Молодинская битва. Куликово поле Грозного Царя
Шрифт:
Иоанн же был прост и незаносчив. Но и не слишком откровенен.
– Опять молиться? – с насмешкой спрашивал Курбский, когда Иоанн говорил, что хочет пойти в храм монастырский, – что иль заутренних и вечерних молитв недостает?
– О родителях своих, усопших, молюсь, об их душах, – уклончиво отвечал Иоанн, не желая делать достоянием беседы свои с митрополитом, беседы, покуда тайные.
Московский воевода Михаил Курбский был в ту пору ещё жив и здоров, а потому в силе. Это лишь с 1546 году он отошёл в мир иной, да только сынок Андрей не так чтоб горевал очень. Иоанн удивлялся его жестокосердию. А всё ж дружил с ним за неимением друзей лучших.
Постепенно
Однажды прямо спросил у митрополита о том, как умерла матушка Елена Васильевна? Задумался митрополит. Время ли правду говорить? Не наделал бы чего сгоряча. Правда-то жестока до крайности. А ну как не сдержится, тем более смелел Иоанн на глазах, силы духа набирался.
Но и не солжёшь. Вед единожды солгавши веру отрока потерять можешь. А это страшно, особенно в той обстановке, что при дворе сложилась.
– Не я тогда был на престоле митрополичьем в Москве, но знаю от добрых иноков, всё доподлинно знаю, как и что происходило, – начал митрополит Макарий. – Шуйские убили великую княгиню Елену. Шуйские… Василий и Иван. Они и без того высокое место в Боярской Думе занимали, да всё мало. Хотели самолично царством править. Отравили они княгиню, сулемой отравили. И тут же тайно, даже митрополита не призвав, без отпевания просто вынесли из дворца, завернув во что попало, да и зарыли в землю.
Митрополит замолчал, а Иоанн смахнул слезу, покатившуюся по щеке, и вдруг преобразился, подобрался весь и сказал резко:
– Ну я им… Велю казнить иродов.
– Не спеши…, – вздохнув, сказал митрополит, понимая, что ой как не скоро отрок Иоанн сможет отдать приказ на казнь злым, а потому молвил: – Нужно выбрать такой момент, чтоб не смогли они упредить твой шаг державный. Им ничего не стоит и тебя, и твоего брата вслед за родителями твоими отправить.
– Как можно? Я государь!
– Да, ты – государь, а потому просто, ни с того ни с сего, не решатся они с тобой расправиться, но коли в угол загонишь… Знаешь ведь, как говорят – если крысу в угол загнать, она и на человека бросится. Так и здесь. Точно нужно рассчитать свой главный удар. Точно. А я тебе помогу! Но и я не всесилен. Нет веры Божией в боярах крамольниках. Ночью ворвались они в келью к митрополиту Иоасафу, тому, что до меня был на кафедре, схватили его и на глазах твоих увели в Троицкое подворье, где били и пытали. Помнишь, небось…
– Помню, как не помнить, – твёрдо сказал отрок Иоанн. – И Бельского, хоть я и просил его помиловать, сослали на Белоозеро, где и убили через три месяца. И меня не послушали. Когда же я смогу наказать за то?
– Час таковой близится. Сегодня близится час битвы дворцовой, а потом, как говорил я тебе, подойдёт и час битвы с лютыми ворогами на поле – твоём поле Куликовом!
– Я их не боюсь бояр крамольников. Я их больше не боюсь! – твёрдо сказал Иоанн.
– И я не боюсь, – вторил ему митрополит, – За себя, за свою жизнь не боюсь. Да только нам с тобой, государь Иван Васильевич, не о своих жизнях прежде думать надобно, а Государстве Московском, о земле русской и народе русском. А потому будем готовиться к той решающей битве, что уже не за горами.
Настал час государев
Но первая схватка с крамольниками-самозванцами случилась внезапно…
9 сентября 1543 года шло обычное заседание Боярской Думы. Сидели важные бояре, в большинстве тучные фигурами своими, и все, как один, надменные, высокомерные. Хозяевами себя чувствовали, на отрока-Иоанна свысока поглядывали.
Князь Андрей Шуйский заправлял на заседании. Вот он обвёл злобным своим взглядом бояр, да и остановил этот взгляд на любимце Иоанна думном боярине и советнике Фёдоре Воронцове. Да и стал клеймить и укорять его в разных грехах, конечно, не существующих. Вот этак выбирали Шуйские очередную жертву свою, выбирали тех, кто не с ними, да и поодиночке выбрасывали из Боярской думы, да и казнили. А остальные бояре, что в душе были против самозваных опекунов отрока-государя, не решались возразить, потому как сила то в единстве, а единства у них не было.
А тут всё продумано. Князь Иван Шуйский ринулся на Воронцова, схватил его на глазах государя и потащил с помощью брата своего Андрея в другую комнату. Цель была ясна – убить, да вот только на глазах Иоанна убивать Шуйские не решились.
Митрополит Макарий, присутствовавший на заседании Боярской думы, даже со своего места привстал. Что делать? А тут Иоанн к нему бросился с просьбой спасти Воронцова. Макарий решительно направился вслед за Шуйскими. И вот тогда-то поддержали митрополита некоторые присутствующие бояре.
На убийство пойти в такой обстановке Шуйские не решились, но крепко избили Воронцова. Иоанн стал просить помиловать любимца.
Но Андрей Шуйский продолжал перечислять несуществующие вины.
Чем мог возразить Иоанн? Разве что просить оставить в живых. Шуйские оценили обстановку. Государь, хоть и отрок, а всё ж государь, просит, да митрополит его поддерживает. И остальные думные бояре вроде как не за них и смотрят сурово.
Отступили Шуйские, но отступили временно. Воронцова отправили в ссылку в Кострому, а тех бояр, что не поддержали их и помешали убийству, постепенно, потихоньку истребили.
Снова пришёл Иоанн к митрополиту, чтобы сообщить о том, что Шуйские тайно захватывают людей, ему преданных, и изводят их.
– Настаёт твой час, государь мой Иоанн Васильевич! – сказал митрополит Макарий. – Нынче немного рано, но завтра может быть поздно. Собери свою волю в кулак. Жёстким и твёрдым должно стать в нужный час твоё царское слово.
И государь собрал свою волю.
29 декабря Шуйские снова бесчинствовали на заседании Боярской Думы, снова держали себя как хозяева государства Московского, а на Иоанна уже и прилюдно цыкали и слова не давали молвить. Внимательно следил за происходящим митрополит Макарий, нет-нет да с государем переглядываясь. И приметил он, что медленно, но неуклонно нарастает недовольство думных бояр. Многие всем видом своим показывали, что не согласны с Шуйскими, не поддерживают их, да вот только должен был кто-то первым встать. Должен то должен, а если остальные не поддержат? Это же немедленная смерть в муках.
И вдруг, неожиданно для всех, встал юный ещё совсем Иоанн Васильевич, встал и грохнул по полу своим посохом:
– Молчать! – звонко возгласил он. – Молчать, когда царь и великий князь слово молвит!
От неожиданности Андрей Шуйский, несший какую-то ахинею, замолк, с удивлением посмотрев на Иоанна.
А тот, крепнувшим с каждым словом голосом, чувствуя хоть и безгласную, но всем видом демонстрируемую поддержку многих бояр и, конечно, митрополита Макария, заговорил, хоть и звонким пока, не устоявшимся, не набравшим силу государеву голосом, но грозно: