Мои дневники: моя жизнь, моя борьба (1990-2020 годы)
Шрифт:
Я пыталась найти ответы на извечные девчоночьи вопросы «а не старая ли я для замужества в 23 года, а как было у мамы, как она нашла папу ,etc,….» в мамином дневнике. Я тихонько таскала его из укромного маминого тайника, но. увы, там были чистой воды хроники, как у средневековых хронистов: кто куда пошел, кто что сказал, что она об этом подумала. И все. Ни слова о главном – её опыте общения с мужчинами. Да и опыта у неё не было, были только охи и ахи школьного характера. Не знаю, была ли она до свадьбы близка с папой, или нет. Хотя, если посчитать, они расписались в августе, а я родилась в апреле….8 месяцев. Я родилась доношенной. То есть мать уже месяц была беременна….Хотя я сейчас жалею от том, что моим первым мужчиной был не мой муж, от этого какой-то неприятный осадок.
Да, себя надо любить и беречь, чтобы не хвататься «хоть бы за кого-нибудь». Так вот, вернусь ко второму чудику. Год был 93-й, кажется. Я тогда училась на первом или втором курсе в МГУ, на вечерке, и работала машинисткой на кафедре новой и новейшей истории, заболела (январь или февраль), болела недели две или больше. Когда пришла первый день на кафедру, мне наперебой стали рассказывать, что меня вызванивает какой-то молодой человек, причем каждый день в течение этих двух недель.Я была заинтригована, кто же, наконец, мной заинтересовался. И вот я дождалась его звонка. Он сказал, что учился на нашем курсе, но ушел в другой институт, что ему нужно со мной встретиться и поговорить. Я сказала ему ждать меня на Теплом Стане, когда я поеду домой. Все равно пока ждешь автобус, очередь длинная, и тд. А сама стала вспоминать, кто же это мог быть, т к его имя мне ничего не сказало. Естественно, я надеялась, что он симпатичен. И интересный собеседник, но я опять была разочарована. На Теплом Стане ко мне подошел мальчик армяно-татарской внешности, ниже меня ростом, сказал, что хочет на мне жениться. Я вытаращила глаза и сказала, что об этом еще не думала, etc. Хотя я думала, думала только об этом!
Но не могла же я встречаться с таким лихим джигитом, который не то что форсировал события, он просто готов был завтра идти в ЗАГС. На кафедре просто отпали, когда узнали эту новость. Ну, а Олег (так его звали), походил-походил ко мне на кафедру, да и бросил это дело. Не я, так другая, чего там. Думаю, им в ЛДПР (он был членом этой партии) дали установку срочно ожениться.
Как бы то ни было, это событие несколько окрылило меня. Значит, на мне еще рано ставить крест, думала я, еще есть порох в пороховницах. Вот дура, не знала я себе цены, не знала. Но до всего нужно дорасти, дозреть. Мне нужно было время, чтобы преодолеть свои комплексы, стеснительность. Конечно, огромным препятствием на этом пути был недостаток хорошей стильной одежды, в которой я могла бы чувствовать себя уверенно. Да и откуда было такой одежде взяться? Нищий совок, точнее, Перестройка, ничего нет в магазинах уже лет 10-15 приличного, все уважающие себя девушки шили одежду и вязали по Бурде и Сандре. Да и родители у меня – нищие
А еще такое же дурацкое чувство неловкости у меня всегда возникало, если мы сидели все вместе, всей семьей, смотрели фильмы, и там начинали парочки целоваться. Я сразу старалась шуршать газетой Комсомольская правда, типа читаю там что-то, и вообще не вижу, что на экране происходит. Именно какое-то чувство неловкости возникало у меня, как будто я застала родителей в постели. Недаром говорят, что иногда проще поговорить и высказаться чужому, постороннему человеку, чем родной матери. Между нами всегда был невидимый барьер по многим вопросам. К сожалению, это отрицательно сказывалось и продолжает сказываться на наших с мамой отношениях. Почему она так ко мне относится всегда? Мне не понятно. С какими-то претензиями, злостью, даже в детстве так относилась! А я всегда себя поэтому виноватой ощущала. Как будто я что-то не так делаю, и мама из-за этого на меня сердится. Хотя я была примерной ученицей, в садике всегда на всех утренниках выступала, не хулиганила никогда, музыкалку окончила по классу фортепиано, и родителям помогала по