Мои друзья скандинавы
Шрифт:
— Как это так — неважно! — возмущалась Айно. Ведь партия ей поручила сделать все, чтобы этого не произошло, чтобы полиция до Отто не добралась никогда.
Письмо произвело сенсацию. В парламенте был сделан запрос. Обстановка накалялась. Это было зимой.
А уже в мае в Хельсинки, в Рабочем доме, собрался Учредительный съезд Социалистической рабочей партии, проект программы которой составил Куусинен.
Эта массовая партия должна была быть легальной, хотя, по существу, ею руководили представители Коммунистической партии, которая в те годы, в условиях подполья, не могла быть массовой.
Едва возникнув, новая партия объединила уже тридцать тысяч рабочих.
Но на второй день работы съезда, как только принято было решение примкнуть к Коммунистическому Интернационалу, полицмейстер отдал приказ закрыть съезд и арестовать делегатов. Так все участники его прямо с заседания угодили в тюрьму. Но, к удивлению полицмейстера, Куусинена среди них не оказалось. И, хотя делегаты очутились за решеткой, не прошло и месяца, как в Хельсинки собрался новый съезд, положивший начало легальной Социалистической рабочей партии Финляндии.
В те дни полицейские сбились с ног, отыскивая Куусинена среди делегатов и в рабочих районах столицы. Кольцо облавы сужалось и сужалось, и казалось — вот-вот они схватят его. Но Куусинена и след простыл.
Правда, ему не хотелось покидать Хельсинки до съезда, но слишком уж плотно облегла облава, и к тому же предстояли другие, не менее важные дела.
Как в те годы, когда большевики были загнаны в подполье и свои съезды и конференции могли проводить лишь за границей, так и финские коммунисты, когда реакция заставила их уйти в подполье, собирали свои съезды за рубежом, в той же Швеции и — долг платежом красен — в Советской России. Предстояла конференция Финской компартии… А затем… Впрочем, все по порядку.
Айно Пессонен и Вейкки — подпольная кличка Вилле Ойянена — было поручено организовать отъезд Отто.
— Как ты переносишь качку? — спросил Вилле. — Что, если махнуть на моторке морем на Стокгольм?
Путь этот, конечно, опасен. Но он казался им и надежнее.
— Буду откровенна: я видела, что и за мной уже установлена слежка, и мне тоже хотелось скорее покинуть Хельсинки. Если бы меня поймали, несдобровать — десять лет каторги, самое меньшее!
В январе восемнадцатого года на башне Рабочего Дома в Хельсинки зажегся красный огонь. Это было сигналом к пролетарской революции. Восставшие рабочие быстро захватили власть, организовали революционное правительство — Совет Народных Уполномоченных, душой которого были испытанные рабочие лидеры Отто Куусинен и Юрьё Сирола. В разгоревшейся гражданской войне Красная гвардия на всех фронтах теснила белогвардейцев. Но судьбу революции решили призванные белыми войска Германской империи. Революция была разбита. В стране воцарился белый террор. Молодая, созданная уже после революции компартия была загнана в глубокое подполье.
В дни рабочего восстания Айно, старшую приказчицу большого мануфактурного магазина Паррконена, где она заведовала отделами трикотажа и гардин, товарищи послали работать кассиром в Финском банке.
— И немало денег выдала я оттуда на нужды Красной гвардии. Пачку за пачкой… На мне уже висел заочный приговор.
— А тебя не закачает? Море все-таки… — снова спросил Вилле.
Нашли удобный баркас. Сторговали его. Вилле, экономя, купил подержанный мотор. И, в то время как он разбирал и снова собирал его, читал и перечитывал правила обращения с ним, Айно написала письмо товарищам в Швецию, между строк которого невидимыми «чернилами» — лимонным соком — намечены были место и дата встречи. Сегельскяри. Самый южный островок в шхерах Финляндии, в районе Ханко. Туда — из Хельсинки немногим больше ста километров — они и собирались дойти на своей моторке… И с этого островка, на котором с давних пор стоял лоцманский знак, их должны были переправить в Стокгольм уже шведские друзья. Стокгольм подтвердил условия принятия.
И в первое июньское воскресенье около баркаса на пристани Хиеталахти с рассвета — а июньские ночи короче воробьиного носа, не успеет в одном краю неба погаснуть вечерняя зорька, как в другом зажигается утренняя, — Вилле уже возился с мотором. А по пристани вместе с хозяйкой конспиративной квартиры, держа в руках тяжелую сумку с продуктами, прохаживалась Айно, то и дело поглядывая на мыс, из-за которого должна была появиться лодочка.
С мотором что-то не ладилось.
И вот наконец из-за мыса появилась долгожданная лодочка… Ослепительно белая. Только что выкрашенная. На веслах — брат хозяйки последней квартиры, где Айно поселила Куусинена. На корме…
Не знай Айно заранее, что в лодке должен быть Куусинен, она бы его ни за что не признала в этом примостившемся на корме ярко-рыжем человеке. Если Айно и Вилле в своей будничной одежде нисколько не отличались от прочих обывателей, то Отто, по их мнению, был слишком уж переконспирирован. Поверх обычного костюма он напялил другой, поношенный. Булавки скрепляли дыры на старом, продранном свитере. И сразу бросилось в глаза, что сапоги не по ноге — велики…
— В них уместился бы еще один человек! — сказала Айно…
Нет, никто никогда в этом рыжем оборванце не признал бы популярнейшего лидера рабочего класса Финляндии, обычно такого подтянутого, магистра философии, депутата парламента, одного из организаторов компартии. Полиция знала также, что Куусинен вошел в руководство Коммунистического Интернационала, в создании которого принимал деятельное участие.
В своем «новом» одеянии он совсем был не похож на разосланную охранкой фотографию и «особые приметы». Это было прекрасно.
А что касается цвета глаз, то у девяноста из ста финнов глаза голубые или серые.
Вдруг мотор затарахтел — заработал. Вилле выпрямился и торжествующе поглядел на товарищей. Но не успели Айно и Отто положить свои сумки в баркас, как мотор зачихал, закашлял и заглох.
— Издевательство! Сатана-перкала! — выругался Вилле и снова нагнулся и стал колдовать над мотором.
А тот снова зачихал и заглох.
Солнце уже поднялось. Морская гладь голубела. На набережной появились прохожие.
Надо немедля что-то предпринимать… Отправляться в дальний путь на тяжелом баркасе с неисправным мотором рискованно! Сидеть на берегу или возвращаться обратно в квартиры, за которыми уже установлено наблюдение, не менее опасно…
— Оставим тут ко всем чертям баркас с мотором, а поедем на этой лодочке, — вдруг предложил Вилле. — Мы в ней легко разместимся. Собственный мотор всегда надежней. Не подведет. Была бы сила и упорство. — И он пощупал свои бицепсы.
Что и говорить, Вилле Оянен не только красивый парень, не только настоящий революционер, но еще и первоклассный спортсмен. Гимнаст. Он одно время даже преподавал гимнастику. А Куусинен хотя тоже не из слабых, но, конечно, в силе уступал ему. К тому же месяцев восемь он просидел взаперти, не выходил на воздух. И рыжие волосы только оттеняли бледность его щек.