Молодая Екатерина
Шрифт:
Фридрих поздно спохватился, и его заверения в глубоком уважении к Елизавете Петровне не могли никого обмануть. В сентябре 1754 г. он попытался довести до М. И. Воронцова для передачи императрице следующее: «Ничто так неосновательно и несправедливо, как сделанный об нем… портрет, а именно: 1-е) якобы он такой государь, который ищет только случая, как бы впасть в земли и нарушить покой своих соседей; 2-е) якобы он пренебрег почтение к Ее Императорскому величеству…» [572] . Естественно, «мироломному» монарху не поверили.
572
Черкасов П. П. Указ. соч. С. 56.
Стоит учитывать крайнюю мнительность русской императрицы. При редкой красоте Елизавета была неуверенна в себе. Отсюда придирки и ревность к молодым женщинам. Позднее ее правнук Александр I будет болезненно воспринимать малейший непорядок в одежде, подходить к зеркалам и долго осматривать себя, чтобы найти изъян и поправить. Ему станет казаться, будто над ним насмехаются за глаза. Тысячи платьев Елизаветы, которые никогда не надевались дважды, — не предмет для подтрунивания, а настораживающий симптом. Давно замечено, что в новых туалетах дама чувствует себя увереннее, они поднимают ей настроение и жизненный тонус. Дочь Петра была расточительна не только из легкомыслия, но и на нервной почве. Подозрительная и обидчивая, она не умела, как Екатерина, посмеяться над собой. Издевки Фридриха, большая часть которых нецензурны, вызвали в русской императрице жгучую ненависть.
Многие наблюдатели отмечали в Елизавете тщеславие как одну из преобладающих черт характера. Упрекая Екатерину II в развитом честолюбии, мы подчас забываем, что это качество подталкивало нашу героиню к неутомимой работе. Елизавета же любила блистать, не прикладывая усилий. Однако для нее огромное значение имели отзывы окружающих и не только о божественной красоте, но и о месте среди европейских монархов. Здесь она хотела быть не просто самой прекрасной из коронованных женщин. Ей льстила роль третейского судьи, главы сильнейшей державы, одного шевеления войск которой достаточно, чтобы восстановить мир и спокойствие в Европе.
Вчитаемся в обращения к императрице дипломатов, желавших втянуть Россию в войну с Фридрихом II. Перед отправкой в Петербург Уильямс получил инструкцию, где от него требовали: «Внушить русским, что они так и останутся державой азиатской, ежели не выйдут из своего бездействия и позволят королю Прусскому исполнить его амбициозные и опасные планы» [573] . Понятовский в приветственной речи отвел Елизавете роль единственной спасительницы Европы: «С каждой неделей, пока длятся уступки, возрастет мощь короля Пруссии… Это — гидра, а с нею следует кончить сразу же после того, как она поражена… Вам, Мадам, предстоит нанести ему решающие удары… Именно вашему императорскому величеству назначено судьбой, спасая угнетенного союзника, убедить весь мир в том, что пожелать и исполнить для вас — одно и то же и нет ничего, что было бы способно остановить русскую армию, справедливостью ведомую к славе» [574] .
573
Тургенев А. И. Указ. соч. С. 151.
574
Понятовский С. А. Мемуары. М., 1995. С. 125.
Роль законодательницы была любимой и для нашей героини. Но Екатерина II не раз и не два будет уклоняться от участия в европейских конфликтах, отказывать в помощи Англии против Франции, Австрии против Пруссии и наоборот, объясняя это «нежеланием продлевать пролитие крови» и своим «чистосердечным со всеми державами обхождением». А тем временем решать насущные проблемы Российской империи. Екатерине удалось добиться такого положения, при котором «без нас в Европе ни одна пушка не выстрелит».
Елизавете же пришлось вступить в общеевропейский конфликт во многом именно для того, чтобы доказать, что Россия — не есть держава азиатская. Что она — равноправный участник, более того, сильнейший из игроков. Одной из главных причин, заставлявших дочь Петра жаждать войны с Фридрихом II, было не желание приобрести Курляндию и не стремление отомстить прусскому насмешнику, а острая потребность войти, наконец, в Европу.