дому, лет с 8 вообще убиралась в квартире всей сама, и мебель полировала, и пылесосила, и полы мыла, и белье гладила всегда, с детства самого! И на огороде всегда сажала, полола, рыхлила, поливала. Почему мама меня никогда не хвалила, только смотрела злобно? Я очень, очень надеюсь, что мы с моей дочерью будем хорошими подружками, и что она побежит за советом не куда-нибудь, а ко мне, даже если этот вопрос будет касаться способов контрацепции. Собственно, и пишу я все это для того, чтобы Маруся, когда вырастет и будет таскать мой дневник из моего тайника в гардеробе, нашла в нем ответы хотя бы на некоторые свои вопросы. А моя мама…Я очень ее люблю, привязана к ней, но вот она может любить только ту свою дочь, которая послушно ездила с ней в церковь, постилась, делала только то, что ей говорила мама. А теперь вот я – «отступница», тк не езжу часто в церковь (а с кем мне Маруську оставлять? Не тащить же ребенка на трехчасовую службу, где дети начинают орать, капризничать, им не интересно, разумеется), а сама бабушка не хочет с внучкой сидеть (первой, единственно внучкой!), тк бабушке тоже надо в церковь каждый выходной и на неделе тоже. Если праздник). И бабушка жутко напрягается каждый раз, если прошу ее хоть часок посидеть с Машей, когда мне надо, например, сходить к врачу. Поэтому я «отступница». Ну, маме просто надо меня обругать лишний раз, выместить на мне свою злобу от внутренней неустроенности, и она это просто обожает. А Бог и не в церкви вообще, он везде, дома, на улице, и главное – обращаться к нему, а не тупо исполнять все телодвижения церковные, которые уже придумали люди, а не Бог. Но мама как раз не имеет Бога в душе, а только исполняет ритуалы. А я для нее «неблагодарная», и «потребительски» отношусь к своим родителям. Это вот мне тоже совершенно непонятно. Мы живем с мужем самостоятельно, платим за ВСЮ квартиру, хотя занимаем только одну комнату (мама с папой и брат живут на поселке, в большом дедовском доме финском, но у них тут комнаты в квартире, пустуют которые. Но которые мне категорически нельзя трогать). И мы платим за всю квартиру за ЖКХ, за мать и брата платит мой муж, денег у родителей я не прошу, они и не дали бы. Еду и одежду мы покупаем сами. При чем тут неблагодарность и потребительское отношение к родителям – вообще не ясно. Я сама сижу с ребенком, не кидаю никогда его на бабушку, гуляю с ней сама всегда, и так далее. Один раз ходила к врачу за весь год, просила маму посидеть с Машей. И это была такая эпопея! Я столько гадостей снова услышала в свой адрес! Даже говорить не хочу об этом. Так что мы никакие не «неблагодарные». И все равно я – плохая. Неблагодарная (почему, интересно????). Может, маме тяжело брать кефир на детской молочной кухне рядом с нашим домом, и занести его мне утром, когда она идет на дежурство вахтером в компьютерный центр, или, наоборот, сменилась и идет домой на поселок? Наверное, это, да. Иногда, если Сережа работает, я прошу маму брать по утрам это детское питание и заносить мне домой, в квартиру, тк мне надо Машу собирать тогда, чтобы самой сходить, одного ребенка я не оставляю дома никогда. А собирать ребенка годовалого – это все знают, это геморрой еще тот, тем более рано утром, когда ребенок еще сонный и недовольный. Да, наверное, именно это маме и тяжело, пройти 300 метров от своей работы до квартиры и принести детское питание мне, кухня молочная находится прямо рядом с маминой работой. Вот так. Поэтому она на меня и злится всегда. Ладно, хватит склочничать, она моя мать, хоть я ее и «разочаровала» (чем, интересно? Что не вышла замуж за богатого? Так мама сама мне вдалбливала, что главное духовность, а деньги- грязь и зло, поэтому я и не искала особенно-то богатого жениха. Или тем, что работала сразу после школы, сама зарабатывала, потом сама поступила в МГУ без блата, окончила. Родила ребенка…Да уж, сколько поводов для «разочарования», хаха!!!). Да, мама хотела, чтобы я ушла в монастырь, стала монашкой, замаливала ее грехи абортов и все остальные – грех злословия, гнева, ненависти, словоблудия, гордыни, может, и еще какие, не знаю. А я – бац, и такая замуж вышла. Бессовестная! Не