Мои прославленные братья

Фаст Говард Мелвин

– Нет! Иди в Иерусалим, Ионатан. Иди к Рагешу и передай ему, что Маккавей в Офраиме, Маккавей и его брат Шимъон.

Скажи Рагешу, что в Офраиме есть два человека, и что пока двое свободных людей ходят по земле Иудеи, борьба не кончена. Скажи ему, что борьба будет продолжаться до тех пор, пока весь мир не узнает, что живет в Иудее народ, который не клонит колени ни перед человеком, ни перед Богом. Рабами были мы в Египте, но больше мы никогда не будем рабами. Передай все это Рагешу.

Иоханан хотел отправиться вместе с нами - мягкосердечный книжник Иоханан, у которого но было ни воли ненавидеть, ни силы бороться, но который ни разу не поколебался в

своей верности и ни разу не дрогнул перед врагом. Прихоть рождения сделала его одним из пяти странных братьев, которые были сплочены, как никогда еще не были сплочены братья в Израиле. Неукротимый дух научил его военному искусству, научил вести за собою людей, научил многому, к чему не лежала у него душа. И теперь тоже, когда мы были одни, когда нас осталось лишь четверо против всего мира, сердце Иоханана было с нами.

И скажи Иегуда или я одно только слово, он бросил бы жену и детей, свой дом и синагогу, свои драгоценные свитки, и пошел бы за нами, чтобы стать изгнанником, изгоем, без надежды и будущего.

Но этого мы не сделали. И, поблагодарив Моше бен Даниэля, поцеловав его, как поцеловали бы отца, мы взяли оружие и еды, сколько могли нести, и ушли. Мы ушли ночью, ни с кем не попрощавшись, чтобы тот, кто не знает, не допрашивал свое сердце, и направились в Офраим. Мы шли по ночам, избегая селений, шли через горы по старым, хорошо нам знакомым тропам, на которых каждый шаг был отмечен в нашей памяти печатью славы.

Мы добрались до Офраима без приключений, и здесь мы с Иегудой обосновались в пещере, которая когда-то давала кров множеству еврейских семей. Ионатан и Иоханан хорошо знали это место и в нужный час могли нас тут отыскать. Мы не знали, что это будет за час и когда он наступит, - но до тех пор нам предстояло скрываться, и нам было очень грустно. Через многое мы прошли, и многое нас еще ожидало, но ничто не вызывает в моем мозгу столь ужасных, разрывающих сердце воспоминаний, как это офраимское изгнание. Никогда еще у нас не было так тяжело на душе, никогда еще будущее не казалось таким безотрадным, и нередко я воистину чувствовал то, что Иегуда выразил словами, что это действительно конец.

Но горше всего мне было смотреть на моего брата и видеть, как угасают в нем геройский дух и жар непокорного сердца, видеть, как в его волосах пробиваются все новые серебристые нити, видеть, как углубляются борозды морщин на его молодом лице.

Я хорошо понимал, что его гложет: его потрясло, что предал его Рагеш Рагеш, который был с нами с самого начала борьбы, Рагеш, который был столь неподвержен чувству страха и так легко относился к смерти, что почти готов был броситься ей в объятия просто из любознательности и пытливости ума; Рагеш, чье остроумие одолевало любые неудачи, Рагеш, который для всех нас стал как отец и не только для сыновей Мататьягу, но и для тысяч других евреев. Но никогда Иегуда не заговаривал об этом, и ни словом, ни знаком не дал он понять, как он страдает.

Как постигнуть мне брата моего, Иегуду, и как понять народ, который породил и вскормил меня? Народ и Иегуда - едины, и дух Иегуды был сутью жизни, благоуханием жизни и волей к жизни.

И он все одолел, и сил у него было больше, много больше, чем у меня.

