Молчание
Шрифт:
– Ты можешь это проверить. Вот документ о моем переводе в Кострому, тут есть печать, подпись и дата…
– Прости меня, – читая бумажку, произнесла Настя. – Но кто его?
– Не знаю, и знать не хочу. Но этот грех не на мне, напрасно ты мне его приписывала. Уезжаем через неделю, теперь никто не может нам помешать.
За два дня до отъезда по больнице вновь разнеслась новость – нашли того, кто напал на Николая Петровича. Им оказался муж его пациентки, которую Коля не смог спасти. У Насти отлегло от сердца. Она все еще сомневалась в словах Саши, но теперь убедилась, что он не имеет значения к этому происшествию. Так распорядилась судьба. Если бы Коля остался жив, она сбежала бы еще до свадьбы и кто знает, что ждало бы их с Сашей…
В Костроме они решили расписаться тихо, безо всякой свадьбы. Некого было звать на это событие в качестве гостей.
– Почему у вас фамилии одинаковые? – хмуро спросила женщина, регистрирующая браки.
– Мы однофамильцы, – весело ответил Саша. – Как удобно, моей жене даже фамилию менять не нужно.
– И правда, удобно, – согласилась тетка со строгим лицом.
Лежа на кровати, Саша смотрел на свою молодую жену, мечтательно смотревшую в потолок.
Она была счастлива. Несмотря на то, что оба они были друг другу некогда врагами, она старалась не думать о прошлом. Саша не причастен к смерти ее отца, а он простил ей то, что ее отец лишил его брата. Ради любви они забыли то, что случилось с ними три года назад. Это новая жизнь, кровной мести и воспоминаниям здесь точно не место…
– Я хочу сделать тебе подарок. – Саша сел и достал из кармана рубахи мешочек и протянул ей.
– Что это?
– Открой и увидишь, – он лукаво ей улыбнулся.
Открыв мешочек, она высыпала на руку содержимое. Ее серьги и крестик…Как зачарованная она смотрела на эти украшения, от них отдавало теплом. Слезы тихо потекли по ее щекам.
– Спасибо…
– Я хотел их продать, но однажды ночью мне приснилась мама, она просила оставить их у себя. Не знаю почему, но я повиновался. Мне казалось, что если я ослушаюсь, ее душа мне этого не простит…
ЭПИЛОГ
Саша служил на благо нового государства, рос по карьерной лестнице и в тридцатых годах возглавил один из штабов. Настя вместе с ним разъезжала по стране, будучи женой офицера. В браке у них родилось двое детей, старший сын, рожденный в 1922 году, погиб во время ВОВ, а дочь вышла замуж за подчиненного своего отца.
Часто Настя думала о том, как сложилась бы ее судьба, коли не забрела бы она в тот старый покосившийся домик… Она ни о чем не жалела, их с мужем любовь преодолела все барьеры и преграды.
Окаянная
1946 г
Вера смотрела на закат и вздыхала – солнце садится, комары уже одолевают и зябко становится, но как же не хочется идти домой. Ноги не несут. Как же она устала от своей свекрови Нины Павловны! Всю кровь она у нее выпила. Но она обещала Вите, что позаботится о его матери, она слово дала. Да и нет у сварливой бабы больше никого. Дочь Таня, но та… О ней даже говорить не хочется. Сбежала в город еще три года назад, каким-то чудом в местный театр пристроилась и пляшет там, оголяя ноги. Тьфу, стыд да срам.
Подумав об этом, Вера усмехнулась. Хотя ей ли ее осуждать? Сама то она что делает? Спит с председателем ради куска хлеба. А иначе то и не скажешь. Жить как-то надо, выживать, ради деток своих на горло совести наступила. Тяжко вздохнув, Вера поднялась и пошла в сторону дома.
– Где ты ходишь, окаянная? – Нина Павловна грозно сдвинула брови. – Аня и Ваня уже давно проголодались, у самой маковой росинки во рту не было, а ты все ходишь где-то, ходишь…
– Так в чем же дело, мама? Щи в печке, разлили бы по тарелкам…
– Вместо того, чтобы пререкаться, приходила бы домой вовремя и кормила свою семью. У меня ноги болят, дышать тяжело, от каждого шага задыхаюсь, а ты понять не можешь.
"От злобы ты задыхаешься", подумала Вера и, взяв тарелки с полки, поставила их на стол, вытащила чугунок из печи с помощью ухвата и положила его на дощечку на столе.
Выйдя во двор, она позвала детей к столу. Несмотря на то, что Вера была голодна, ей кусок в горло не лез под пристальным и осуждающим взглядом свекрови.
– Опять с Михалычем миловалась?
– Нет. На работе была.
– Врешь, окаянная! Знаю я тебя. Был бы жив мой сын, вот уж научил бы тебя уму-разуму. Стыд и позор какой.
– Мама, давайте не при детях, сто раз просила уже об этом!
– А пущай знают, – взвилась свекровь, – что мамка то у них гулящая!
Вера рассердилась. Глупая и сварливая баба. Ведь все знает прекрасно, но язык что помело. В этот раз она не сдержалась.
– Аня, Ваня, вы поели? Идите покормите козочку, я вас позову в дом.
Дети, переглянувшись, вышли из-за стола. Они не раз слышали как мама и бабушка ругаются и не хотели присутствовать при этом.
– Послушайте меня, Нина Павловна. Не вам меня осуждать, в то время когда ваша дочь Татьяна ноги задирает в танцах на подмостках театра.
– Это искусство, а то, чем занимаешься ты – распутство.
Конец ознакомительного фрагмента.