оправдала ее надежд на бронь для нее блатного местав раю, видимо. Она-то надеялась, что я пойду в монастырь и вымолю ей это теплое мечтечко на небесах. И теперь я плохая. А мама променяла свою семью на церковь, она мне так и сказала, когда мне было лет 10, мы все вместе крестились на поселке, мой дед двоюродный был священником, он нас крестил на дому у дедушки, и мама сразу ушла с головой в религиозный фанатизм. Она вообще страстный человек, в советское время была ярой комсомолкой, готова была убить за КПСС и идеи марксизма-ленинизма. Потом вот с таким же остервенением ушла в религию…Крестилась, а потом как-то сказала мне – все, у меня теперь новая семья – церковь и Бог. И я стояла, помню, просто ошарашенная этим известием. Ведь семья – это мама и папа, это дети, а не какие-то там деревяшки с картинками и попы с кадилами! Для меня это был шок. Но с тех пор мама больше ни о чем не говорила, кроме религии и всего, что с ней было связано. У нее конкретно снесло крышу. Конечно, Бог – это, может, и важно, может, он и помогает как-то, только мы не видим. Но ведь, кроме религии, есть нормальная жизни, мы едим, одеваемся, читаем книжки, есть интересы, мода, машины, история стран мира и тд, архитектура, искусство, музыка, да столько всего интересного в мире!!! Нельзя же сейчас читать исключительно Домострой и носить лапти. Но мама совершенно другого мнения, и все, кто не живет по Домострою и не носит лапти, для нее суть враги, «отступники» и вообще достойны смерти. Она теперь не стрижет волос, так как замужней женщине это нельзя делать по церковным законам, ходит с некрашеными лохматыми прическами, заколкой закалывает этот свой ужасный сивый хвостик! Это так отвратительно! Раньше стригла Каре, подкрашивалась блондинкой, и так ей было хорошо, аккуратно, а теперь вот ходит, как бомжиха, одевается в длинные юбки до земли, ужас просто, она маленькая и полная, и это смотрится просто нелепо, зато «по-церковному». И пытается мне запретить ходить дома в удобных и практичных шортах и футболке, потому что я теперь «мужняя жена», и мне положено носить юбки и платок везде! Постоянно приходит и выливает на нас свою ненависть, закатывая каждый раз злобные скандалы по этому поводу. И ей без толку говорить что-либо, что в юбке крайне неудобно убираться в квартире, скакать по стульям за солью или крупой, и так далее. Шорты гораздо практичней, но она называет меня за это грешницей и грозит мне всеми карами небесными за несоблюдение ритуала. В общем, просто какой-то маразм, честное слово, у нашей бабушки, причем прогрессирующий. Господи, как же мне жаль моего папу! Вот кто по-настоящему христианин, хоть и не ходит в церковь и не увлекается всей этой мишурой! В нем нет ни капли гордыни, одно смирение. Он выкладывается на всю катушку во всех делах, за которые берется, он поможет всем и во всем, это сама доброта и кротость. Он просто святой у нас, честное слово. И он- золотые руки. Мама, с ее вечными поисками интересных развлечений и интересных людей, вечно доставляла ему неприятности, и сейчас продолжает заставлять его волноваться. Уезжает на какие-то паломнические экскурсии, таскается по непонятным гостям церковным, одна, без него. А он волнуется сидит. Папа очень домашний, абсолютно некоммуникабельный человек с нежной нервной системой. А мать – эдакая птица высокого полета, которой папа, в свое время женившись на ней, подрезал крылья. Хотя мама еще со школьной скамьи папу заприметила, скромного, умного, красивого, и зацапала его себе. А теперь винит его во всем, типа он ей нервы испортил, хаха, потому что он не зарабатывает миллионы, хотя и подрабатывал всегда сторожем и дворником. И не любит папа мой стрессов и смены обстановки, ну, что поделаешь, поэтому никуда не ездит никогда. А мама сама до сих пор с гордостью о себе рассказывает, как окрутила папу и женила его на себе, она ведь была из нищей деревенской семьи, а папа из мещан советских. И что, она не видела, кого окручивает? Просто ей был нужен именно такой малоактивный, скромный и безынициативный человек, ведь сама она как ураган. Ладно, все это лирика. Экскурсы в историю, скажем так.
