просится на горшок. Маша тоже быстро приучилась к горшку. Только Мила, конечно, иногда дует в кроватку, просыпается, меня будит. Но это пройдет. А я сама ведь до сих пор помню, как писалась (пардон) в кроватку во сне! Года в три, наверное, еще дула , но редко, конечно! Помню это, потому что мне было таааак стыдно за суету, которая тогда начиналась вокруг меня! Я привлекла к себе излишнее внимание, а это для меня было очень плохо, терпеть не могла этого! Нет, я любила внимание, но если я стишки читала, например, и мне все хлопали. А тут – позорный случай. Мне, помню, обычно начинал сниться сон, что я, например, гуляю по улице, хочу в туалет, сажусь под кустик и делаю дело, а тут вдруг начинаю ощущать теплое вокруг себя, и просыпаюсь от этого, и – опа, я мокрая. Или снится, что я иду в туалет нормально, как положено, на горшок, и все, как положено, свет включен в туалете, и вдруг я тоже чувствую, что теплое и мокрое разливается вокруг меня. И понимаю, что произошло. Атас просто.
К нам часто приезжала в гости мамина сестра тетя Таня Табунова с детьми и мужем, и мы тогда спали валетиком в Женей и Пашей, маленькие же были все, умещались прекрасно. И вот помню. однажды я встала утром, а Павлик сидит на кухне. Было рано, и я удивилась, что это он встал, спросила у него, а он говорит – мол, сижу вот, радио слушаю. Ну, я сразу смекнула, что что-то тут не так, нам было уже лет по 7-8. Оказалось, он описался. А я, когда мы летом жили в деревне на каникулах, всегда, и в раннем детстве, и в школе потом, боялась выходить ночью на улицу в туалет. И мы в дачке всегда ставили ведро для этих целей, в терраске, а если забывали, приходилось идти на улицу одной, в полной темноте, фонарей там нет никаких на улице, и мне казалось, что из-за кустов кто-то обязательно выпрыгнет сейчас. Конечно, ребенок ночью один на улице в деревне – страшно мне было. Зато какое было небо красивое, в городе такого не увидеть! Черное, в звездах все, как в алмазах, и они переливаются красным, синим, белым цветом. И от фермы гул идет, нам насосы какие-то постоянно работали. И небо – бесподобное просто, глубокое, в белую крапинку звезд, и спутники медленно-медленно тащились по нему, было ясно видно эти светлые точки, не самолеты, нет, самолеты быстро взлетали за лесом (аэродром Внуково там, далеко где-то), а спутники – они медленно-медленно ползли по небу черному, как жучки. А один раз я даже такое начудила ночью, что даже не скажу – стыдно. Меня оставили ночевать в старой пристройке в деревне с другой маминой сестрой и ее семьей, и ведра не поставили нигде, и двери две заперли, а я стеснялась будить ночью чужих людей, и…До сих пор стыдно вспоминать.
Когда Табуновы приезжали к нам в гости (собственно, не к нам, а к дяде Ване-инвалиду, это их общий брат,всех теток, но его радостно оставили на нас, и все старались приезжать, его навещать, тоже мне, добрые такие!), мы с Женей спали валетиком на моей кровати, а Миша с Пашей – на Мишкиной. И мы разговаривали всегда до середины ночи, ляляляля, хихикали, анекдоты травили (Паша и Женя, в основном, рассказывали, они хорошо их запоминали, штук по 10, а я не больше двух могла запомнить, да и неоткуда мне было анекдоты черпать, это у Табуновых гости постоянно собирались блатные, богатенькие, и выпивали, как положено, ведь работники продовольственной же базы, как не выпить, и травили анекдоты потом, а Паша с Женей запоминали все, слушали из соседней комнаты). Так вот, мы хохотали, не спали, и взрослые сначала ругались, ругались, а потом мы получали по заднице, конечно. Дядя Леня и тетя Таня спали на полу в большой комнате, рядом с кроватью моих родителей, и нам, детям, так хотелось тоже спать на полу! На полу же! Экзотика же! Но нам, конечно, не разрешали. Тогда, в детстве, я думала что это такая привелегия – на полу поспать! А оказалось, все от нищебродства нашего – места в квартире было мало, гостевой комнаты не было.
А однажды летом мы даже спали на чердаке Табуновской дачи, там сено было навалено, а мы еле упросили взослых нам разрешить там поспать хоть разок, нам лет по 8-10 было тогда, и мы натаскали туда одеял, и спали. Ну, как – спали, ворочались, очень неудобно спать на сене, ворочались, ворочались, плохо спалось, а под утро я чихать, конечно, начала от сена – аллергия. Измучилась, короче, я вся. Кошмар. Зато потом, конечно, рассказов было! Но комары нас поели там конкретно.
