Мои рассказы про любовь
Шрифт:
Я думал о том, как нам будет интересно вместе, как хорошо вдвоём пойти в театр иль в музей, на выставку, или быть может на концерт. Как хорошо вдвоём не только перед сном, накувыркавшись вместе, а хорошо ещё вдвоём среди людей, среди себе подобных, которым тоже хорошо вдвоём и от того пришли они увидеть тех, кто также вместе счастлив быть, веселиться и шутить, и говорить, и говорить о том, как хорошо нам вместе быть… Ещё цветов букеты и слабое вино, ударит в голову оно сильнее бренди. Нет, всё же хорошо, что есть любовь! И от неё родятся дети!
Дети — это так здорово, когда они от любимой девушки, когда они желанны и долгожданны,
Ладно, что ж, завтра тоже её сюда не затащишь, после кино ей через вахту вовремя надо пройти. Прямо хоть в парке с ней уединяйся, ну так холодно, на улице-то, уж Декабрь.
С этими мыслями я и уснул, утомившись с дороги и умаявшись в пустых мечтаниях о том, как бы, я бы …
Утро следующего дня.
Проснулся, потянулся, на часы взглянул, время много, пора вставать, умываться и трудовой день начинать. После завтрака в столовой, что оказалась где-то по пути следования, я поехал в центр города щёлкать затвором, делать репортажи, да очерки на чёрно-белую плёнку А-2, коей запасся на неделю непрерывной съёмки. У них, как и у нас, была эпоха митингов и шествий: типа, если была когда-то Киевская Русь, то нехай москали присоединяются к Вильной Украине со столицей у Киеве. И такого «свежака» в свободе мыслей я там наслушался, что чуть не прозевал время, когда за билетами в кинотеатр надо бежать.
Прыгнул на Крещатике в метро, еду на эксколаторе, глазею по сторонам и ни как понять не могу, что здесь не так, как в Москве. Вроде всё тоже самое, но что-то не то, прямо жутко стало, как будто в параллельном мире оказался, где что-то изменено. Когда стал, на нужной станции, наверх подыматься дошло, наконец: эксколатор в Киеве двигался в полтора раза медленнее, чем в московском метро. Отсюда ощущение дискомфорта и возникающая подозрительность с вытекающим отсюда поиском подвоха: что же гарны хлопцы сготовили клятым москалям.
Пропустим все стандартные процедуры при покупке билетов, знакомые маршруты до назначенного места встречи, непосредственно самой встречи, с объектом обожания, инструктажа (с её стороны) по вынужденным мерам конспирации, неспешной часовой прогулки до кинотеатра, обсуждаемых вопросов в пути следования. И перенесёмся прямо в зрительный зал, где обнявши Наташку левой рукой за левое её плечо, взявши своей правой рукой её правую руку, мы приготовились смотреть классику мирового кино на широком экране кинотеатра. Признаюсь честно, сейчас это уже не понятно, как можно усидеть три часа на одном месте без перерыва и рекламных пауз, а тогда это было нормой жизни и каждый с гордостью рассказывал какое кино он посмотрел, какого труда это ему стоило — ни разу не отлучиться по нужде.
Во время просмотра я одним глазом смотрел на экран, а другим на Наташкину мимику, наблюдая её переживания за главную героиню фильма. Так что я, помимо кинофильма, наблюдал ещё и моноспектакль в исполнении моей любимой, этот сейшн намного приятней игрового кино. В моменты трагических сцен с главной героиней я целовал Наташку, шепча на ушко: «Я с тобой моя любимая», что несколько смягчало её переживания. Но когда главная героиня фильма потеряла своего ребёнка, моя героиня была готова плакать вместе с ней. Мне надо было как-то отвлекать её от слишком грустных мыслей, что удачно сделали мои домогательства к её стеснительной персоне. Накатившая грусть мигом куда-то откатилась, стоило только моим рукам приблизиться к её эрогенным местам. Результат достигнут, обошлись без слёз.
Кино закончилось. На обратном пути стали планировать на следующий вечер визит ко мне в берлогу. Легенду она придумала хорошую, что якобы ходила в кино, смотрела «Однажды в Америке». Пока ехали, минут сорок, на троллейбусе я пересказывал содержание фильма, поскольку уже смотрел его раньше. Она так внимательно слушала мой рассказ, что порой мне казалось: и вправду она видит живое изображение кинофильма на лобовом стекле троллейбуса, а не мелькающие мачты уличного освещения с ярко жёлтыми фонарями вдоль дороги.
Пересказ, с моей стороны, имел одну совершенно не произвольную ошибку. Дело в том, что в тот момент я думал только о нас двоих и её, пока ещё, почти плоском животе, который в аккурат после Нового Года начнет, не спеша, округляться. В результате этих моих переживаний я незаметно для себя и окружающих переработал сценарий фильма. И в моей версии получилось, что Лапша, встретившись со своей любимой через четверть века, рядом с её гримёрной видит своего сына, а не молодую копию Макса, как это показано в фильме. Так оно, хоть что-то было бы светлое от главной героини, а в режиссерской версии сего творения получается: от человека избавилась, а от твари зачала. Выходит и сама не что иное, как самая настоящая рафинированная тварь. Ну да ладно, это у них в Америке, да к тому же в еврейском квартале Нью-Йорка. А у нас, наверно, может быть как-то иначе, как-то более возвышенно: полюбила, зачала, родила. Захочет, вернётся — семья будет, глядишь, ещё парочка-троечка ребятишек народится.
…Всю обратную дорогу, сидя на переднем сиденье в троллейбусе я «пел» Наташке свою версию фильма, она слушала так внимательно, что мне даже невдомёк было сообразить, а так ли было оно на самом деле. Она поверила моей версии, и получилось у нас лучше чем в кино, чуточку светлее, чем в обыденной жизни…
Вечер третьего дня моего пребывания возле своей возлюбленной начался в сквере, в строго назначенный час. Соблюдая все правила конспирации, она, увидев меня вдалеке, на лавочке, показала глазами, что следует следовать за ней. Отошли подальше, завернули за угол какого-то строения, там обнялись, расцеловались.
— Пойдём немного прогуляемся по воздуху, то я целый день в аудитории за партой пребывала в конспектировании мудрых знаний в области озеленения и цветоводства и вот теперь голова должна отдохнуть от избытка информации о том, как выращивать то, что и так само растёт, только поливать не ленись.
Излив из себя часть накопившихся эмоций, она повернула голову, медленно провела по окружающему нас пейзажу своим взглядом и произнесла:
— Посмотри, вокруг как всё красиво: выпал первый снег, такой чистый, чистый, белый-белый. Кругом снег, на крышах домов, на деревьях, на земле. Земля такая чистая, что кажется, будто все люди хорошие, честные, все любят друг друга. Я люблю зиму за её чистоту, хотя и видимую, но чистоту. Только такой я её люблю, кажется зимой, при снеге, и люди становятся чище, мягче, добрее…