«Беллерофонт»
В июле 1757 г. сэр Уильямс получил отзывные грамоты и еще полмесяца собирался в дорогу. Но промедление не могло ничего изменить. Один из самых деятельных сторонников Екатерина покидал Россию. А возможности канцлера с каждым днем становились все более ограниченными. Наша героиня вспоминала: «Бестужев сам уже не волен был тогда делать, что хотел. Его противники начинали брать над ним верх» [575] .
575
Екатерина II. Сочинения. М., 1990. С. 405.
Шаткость собственного положения заставила великую княгиню с величайшей предупредительностью относиться к настроениям супруга. Мир между ними был, как никогда, необходим ей, чтобы удерживаться наплаву. Она сделала попытку завоевать расположение непостоянного царевича, устроив в его честь праздник. Благо Петр обожал пышные торжества с музыкой в итальянском стиле.
«Так как великий князь был почти всегда очень сердит на меня, — писала Екатерина, — и я не знала этому другой причины, кроме той, что я неласково принимала ни Брокдорфа, ни графиню Елизавету Воронцову, которая снова становилась любимой султаншей, то я вздумала дать в честь его императорского высочества праздник в моем ораниенбаумском саду, дабы смягчить его дурное настроение… Для этого я велела выстроить в одном уединенном месте лесочка итальянскому архитектору… Антонио Ринальди большую колесницу, на которой могли бы поместиться оркестр и 60 человек музыкантов и певцов. Я велела сочинить стихи придворному итальянскому поэту, а музыку капельмейстеру Арайе. В саду на главной аллее поставили иллюминированную декорацию с занавесом, против которой накрыли столы для ужина».
Для праздника Франческо Арайя написал оперу «Беллерофонт», стихотворное либретто которой создал другой итальянец — Джузеппе Бонекки. Античный сюжет был хорошо известен и не вызвал никаких подозрений. Вскоре «Беллерофонт» оказался сыгран на придворной сцене, а позднее текст либретто опубликован Академией наук. В нем даже увидели аллегорическое подтверждение законности прав Елизаветы Петровны на отеческий престол [576] . Однако следует учитывать и иной пласт ассоциаций: образ корнифского принца, лишенного короны, но с помощью богини Минервы одержавшего победу над чудовищной Химерой, намекал на Петра. Именно он обладал правом занять трон, его хотели оттеснить от наследства. В контексте недавних событий это было особенно понятно. Богиня Минерва, мудрыми советами обеспечившая торжество справедливости, — в данном случае Екатерина, ратовавшая за интересы мужа.
576
Мыльников А. С. Петр III. М., 2002. С. 92.
Позволяя себе подобные намеки, великая княгиня хотела напомнить супругу, что ее выгоды неразрывно связаны с его собственными, а политические шаги, которые она предпринимала, клонились к его пользе. Нашей героине постоянно приходилось поддерживать хрупкую иллюзию единства с мужем. Настаивать на своей необходимости ему. А он — ветреный и забывчивый — предпочитал общество Брокдорфа и Воронцовой! Таков был пафос оперы. Жаль, что великий князь ничего не понял.
«17 июня под вечер, — продолжала свой рассказ Екатерина, — Его Императорское высочество со всеми, кто был в Ораниенбауме, и со множеством зрителей, приехавших из Кронштадта и из Петербурга, отправились в сад, который нашли иллюминированным; сели за столы, и после первого блюда поднялся занавес, который скрывал главную аллею, и увидели приближающийся издалека подвижный оркестр, который везли штук двадцать быков, убранных гирляндами, и окружали столько танцоров и танцовщиц, сколько я могла найти… Когда колесница остановилась, то, игрою случая, луна очутилась как раз над колесницей, что произвело восхитительный эффект».
Сначала гости повскакали с мест и кинулись к сцене, так подействовало на них зрелище, а налюбовавшись, сели за столы и прослушали арии. После второго блюда на подмостки выскочил скоморох и пригласил собравшихся поучаствовать в «даровой лотерее». Это было второе изобретение великой княгини — если нельзя очаровать грубые души, их можно купить. С двух сторон поднялись два маленьких занавеса, открывшие изящные лавочки, где бесплатно выдавались номера для розыгрыша «фарфора, цветов, лент, вееров, гребенок, кошельков, перчаток темляков» и других безделушек. Никто не ушел без подарка. «Когда лавки были опустошены, мы пошли есть сладкое, после чего стали танцевать до шести часов утра».