Я знаю, что это очень плохо, но, когда Маша не слушается меня, начинает фардыбачиться, обзывается, даже швыряет в меня чем-нибудь, я сразу же осознаю, что спокойную и покладистую Милену люблю больше. Нет, конечно, я и Машу люблю, но вот Мила не доставляет мне таких расстройств, наверное, поэтому у меня к Миле более нежные чувства. А Маша с самого рождения шла не так, как надо, недоношенная была, болела, с ней были одни только нервы, хотя она боевая всегда, даже грудничком будучи, с капельницей в маленькой головке. Месяца не было ей, мы с рождения и до 1,5 месяцев с ней по больницам, и она запеленута вся была, одна голова свободная, и капельницу ей ставили в венку на голове, это ужасное зрелище было, среди Машкиных длинные волос – она родилась уже с длинной шевелюрой светлой, 10 см длиной волосы были при рождении – торчит капельница, иголка, приклеенная пластырем к головке детской! Как я тогда с ума не сошла – просто не знаю. Нет, знаю, я – человек долга, Маша – мой долг, и я выполняла все, что надо, лежала с ней в Подольске, сколько надо, и я не давала волю своим чувствам, я не плакала в больнице, нет, я просто выхаживала, стиснув зубы, своего милого ребеночка, потому что она должна была жить. Я все для этого делала, и спала одна в холодной комнате для мамочек – все остальные жили в Подольске, уезжали домой ночевать, а я оставалась тут, я стирала ссаные пеленки, мы, мамочки, у которых тут, в детском 3ДСО лежали детки грудные, мыли полы в палатах, окна, подоконники, короче, были бесплатной рабсилой, чтобы только нам разрешали быть рядом с нашими детками, сцеживать им наше молоко, которое потом хранилось в холодильниках и мы его грели и кормили своих детей недоношенных (недоношенные не могут бать грудь, у них нет сил на это, а сОски для бутылочек мягче, из них льется молоко само почти, и деткам проще). Вот так. И Маша лежала с капельницей в голове и улыбалась мне. Она вообще всегда улыбалась. ВСЕГДА! С рождения. Только позитив! Просто удивительно, насколько позитивный ребенок у меня, несмотря на все страдания и мучения. Никогда не забуду ее улыбки там, в реанимации детской в Подольске, с капельницей в головке (головка-то с кулачок!!!!). Но и проблемы с Машей большие даже сейчас. Как начнет упрямиться на ровном месте – и все. И – ругается. Не любит одеваться сама, колготы натягивать на ноги, наклоняться, чтобы сапоги застегнуть, и тд. И – скандалит из-за этого, постоянно скандалит. Свекровь рассказывала, что Сережа тоже такой был в детстве, не любил сам одеваться, и, как что не нравится – сразу драться на мать лез, однажды она ему что-то там не разрешила, так он подошел и каааак треснет ее игрушкой какой-то! Вот и Маша такая, увы. Ну, от родственной крови не уйти, увы. А Милена с самого начала была спокойная, покладистая, родилась нормально, ведь я мысленно отрезала от себя мать с ее религиозными фишками, которыми она меня травила всю первую беременность, делала мне нервы вечно, а потом, когда Маша родилась недоношенной, потирала ручки и радостно говорила – это тебе за то, что ты не причащалась. Я понимала, что мать меня просто программировала на неудачу, как и всегда в жизни, всегда мне внушала, что я никчемная, никогда не поддерживала ни в чем, и тд, поэтому, забеременев второй раз, я твердо отсекла мать от себя, и запрограммировала себя только на успех. И беременность прошла прекрасно, ну, с токсикозом в первом триместре, как обычно, но это наследственное у меня от матери, и Милена родилась чудесно, без проблем для меня и для нее. Вот так. Все только в нашей голове!В общем, Мила такая, каким и должен быть идельный ребенок. Почти без капризов (сейчас с Маши берет пример, а так – это не ее амплуа, это видно сразу), все делает, положишь спать – спит, кормишь – все кушает, одеваться – пожалуйста, и так далее. Я просто отдыхала с Миленой, честно, с самого момента ее рождения. Даже укачивать не надо было ее! Сама засыпала всегда. Просыпалась с улыбкой всегде, проснется, и лежит молча, смотрит вокруг, не орет. А Машу сразу было слышно, когда она просыпалась. Сразу кричать и плакать начинала, как только пробуждалась. И укачивать ее приходилось всегда по 3-4 часа. Да, все детки разные…
Сегодня Милена вдруг захотела пописать на взрослом стульчаке, детский сняла, а я и не видела, мы ужинали сидели с Сережей, дети уже были накормлены. Слышу – орет в туалете ребенок! Я испугалась дико, прибежали – смотрим, а она провалилась в толчок!!!! Заходим – торчат пятки и щеки с глазами! И глаза выпученные. Такой меня смех разобрал!!! Потому что это было как в мультиках, или когда Электроника в чемодан пополам сложили и запихнули. Вот и тут было то же самое. Ноги и голова торчат только! И орет ребенок от испуга. Потом уже села на детский стульчак, и сама стала смеяться, вместе с нами. Но это было просто нечто.