Мои друзья скандинавы
Шрифт:
— Как тебе удалось достать? — удивился Вилле. В те годы страну «поразил», как говорили любители выпивки, строжайший «сухой закон».
Вилле откупорил бутылку. Приложился к ней и сразу же плюнул.
— Обманули тебя. Спекулянты! Чистый денатурат. Отрава. Примуса разжигать, а не пить.
Тогда Айно деловито раскрыла сумку.
— Меня-то не подведут… Друзья кооператоры ни пенни не взяли, — сказала она и извлекла из глубин бутыль, о которой раньше и не обмолвилась.
Вилле пригубил. Поперхнулся, закашлялся и одобрил:
— Воистину «волшебная сумка»!..
Айно поднесла Отто большую кружку горячего чая, разбавленную медом и спиртом.
— Пей до дна!
Он залпом выпил эту обжигающую смесь и снова зарылся с головой в одежду и хвою.
Поможет или нет? В прошлом году он перенес воспаление легких. Айно боялась рецидива — шутка ли, прошлой ночью так прозябли!.. А потом, восемь месяцев провел затворником, и теперь сразу без передыха трое с половиной суток словно накачивали в него свежий, даже слишком свежий, холодный воздух!.. А днем на припеке! С каждым часом страх за друга, за которого она была в ответе, все нарастал и нарастал.
Снова они растолкали Куусинена и заставили еще раз выпить кружку крутого чая с медом.
Опять дежурили по очереди. Но, когда под утро груда одежды и хвои зашевелилась и Куусинен высунул из нее рыжую голову, они оба встрепенулись, словно и не дремали.
— Это самое… болезнь, кажется, проходит! — пролепетал Отто. — Я мокрый, как мышь. Насквозь пропотел! — и снова спрятал голову.
Вилле и Айно переглянулись и, с облегчением вздохнув, засмеялись.
— Боязнь за Куусинена еще больше сблизила нас, — улыбнулась она, вспоминая то далекое утро, — а от радости мы просто поглупели. Я думаю, что Отто Вильгельмович раньше нас понял, что мы с Вилле совершаем предсвадебное путешествие. Все не как у людей! Не свадебное. А мы тогда даже и не помышляли, что не пройдет и года, и мы станем мужем и женой. Не до того было, — сказала Айно, с молодым лукавством взглянув на меня.
Наутро Куусинен казался уже совсем бодрым. Термометр показывал 36 градусов, и друзья с новыми силами продолжали путь на запад, к острову (название которого в письме начертано было лимонной кислотой), который они прозвали «обетованным»….
Только бы не спутать его с другим в этом лабиринте, в этом архипелаге больших шхер и малых островков.
«ОБЕТОВАННЫЙ ОСТРОВ»
Причалив к острову и вытащив на берег «Беляночку», друзья сразу же разложили костер и поджарили на углях тут же выловленную треску. А печень — рыбий жир — сварили в эмалированной кружке.
Айно с детства ненавидела его. Но мужчины выпили с удовольствием.
— Пей, Айно, до дна, до дна пей! — поднес ей эмалированную кружку Куусинен.
Она отвернула голову.
— Свеженький! Вкусно! — сказал Вилле, отпив полкружки, и сказал он это таким «вкусным голосом», что Айно захотелось попробовать. Но, боясь насмешек, она отошла от угасшего костра.
Остров был покрыт молодым смешанным леском — сосна и береза. И еще кустарник — волчья ягода, крушина, черемуха. А главное, казалось, из-под самых корней высокой ольхи изливался прозрачный, холодный ключ. Откуда взялась на этом каменистом островке ключевая вода? А в ветвях ольхи свила гнездо себе какая-то птаха, и счастливый отец семьи, не обращая внимания на людей, то и дело подлетал с приношениями.
Наломав ветвей, друзья соорудили под ольхой шалаш, где троим было не так уж тесно.
Сегодня письмо дойдет до Стокгольма. Завтра его вручат адресату. И тогда сразу отправятся за ними. На дорогу клади сутки. Значит, придется прожить здесь самое большее трое суток. Так прикидывали они, расчисляя часы ночных дежурств.
Одуряя пряным ароматом, цвела черемуха.
— Самое время сажать картофель, — сказал Вилле, церемонно поднося Айно ветку черемухи, на которой за цветами не видно было листьев.
Она знала эту примету и еще другую: когда распускается черемуха, холодно. А распустилась — придут теплые деньки.
Высокое вечернее небо было расписано прозрачными, изнутри светящимися красками, словно радуга расплылась, размыла свои строго очерченные контуры и перемешала, сместила цвета — заполнила весь небесный свод. Такое чудесное небо бывает на Балтике весенними вечерами!..
Куусинен листал газеты. В каждой из них говорилось об Аландских островах.
На Аландском архипелаге, населенном шведами и принадлежавшем ранее Российской империи, впервые в конце семнадцатого года, а в середине прошлого девятнадцатого года вторично было проведено всенародное голосование: в границы какой страны — Финляндии или Швеции — должны быть включены острова. И дважды огромнейшим большинством решали присоединиться к Швеции. Но тогдашние финские правители не согласились с результатами свободного волеизъявления. И по их требованию решение этого, казалось, ясного вопроса передано было на рассмотрение Совета Лиги Наций…
Так вместо моста, соединяющего обе страны, Аландский архипелаг, прикрывающий вход в Ботнический залив, был превращен в яблоко раздора… Но Куусинена этот спор сейчас мало трогал.
Он искал в газетах сообщения об открытии съезда Социалистической рабочей партии в Хельсинки.
— Наверно, еще не успели дать отчет, — предположил Вилле. — Но это хороший симптом! Если бы разогнали съезд и арестовали участников, все газеты обязательно сообщили бы… Как-никак сенсация!.. И долго еще Айно, дежуря у шалаша, слышала, как, укладываясь спать, Отто и Вилле размышляли, рисовали себе картины, как проходит съезд, кто какие речи произносит, кого изберут в руководство, каким большинством будет принята программа.
Если бы они могли предвидеть, что не пройдет и года, как в беседе с иностранными товарищами на организацию финскими подпольщиками-коммунистами легальной левосоциалистической партии Ленин укажет как на пример отличного сочетания подпольной и легальной работы! (Если бы они знали, что на первых же выборах новая партия проведет в парламент 27 депутатов, они, вероятно, спали бы спокойнее…)
Впрочем, сон их в ту ночь был, по свидетельству Айно, таким, что, когда одна зорька за Аландскими островами отплыла и сразу же занялась другая на северо-востоке и наступила очередь дежурить Вилле, она с трудом добудилась его.
«ТОРПЕДА»
Новый день на «обетованном острове» начался песней примуса, на котором закипал душистый, пахнущий сразу и домашним уютом, и дальними странами кофе.
— Не знаешь, кто изобрел примус? — спросила Айно.
— Какой-то швед, — отозвался Куусинен. — Неблагодарные — мы не помним фамилий тех, кто облегчает жизнь людей. Ну кто, например, изобрел простой настенный выключатель? Колесо? Лыжи? Восковую свечу? Блесну? Иголку?
— Зато я знаю, кто позавчера купил ее, — отозвался Куусинен.