Мы мало что делали в нашем изгнании. Иногда мы охотились на мелкую дичь, чтобы пополнить наш запас продовольствия - ибо мы избегали ходить даже в те немногие деревушки, которые были в Офраиме. Мы довольно мало беседовали между собою. Мы ложились рано и вставали с зарей. Мы молились, как молятся все евреи, ибо мы были евреями, и так же не

могли отказаться от нашего Бога, как не могли отказаться от самой жизни, - и мы очень сблизились друг с другом.

Как мне объяснить эту близость, которая дается братьям и никому более? Это - как существование одной души в нескольких телах, как предвестие тех времен, когда все люди - и евреи, и нохри будут вместе ложиться и вместе вставать, как предсказывал сладостный пророк изгнания.

И в силах ли я сказать больше или понять больше? Однажды мы без страсти и без боли вспомнили Рут и говорили о том, какой она была. Но мертвые спят спокойно, спокойно...

Мы провели в изгнании тридцать два дня, когда появился Ионатан. Он пришел рано утром, когда мы сидели у входа в нашу пещеру. Мы обняли Ионатана и поцеловали его, и Иегуда взял его за обе руки и оглядел с головы до пят, улыбнувшись впервые за все это время при виде тонкого, гибкого юноши, который, как Вениамин, был нашей юностью и нашим сокровищем.

– Что случилось?
– спросил я брата.
– Но сначала поешь и отдохни.

– Случилось многое, - сказал Ионатан: раньше он был ребенком, теперь же он стал мужчиной.
– Я пришел из Иерусалима, - добавил он, - и там творится нечто ужасное. Рагеш мертв, и Моше бен Даниэль мертв, и Шмуэль бен Зевулон, и старейший из старейшин Энох из Александрии, и много, много других - мертвы...

Ионатан смертельно устал; от радости при виде его мы в первый момент не заметили этого, но теперь, рассказывая, он склонил голову, и страдание исказило его лицо.

– Так много других, - прошептал он.
– Они купили мир так дешево, так дешево, но эту-то цену надо было заплатить.

Слезы катились у него по щекам.

– Заплатить...

– Ионатан - резко крикнул Иегуда.
– Ионатан!

– Со мной-то все в порядке, - сказал юноша.
– Я здесь, вместе с Маккавеем, так что со мной все в порядке. Но по Иудее идет слух, что Маккавея нет в живых. Со мной все в порядке, только я голоден и хочу спать.

Мы накормили его, и я омыл ему ноги и растер их целебной мазью.

– Расскажи обо всем, - попросил Иегуда.

– Рассказывать недолго. Я пошел к Рагешу, как ты сказал мне, Шимъон, и повторил ему все, что ты велел сказать. Шимъон, Шимъон, да хранит меня Бог испытать те страдания, какие испытал Рагеш!

А потом к нему пришел Никанор и сказал ему: "Подай мне Иегуду!" И Рагеш ответил: "Иегуды нет, Иегуда ушел в горы. Никто не знает, где Маккавей". Так сказал Рагеш, и Никанор пришел в ярость.

"Может ли еврей спрятаться от еврея?" - крикнул он, и клялся всеми своими богами, что если ему не выдадут Иегуду, то пусть пеняют на себя. Тогда Рагеш пришел ко мне и рассказал обо всем этом и спросил: "Ты знаешь, где сейчас твой брат?" Я сказал: "Знаю". Рагеш спросил: "Ты пойдешь к нему?" И я сказал: "Да, я пойду к нему, когда придет час".

И тогда Рагеш со слезами сказал: "Будь моим гонцом, моим посланником, Ионатан, сын мой, будь моим гонцом и пойди к Иегуде Маккавею, где бы он ни был, и возьми его за руки, и поцелуй его руки за меня, и умоляй простить меня". Вот слова Рагеша... Ионатан запнулся.

– Иегуда, - сказал он.
– Вот слова Рагеша:

"Скажи ему, - так он сказал, - скажи ему, что только его прощения я прошу, только его, а не Бога. Я проклят, и буду я проклят, но сердце Иегуды Маккавея достаточно велико, чтобы в нем нашлось немного милосердия для меня". Так он сказал, Иегуда...