Хотя лирика в моей жизни всегда играла и играет самую главную роль. К сожалению. Лирика, романтизм…Ведь многие серьезные вещи я делала из романтических побуждений, всегда много мечтала и мечтаю до сих пор, например, что в меня влюбится знаменитый актер какой-нибудь, или я вдруг сделаюсь знаменитой каким-нибудь макаром, знаменитой с хорошей стороны, конечно. Или что я совершаю какой-нибудь героический поступок, и все удивляются и рукоплещут мне….Глупая, правда? Как Бальзаминов…Хотя, на самом-то деле, я являюсь обладательницей осторожного трусоватого приспособленческого характера. А-ля хамелеон. Мне иногда даже становится страшно, насколько он прагматичен и хладнокровен, мой характер, насколько он расчетлив, одновременно с полнейшей лиричностью и романтикой. Абсолютно обо всем в своей жизни (с самого раннего детства, насколько себя помню), я думаю через призму свое выгоды, или, по крайней мере, через призму «а что мне будет». Это как бы шахматы такие у меня в голове, и я автоматически просчитываю все возможные ходы, которые могут последовать за тем или иным моим поступком, и выбираю самый для себя выгодный и безопасный ход шахматный. Но это происходит не потому, что я так хочу и специально загружаю свою голову сложными логарифмами из Высшей математики. Нет, конечно же. Это все происходит у меня в голове само собой, автоматически, очень быстро и четко. И часто меня это даже пугает, потому что многие «ходы» и «рокировки» касаются любимых моих людей. Нет, я никогда и никому не делала плохо, но всегда думала только о себе, своей безопасности и преимуществах. Даже когда родила Марусю преждевременно, и долго с ней мытарилась по больницам, под злобную радость моей мамы, которая потирала ручки удовлетворенно, говоря мне каждый раз – вот так тебе и надо, не причащалась в беременность, вот и получила, что заслуживаешь, отступница.
Да, мне хотелось, чтобы все ужасы роддома и 3-ДСО в Подольском роддоме оказались только дурным сном, чтобы я проснулась здоровой и беззаботной, как раньше, без невероятной тревоги за своего ребенка, который два раза чуть не умер там, в больнице, без раздирающей мою душу и сердце боли за нее и за себя. Сейчас-то я готова отдать свою жизнь за мою деточку,отдать все, чтобы она была в безопасности, сыта и жизнерадостна. Я готова горло перегрызть всякому, кто попытается ее обидеть. Но такое чувство нежности к ней и ответственности за нее появилось не сразу. Как я уже говорила, мы с ней много времени провели в больницах в первые месяцы ее рождения. Сначала обследовались в роддоме три недели, потом лежали с пневмонией, потом еще пару недель на долечивании так называемом, но вот последнее было уже моей перестраховкой, ребенок мой был слаб, хотя мы могли бы лежать и дома, но мне нужно было, чтобы рядом были врачи, на случай ухудшения. У нас был контакт по коклюшу, и нас отправили снова на долечивание в этот ненавистный Подольск. И я, измотанная родами и всеми этими мытарствами, сидела в Скорой с Машей на руках, с таким чувством горечи, тоски, тревоги, желания остаться там, дома, в тепле и уюте, что просто готова была оставить Мурку одну в больнице, оставить ее лечиться и вернуться домой, или вообще отдать ее кому-нибудь, потому что уже так много проблем сразу навалилось с ней! А я была совершенно не готова к этим нервам и больному ребенку, я думала быстро родить здоровую дочку и жить дома, как и прежде. Но все выходило по-другому, совершенно по-другому. И в эти первые месяцы у меня не было чувства, что это мой ребенок, и я никому его не отдам. У меня было только ощущение огромной проблемы, с которой я не смогу справиться, и надо просто ее оставить. Как будто ее и не было, этой проблемы. Хотя, конечно, внутри себя я прекрасно осознавала, что нигде и никогда я ее не оставлю, эту мою проблему – ребенка, не оставлю, потому что это МОЙ ребенок, моя проблема, и я ответственна за нее. И во мне боролись два чувства- желание быть дома, с папой-мамой и мужем, после стольких скитаний и мучений по больницам, и чувство невероятной жалости к моей малышке, которая, кстати, была в то время (да и сейчас остается) очень горластой. Нет, она орала не часто в младенчестве, зато с полной самоотдачей, и , в основном, по ночам, когда у меня просто ноги отнимались от усталости и глаза сами закрывались, стоило присесть где-нибудь. Потому что весь день суета с грудничком – это вам не на работе сидеть. С грудничком -то покорми, то гулять, то массаж, то укачивай спать снова, и так целые сутки, днем и ночью. Иногда от усталости я часто злилась и даже начинала покрикивать на свою грудную дочку, которая никак не желала засыпать, ее приходилось укачивать по два-три часа, а она, проспав два часа, снова просыпалась и начинала плакать. И я не сдерживалась, я в отчаянии повышала на нее голос, хоть она и не понимала ведь ничего, но я раздраженно сетовала на то, что она не спит. И не дает мне покоя, и когда же она начнет спать нормально! А потом мне становилось невозможно жаль дочку, и стыдно за себя, что я ругалась, ведь она родилась недоношенной, у нее была перенатальная энцефалопатия после рождения, и нервная возбудимость повышенная. И она была в этом не виновата. И я не имела права кричать на нее за то, что она никак не хочет засыпать, плачет, плачет, и мне по три часа приходится ее укачивать снова и снова. Вообще, нельзя себе позволять кричать на ребенка, ведь потом сама будешь на себя злиться, что обидела малыша.
