Мои дорогие мужчины (Наперекор волне)
Шрифт:
– У нас блинчики на ужин?
Анна весело улыбнулась, хоть прекрасно знала, что не сможет надолго отвлечь стариков. Они были рядом с ней в самые плохие времена – сколько бы боли она им ни причиняла. Им и самой себе. Они видели ее насквозь.
– Я начала готовить соус, как только ты позвонила с дороги. Ал, не мучай девочку!
– Я ее не мучаю. Я спрашиваю. Тереза закатила глаза.
– Если бы в твоей большой голове действительно были такие хорошие мозги, ты понял бы, что она сбежала домой от молодого человека. Он итальянец? – строго спросила Тереза,
Анна не смогла сдержать смех. Господи, как же хорошо дома!
– Понятия не имею, но он обожает мой красный соус.
– Значит, у него хороший вкус. Почему ты не привезла его домой познакомиться с нами?
– Потому что у нас возникли проблемы, и мне надо их разрешить.
– Разрешить? – Тереза всплеснула руками. – Как ты можешь их разрешить, когда ты здесь, а он там? Он красивый?
– Потрясающий!
– Он работает? – поинтересовался Ал.
– Начинает собственный бизнес… с братьями.
– Это хорошо. Значит, он понимает важность семьи, – Тереза одобрительно кивнула. – В следующий раз привезешь его, мы посмотрим своими глазами.
– Хорошо, – сказала Анна. Согласиться было легче, чем объяснять. – Я пойду распакую вещи.
– У девочки болит сердце, – прошептала Тереза, когда Анна вышла из комнаты. Ал погладил ее руку.
– Она справится. У нее сильное сердце.
Анна не спеша развешивала одежду, раскладывала белье в ящики своего старого комода. Эта комната хранила столько воспоминаний! Обои немного выцвели. Анна помнила, как дедушка сам оклеивал стены, когда она переехала сюда, чтобы в комнате было повеселее.
А она ненавидела прелестные розы на стенах, потому что они выглядели такими свежими и живыми, а она чувствовала себя мертвой…
И розы все еще цвели здесь – чуть состарились, но цвели. И дедушка с бабушкой тоже состарились…
Анна села на кровать, вслушиваясь в знакомый скрип пружин. Все здесь было знакомо, уютно, безопасно. И Анна призналась себе, что мечтает именно об этом. О доме, детях, заведенном порядке… со всеми сюрпризами, которые всегда преподносит семейная жизнь. Она понимала, что некоторым такие желания показались бы слишком банальными. Когда-то она сама себе это говорила.
Но теперь она поумнела. Дом, брак, семья… В этом нет ничего банального. Эти три составляющие формируют уникальное и бесценное целое.
И она хочет всего этого. Ей это необходимо.
Может быть, до сих пор она просто играла? Не была до конца честной – ни с Кэмом, ни с самой собой? Она не говорила ему о своих мечтах, но в глубине души разве не начала надеяться, что он разделил бы их? Очевидно, нужно было оказаться дома, чтобы понять: она только притворялась, что ее устраивает секс без всяких обязательств. Ее сердце безрассудно жаждало большего.
Так, может быть, она заслужила, чтобы это сердце разбили?
«Черта с два! Ничего подобного я не заслужила!» – подумала Анна, вскакивая. Она просто старалась удовлетвориться тем, что было, она сознательно приняла ограничения их отношений. И все же Кэм не доверял ей…
«Будь я проклята, если стану винить за это себя!» – решила Анна, подходя к потрескавшемуся зеркалу над комодом, и начала освежать макияж.
Когда-нибудь у нее все это будет. Сильный мужчина, который будет любить и уважать ее, доверять ей. Он будет видеть в ней союзника, а не врага! Если она захочет, у нее будет и дом в деревне около воды, и собственные дети, и глупая собака… У нее будет все!
Просто это будет не с Кэмероном Куином… Что ж, ей следует благодарить Кэма хотя бы за то, что он раскрыл ей глаза не только на ущербность их так называемой любовной связи, но и на ее собственные желания.
Но лучше задохнуться насмерть, чем благодарить его!
20
Кэм обнаружил, что неделя может длиться вечно. Особенно если откусил больше, чем в состоянии проглотить.
Иногда ему безумно хотелось затеять с кем-нибудь драку, но в следующее мгновение он понимал, что помочь ему может только честный разговор с Анной.
Хорошо еще, что начало работы над яхтой занимало почти все его время и требовало сосредоточенности. Он не мог позволить себе думать о ней, обшивая корпус. И все равно думал!
Он пережил несколько отвратительных минут, представляя ее на каком-нибудь Карибском пляже – в том маленьком бикини – с мускулистым загорелым типом, который втирает крем от загара в ее кожу и покупает ей май-тай [4] .
Потом он убеждал себя, что Анна сбежала куда-нибудь зализывать свои воображаемые раны и, вероятно, лежит в комнате какого-нибудь отеля, опустив шторы и рыдая в подушку.
4
Май-тай – коктейль из рома и ликера «Кюрасао» с фруктовым соком.
Но и эта картина не поднимала его настроения.
Когда в субботу Кэм вернулся из мастерской после тяжелого рабочего дня, он мечтал о пиве. Они с Этаном направились прямо к холодильнику и уже сорвали крышки с бутылок, когда в кухню вошел Филип.
– Сет не с вами?
– У Денни. – Кэм закинул голову и стал пивом промывать осевшую в глотке древесную пыль. – Сэнди привезет его попозже.
– Хорошо. – Филип и себе достал пива. – Садитесь. Мне нужно вам кое-что сообщить.
– Опять какую-нибудь гадость?
– Утром я получил письмо из страховой компании, – Филип отодвинул стул, – они все-таки отказываются платить. Здесь куча юридических терминов и оговорок, но суть в том, что они по-прежнему сомневаются в причине смерти и решили продолжить расследование.
– Пошли они… Эти крохоборы просто не хотят раскошеливаться!
Кэм раздраженно лягнул стул, всем сердцем сожалея, что это не Маккензи. Филип скривился и продолжал:
– Я разговаривал с нашим адвокатом. Боюсь, если я так и буду беспрестанно звонить ему в выходные, он скоро перестанет дружить со мной.