Мои каникулы в голове физрука Клюшкина
Шрифт:
– Вас ничто не должно волновать, - уверял Миша.
– Реципиенты получают неплохой процент от той суммы, которую вы оплатили. Поэтому все они, включая господина Клюшкина, можно сказать, кровно заинтересованы в том, чтобы ваша поездка прошла без эксцессов. Иначе, если посыплются жалобы, мы вынуждены будем ограничить доступ туристов в их головы. В Москве и области полно других голов. Порядочных и уравновешенных.
Остановившись, локомотив с шипением распахнул двери.
– Встаём, приехали.
9. Учитель
Инесса Блинова вместе с Тузиком ждали в лаборатории. Подошли мы. Вместе с Шариповым. В первую секунду я даже как-то удивилась: почему Шарипов на поводке, а физрук просто так? Мог бы, по крайней мере, натянуть намордник. (Я, наверное, злая, да? Sorry!) Но он был, что называется, при параде: серые отутюженные брюки, белая рубашка с галстуком в горошек…
– Это что?
– грозно вытянул палец физрук.
– Это?
– с обаятельной улыбкой переспросила мама.
– Это наш домашний питомец. А это необходимые справки. Вот… Прививки от бешенства, от чумы… Он у нас послушный, вы не думайте. Знает команды. Шарипов, сидеть. Сидеть, я говорю. Что за непонятливый пёс!
– Ещё насидится, - сказала я.
– Вы собираетесь взять его с собой?
– Послушайте, если нас всех временно растворят каким-то лучом, то какая, собственно, разница - собака это будет или человек?
– Но он станет рыть ямы.
– Кто вам такое сказал?
– Все собаки роют ямы.
– Но это не норовая собака, вы же видите. Он декоративный. Мопс.
– Сверху, может быть, мопс, а внизу у него что?
– Согласна, - вздохнула мама, - лапы у него действительно отцовские. Но судя по их длине, его папа был псом гончей породы. Борзой. Нет, такими лапами ямы не пороешь.
– Ну, почему же, если очень постараться… - с сомнением прогнусавил папа.
– Гена, где ты в последний раз видел, чтобы Шарипов рыл ямы? Когда такое было? И вообще, - мама вновь обернулась к физруку, - с чего вы решили, что у вас там непременно должна быть земля?
– Что же там?
– спросил физрук.
– Вам же придётся где-то стоять, ходить.
– Может, у вас там песок. Или опилки. Или то и другое в смешенном виде. Не думаю, что в опилках так уж удобно рыть ямы.
– Издеваетесь?
– Ну, что вы! Даже не думала.
Спор обещал быть длительным, поэтому я решила вмешаться.
– Валерий Палыч, - сказала я, - беру Шарипова под свою личную ответственность. Если начнёт разгребать землю, я его остановлю. Буду строго следить, обещаю.
– Валерий Павлович, - с убедительностью сказал Миша, - это действительно так: расщепляясь на субатомные соединения, материальные субстанции, включая людей и животных, делаются практически неотличимы. То есть я хочу сказать, что наличие вместе с путешественниками небольшой комнатной собачки на вас никак не отразится. Вы этого не заметите.
После этого нам, как туристам, дали необходимые инструкции: как себя вести, даже как дышать во время перемещения. Мы взобрались на площадку «Д». Физрук отправился к той, что с буквой «Р». Надев защитные очки, сотрудник Блинова пошла колдовать с пультом. Штатив с перемещателем, прожужжав, выдвинулся из пола. Сам перемещатель слегка надломился. Его пушки, медленно опустившись, нацелились в нас. На стене рядом с Блиновой, на двух мониторах я увидела лица своей семьи и Клюшкина. Я поглядела на папу с мамой. Прижимая сумку с вещами к себе, папа вспотел и выглядел взволнованным. Не часто ему приходилось бывать туристом. Ему привычнее бухгалтерский стол.
– Спокойно, - подбадривал всех Миша, - ничего страшного.
Вдруг я заметила, что на одном из мониторов изображение исчезло: Клюшкин куда-то делся. Я поглядела на противоположную площадку… Упав на пол, Клюшкин отжимался на руках.
– Валерий Павлович, что вы делаете?
– спросил консультант.
– Мне так удобнее. Сгоняю стресс, - ответил Клюшкин, продолжая отжимания и негромко считая: - Двадцать один, двадцать два…
– Валерий Павлович, встаньте, прошу вас.
– Сейчас. Тридцать семь… Сорок один… Пятьдесят… Всё. Можно, - бодро вскочил на ноги Клюшкин.
– Я готов.
– А я нет, - положив сумку, заявил вдруг папа.
– Требую вернуть наши деньги назад.
– Дорогой, что такое?
– в недоумении воззрилась на него мама.
– Всё шло нормально.
– Он отжался, ему хорошо, - с обидой произнёс папа.
– А как быть другим? Может, он не знает, но у него поднялось кровяное давление. Вдруг это отразится на путешествии?
Физрук приложил большой палец к запястью.
– Пульс в норме, - сказал он.
Папу ещё какое-то время уговаривали - мама, сотрудники… Я бы сама попросила отдать нам деньги, чтобы мы вернулись домой, но было поздно: что я скажу Задавакиной? Нет, папу надо было срочно успокоить.
– Пап, - сказала я, - погляди на меня. Я не боюсь. И тебе не надо. Поехали, раз уж собрались.
– Кто вам сказал, что я боюсь?
– оскорбился папа.
– Я с удовольствием. Я лишь требую, чтобы господин физрук стоял на месте и не мельтешил.
– Валерий Павлович… - с мольбой произнёс Миша.
– Хорошо. Стою, - заверил всех физрук.
Но как только камеры, вмонтированные в пушки, повторно нащупали наши лица, я увидела, как физрук приседает на одной ноге: пистолетиком.
– Господин Клюшкин, вы снова?
– Голос консультанта сделался строже.
– Это всё они, - балансируя на ноге, пожаловался физрук.
– Сначала я не нервничал, а теперь - вот. Мне нужно срочно согнать стресс.
– Вам-то чего нервничать, не понимаю?
– спросила мама.
– Кого здесь расщепят, меня или вас?
– Тогда стойте и ждите, - ответил физрук.
– Одиннадцать, двенадцать…
В конце концов, было принято решение: принесли стул, усадили Тузика, и мама, пользуясь профессиональными навыками, ввела его в гипнотический сон.
– Теперь будет спокоен, как удав, - отряхнув ладони, словно у неё там налипла пыль, сказала мама.
– Перемещайте нас уже скорее, а то я сейчас начну курить.