Сережа плакал, когда я с Машей моталась по роддомам и реанимациям, на работе сидел и плакал, и его там утешали все, это он мне потом рассказал. Да мы все плакали, я плакала постоянно, просто не высыхая, первые полгода.
Особенно трудно мне было первые два месяца после ее рождения, когда мы жили по больницам. Только два раза мы приехали домой, а потом снова попали в больницу, первый раз – в ноябре, когда у Маши начался отек легких, и ее едва спасли, и второй – в декабре, когда я перестраховалась и снова решила ехать с ней в больницу в Подольск этот ненавистный, у Маши не снижалась температура, всегда была 37,1 – 37,2, и я так боялась! А это оказалась субфебрильная температура, от нервного возбуждения ребенка. Но я поехала снова с ней ложиться в больницу, а у нас еще был контакт по коклюшу, и нас положили не в основной корпус, а в инфекционный, одноэтажный, рядом с моргом. Это старое здание 50-х годов с облезлыми стенами и сантехникой до ужаса ржавой, вся ванная в нашем боксе была желтая, как будто вообще дореволюционная. Бокс имел два входа, в холл и на улицу. Детской кроватки тут не было, и я клала Машу на свою кровать. К стенке ледяной, отгораживая ее от стенки подушкой и одеялами. Делала ей гнездышко, тк дико боялась сквозняков уже, мало ли что. Это было ужасно – лежать снова в больнице, волноваться за ребенка, постоянно мерить ей температуру, а двухмесячному грудничку температуру мерить так сложно!
А в соседнем боксе лежала девочка трехмесячная, родившаяся без рук и ног. И ее родители-врачи от нее отказались, и девочка без конца плакала, плакала сутками, и никто к ней не подходил, никто ее не жалел! И у меня просто сердце разрывалось от ее плача, меня туда не пускали, конечно, и она страдала, страдала днем и ночью. Это просто невозможно даже вспоминать сейчас! Вообще, я такого насмотрелась в 3ДСО и 4 ДСО и в Подольском роддоме, что просто ужас. Там была палата брошенных детей от месяца до полугода, несчастные детки лежали там одинокие, кто-то спал, кто-то играл со своими ручками, кого-то кормила медсестра, и все детки на нее смотрели, как на чудо какое-то, на диковинку! Они вставали на четвереньки, и все, как подсолнухи, поворачивали голову в сторону медперсонала, когда кто-то входил в палату. Бедные, бедные брошенные детки! Что их ждет??? А ту девочку без рук и без ног????Ой, нет, не могу.
