Мокрый мир
Шрифт:
– Что ты сказал? – спросила Лита.
– Я сказал, что не собираюсь читать.
– А зачем тогда, к черту речному, ты…
Что-то ткнулось в плоское подбрюшье гондолы, протянуло, и Лита, охнув, вцепилась в борт.
– Мост, – сказал Нэй с тайным удовлетворением.
– Откуда ты знаешь? Может, кракен!
Нэй покачал головой.
– Тесновато здесь кракену будет. Да и мозгов у них не хватает для игр. Сразу – хвать и в клюв.
– Ах, я и забыла, с кем выбралась на прогулку. Убийца кракенов!
Нэй смотрел на девушку. О его битвах с кракенами рассказывали детишкам Полиса на ночь. Сколько было правды в историях, которые звучали в роскошных залах и грязных комнатенках, одному Творцу Рек известно. Но правда была. Вот только зачем ему отстаивать правду перед наглой простолюдинкой?
– Пустил слушок, чтобы девок охмурять? – не унималась Лита. – И сколько ты убил кракенов?
Он не успел ответить – и не собирался. – Пухлые губки родили новый вопрос:
– А правда, что кракен переваривает лодку за три прилива?
Он промолчал.
– Ты их сабелькой колешь? Большая у тебя сабелька!
Она поняла по его глазам, что перебарщивает, – сложила губки бантиком.
– Нет, я серьезно. Как убить кракена?
– Остановить его сердца, – серьезно сказал Нэй и отдал мысленную команду гондольерам. – Все три.
Вздернутый нос лодки, которым раньше примерялись к высоте мостов, а теперь разве что к перемычкам между старыми зданиями, повело влево, в тайны и запахи еще более тесного канала. Весла скрипели в форколах. Гондола двигалась едва ощутимыми толчками. Лампа-кристалл расталкивала грязную дымку.
Вийон на плече колдуна поводил раздвоенным носом – вынюхивал магические метки.
– А сердце кракена черное? – спросила Лита. – Как и его какашки? А…
– Тише, – сказал Нэй.
В голове застрекотал голос ласки. Нэй оборвал нить заклятия – на гондолу обрушилось комариное облако – и сплел другую.
Увидел впереди по левому борту прямоугольный контур из фосфоресцирующих точек – помета водяных крыс, его лазутчиков. Крысы пометили широкое окно, разделенное пилястрой на проемы и закрытое потемневшими бронзовыми ставнями; окно обрамляла острая арка.
Он нашел библиотеку.
Но сначала ее нашли крысы, натасканные Нэем на запах колдовства. Крысам не нужен пропуск, чтобы оказаться за пределами Сухого Города, – им достаточно канализационных труб. Нэй обучил крыс единственному запаху – магии повторения.
Он искал больше пяти лет. С того самого дня, как Река унесла тело Уильяма Близнеца.
Что, собственно, он искал? Надежду. По-другому и не скажешь. Он искал надежду.
А что нашел? Возможно, лишь крысиный помет. Скорее всего, лишь крысиный помет. И библиотеку, в которой произносилось заклятие повторения. Очень сложное заклятие, если дело касалось магической репрографии книг.
Выходит, в библиотеке побывал колдун Мокрого мира, не уступающий в силе колдунам Полиса.
Гондола пристала к просмоленным доскам недавно слаженных мостков. Нэй ступил на мостки и привязал лодку к торчащему из воды шесту, покрытому бурой коростой. Гондольеры опустили головы и застыли.
– Да сделай ты что-нибудь! – запищала изъеденная комарами Лита. – Маг ты или кто?
Слушая Вийона, Нэй создал кокон невидимости. Нить третьего заклятия оставил оборванной: слишком велик был соблазн продлить мучения плебейки. С легким поклоном он подал Лите руку, и она перебралась на мостки, почесываясь и похлопывая себя по шее.
Нэй взял лампу.
Библиотека потопленного города мало чем походила на библиотеки Оазиса. И дело было не только в сырости и плесени. Библиотека, в которую они попали через окно, напоминала двухъярусный кабинет, насквозь пропахший мокрой бумагой. На второй уровень вела лестница из книг. Потемневшие обрезы, напитанные влагой тома, придавленные мраморными ступенями. Книги было жалко. У Нэя заныло сердце. Проняло даже Литу.
– Это ведь эти… ну, книги с маленькими буквами из старых времен?
– Да, – сказал Нэй.
– Сколько ж они стоят?
– Пять лет в Пыточной башне, если попытаешься их продать.
– У меня ноги промокли!
Нэй двинулся к лестнице. Мутная вода омывала его высокие сапоги из акульей кожи. Под потолком, справа от лестницы, висела на ржавых цепях небольшая чернобокая гондола. Стеллажи – по большей части сломанные и прогнившие. Облупленные гипсовые маски на стенах. Глобусы с безумными картами: огромные куски суши – разве не безумие? Безумие. Или Старый мир.
Он поднялся на второй ярус и остановился у квадратной колонны, к которой была прибита табличка из тонкой стали. С таблички смотрело лицо красивой девушки, худое, скуластое, с губами-ягодами; девушка держала бутылку с какой-то жидкостью цвета грязи и красно-белой этикеткой с бессмысленным названием.
Нэй подошел к стеллажам. Поднес лампу к маленькому окошку в стене справа: во внутреннем дворике гнили ворохи бумаги. Вийон неспокойно перебегал с плеча на плечо. Юркий хвост щекотал лицо колдуна.
Нэй повернулся к стеллажам. Взялся за третью нить заклинания. Взмахнул.
Так и есть.
Призраки – те, кто желает ими оставаться, – не забирают книги, особенно книги, отравленные водой Реки. Они снимают магические копии. А магия, накапливаемая в голове колдуна, будто молнии в грозовом облаке, разряжается при контакте с материальным миром, проводником, – пятнает его, оставляя флюиды.
След был слабым. Чтобы распутать этот клубок, недостаточно простого заклинания. Нэй потянулся к карману сюртука, и в этот момент по переплету шмыгнул жирный паук.