И вот я, в конце концов, не выдержала лежать в боксе этом больничном, позвонила Сереже, собрала наши с Машей вещи, и уехала домой с Сережей. И 12 декабря мы были уже дома. Гуляли с Марусей на балконе, тк на улице было холодно, играли в погремушки – она просто обожала погремушки, тянулась, радовалась, улыбалась во весь свой ротик! А мне плакать хотелось, глядя на ее улыбку, я постоянно трогала ей головку – нет ли температуры, и вспоминала, как она лежала в реанимации в кювезе в роддоме сначала, в грязных пеленках застиранных (Подольск!), и улыбалась мне, и как потом лежала и улыбалась мне с капельницей в головке своей маленькой, потому что нигде больше веночек не было видно, только на головке, и это было просто невыносимо!!! И я ревела, ревела все те два месяца, начиная с самого приезда в роддом, потому что там отношение к бесплатным роженицам было как к бомжихам и проституткам, хоть мы все были и замужем. Грубость, хамство, грязь, а я еще попала там не в нормальное отделение, а в инфекцию, тк у меня в карте была обозначена молочница, и вот там я тоже такого понасмотрелась! К нам привезли алкашку, которая родила на свалке. Собирала металл, молодая девчонка 18 лет, другая – родила вообще, стоя в приемной, ребенок вывалился сам. Это ужас просто был один! А мне ничего не говорили про Машу, и роды принимал хирург грубый из соседнего военного госпиталя, медсестры хамили мне, когда я плакала от схваточных болей, конечно, никаких обезболивающих мне не делали, ведь это был 1998 год, Подольск, и я не была хозрасчетной роженицей, то есть платной. Я была по полису. И медсестра мне говорила – а ты как думала, когда под мужика ложилась, а? Или в 26 лет уже не думаешь ни о чем, только бы под мужика лечь? Вот такое там было отношение к роженицам, в этом Подольске. Это было отвратительно. Мне делали разрезы, чтобы ребенок вышел нормально, ведь недоношенный, слабый, а потом хирург типа шутил – что, тебе всю дырку зашить, или для мужа оставить немножко? И я просто была очумевшая от такого хамства, потому что никогда с ним не сталкивалась в своей жизни, я жила в другом, приличном, мире, и у меня было чувство, что я попала просто в АД!!!! Зато как было радостно, когда я родила уже Машу, мне ее показали, она была в белой рубашке-пленке, она сама закричала сразу, хоть и была недоношенная. И я так обрадовалась! Но тут врачиха мне сказала грубо на ухо – не радуйся, мамочка, ребенок может в любой момент умереть, он ведь недоношенный! Но я знала, что Маша не умрет, нет. Я это знала всегда. А потом, уже в палате, мне ее не приносили и не приносили. Всем приносят, а мне нет, я спрашивала всех врачей, что с моим ребенком, но никто ничего мне не говорил. И так было четыре дня, или пять, я уже не помню. Я лежала и ревела целыми днями. А потом одна врачиха пришла и грубо сказала – ну, что ты не интересуешься своим ребенком, не нужен он тебе, что ли? Да вы ведь ничего не говорите, только хамите на все мои вопросы!!! И меня повели в детскую реанимацию. И я увидела мою Машу в этих ужасных пеленках застиранных, она лежала в кювезе со своей огромной шевелюрой светлой (родилась с длинными волосами 10 см), и улыбалась, улыбалась во весь рот! И я снова ревела…А Маша была похожа на маленькую обезьянку-капуцина. Но мне было это не важно, это был мой любимый ребенок! И она быстро развивалась, всегда пыталась задрать свою головку, если лежала на животике, и посмотреть вокруг.
Во сне она постоянно выкручивалась из пеленок, хотя я туго ее очень пеленала, как тогда было положено – пеленать, чтобы ребенок не мешал себе спать, ведь груднички размахивают ручками хаотично и себя будят. Я ее связывала даже ленточками, чтобы она спала нормально, но она и из ленточек выкручивалась, и те оказывались пару раз даже у нее на шее, поэтому я перестала лентами ее перевязывать, мало ли, что. В общем, Маша с самой первой минуты жизни была активная и жизнерадостная, поэтому и выжила. А сейчас стала симпатичная уже, личико меняется, но такая капризуля! Пляшите все вокруг нее! Мы ее крестили в три месяца, дома, вызывали священника из Былово. У Маши с рождения из-за лекарств проблемы с кишечником, и очень осторожно я ее кормлю Хуманой, молока своего хватило только на три месяца, от стрессов оно пропало, и мне врач наш частный посоветовал питание детское- Хуману. Мы наняли врача за деньги, она приходит каждый день и наблюдает Машу. Потому что участковая как раз и упустила пневмонию у Маши. Поэтому кормлю ребенка Хуманой для недоношенных детей, есть и такая, слава Перестройке, хоть питание теперь детское есть приличное. И нормально Маша его переносит, редко когда диатез. Правда, стул иногда бывает зеленый, но мы пьем специальные лекарства для микрофлоры, живые бактерии из института Габричевского, тоже Камаловская – наш частный доктор – посоветовала. Сдавали анализы много раз там уже, и в соответствии с ними, выписывают нам разные бактериофаги. Помогает просто на ура. Я избегаю сквозняков в комнате всегда, подушки ставлю на стол, когда Маше массаж делаю или пеленаю. Меня медсестра наша научила делать массаж для недоношенных детей, и я теперь два раза в день его делаю. Каждый вечер купаем Машу в комнате, тк печку масляную включаю тут, чтобы не простудить ее, а в квартире холодно очень, везде сквозняки, дом старый, хоть и окна все заклеиваем. Ванночку ставим на табуретки, воду греем. Маша любит купаться. А мне так всегда за нее страшно!