Молодинская битва. Риск
Шрифт:
Разведал он путь и посуху до Свияги, тоже оставив в удобных местах стрелецких голов.
В Москву вернулся в середине лета. Царь тут же позвал его в тихую комнатку для тайных бесед.
— Велел я Ивану Шереметеву, Алексею Адашеву, [154] Ивану Михайлову и брату твоему, князю Владимиру, к походу готовить рать. Теперь, князь, и ты впрягайся. Коренником впрягайся.
— Хорошо. За год все подготовим к походу на Казань и к ее захвату.
— Не долго ли — год?
154
Адашев Даниил Федорович — окольничий и воевода, участник казанских походов, в 1560 г. оказался в опале, в 1562 г. казнен вместе с малолетним
— Нет. Есть у меня мыслишка. Обмозгуем ее сообща, тогда тебе, государь, изложу. Спешить, государь, не резон. Несолоно хлебавши ворочаться в третий раз — не позорно ли?
— Год так год, — согласился Иван Васильевич. — Каждую пятницу мне отчет даешь, как идут дела и что удумал нового.
Доволен Михаил Воротынский, что не одному готовить поход, а со товарищи. Башковитые все, дел своих мастера. Боярин Иван Шереметев блюдет исправно Разрядный приказ, Алексей Адашев недаром за ум свой и прозорливость из неизвестного дьяка скакнул враз в окольничьи. Не лишним будет и дьяк Посольского приказа Иван Михайлов, о мудрости которого князь Воротынский тоже был наслышан изрядно. Отменно и то, что не забыл царь и про Владимира.
Прежде чем уехать в свой дворец, Воротынский прошел в палаты к Адашеву, поведал ему о решении царя, и вместе они наметили, чтобы собраться на совет завтра утром. Рассказ князя о том, что успел он сделать на Горной стороне, соратники его выслушали со вниманием, но когда он поделился своей главной мыслью, что нужно загодя послать туда еще полк, чтобы уж вовсе избежать возможного мятежа во время штурма Казани, а еще по зимникам окольцевать ханство казанское засадами по всем переправам со стороны Сибири, от ногаев и Астрахани, чтобы дышать казанцам стало невмоготу, не враз согласились без пререканий. Что мысль сама по себе хороша, признали все, однако все, кроме брата, видели в ней и изъяны. Порешили помозговать пару дней, а уж потом, обсудив без спешки, чтоб без сучка и задоринки получилось, донести замысел до государя.
И в самом деле, когда каждый изложил свои соображения, план стал стройней и четче. Действительно, нужно перекрыть доступ к Казани по всем сплавным рекам и по переправам, особенно Каму и Вятку под неусыпное око взять. Это очень важно. Согласились, что стрельцам подмога на Горной стороне очень важна. Но нужно, как посоветовал дьяк Посольского приказа Михайлов, с помощью переговоров убедить Казань признать правобережье за Россией. А пока переговоры ведутся, времени не теряя, наладить в Алатыре литье пушек, изготовление пищалей и рушниц, а также пороха, ядер и дроба. Готовое оружие отправлять, не мешкая, в Васильсурск и Свияжск. Туда же слать все стенобитные пушки, отливаемые в Москве на Пушкарском дворе.
Цель переговоров — а если они не удадутся, то и похода — тоже определена была очень точно: освобождение из татарского рабства русских пленников, которых в ханстве имелось сотни тысяч, замена хана царским наместником, чтобы впредь избавить себя от коварства татарского, клятвоотступничества и измен.
Благословясь, всем советом они направились к царю.
Понравилась Ивану Васильевичу военная часть плана, но особенно одобрил он возможность мирного исхода векового противостояния. Воскликнул вдохновенно:
— Бескровно избавиться от ножа под сердцем куда как гоже!
И впрямь едва не обошлось все мирно. Весной царь отправил в Свияжск Адашева с Михайловым, и те, опираясь на сторонников русского царя, успели многое сделать. Даже курултай, [155] собравшийся на Арском поле, одобрил условия России. Попытавшихся было сопротивляться всенародному решению Шах-Али порубил. Жестоко? Но это им, казанцам, судить, а не россиянам.
Вот назначен уже наместник — князь Семен Иванович Микулинский, кладь его уже отвезена в город, казанцы беспрекословно присягали уже царю русскому, но когда наместник переправился через Волгу из Свияжска и приблизился к Казани, его опередили князья Ислам, Кебек и мурза Курыков. Они успели закрыть ворота и, распустив слух, что русские разрушат все мечети, на их месте поставят свои церкви и всех правоверных насильно крестят, подняли мятеж.
155
Курултай — съезд, собрание представителей знати.
Слуг наместника,
Князь Микулинский не стал мстить, не сжег и не ограбил посады, хотя ему советовали это сделать даже татарские вельможи, с ним находившиеся. Он возвратился в Свияжск* надеясь на то, что казанцы одумаются.
Увы. Очень часто одурманенные люди идут не только без оглядки, но еще и с непонятным восторгом и вдохновением к своей гибели, перестают здраво мыслить, поддаются лишь эмоциям, все более и более распаляя себя. Так случилось и с казанцами. У России же, чтобы обезопасить свои восточные рубежи, спасти села и города от полного разорения и чтобы наконец не стать вновь данницей казанского ханства, чего татары и добивались, оставался один путь — поход на змеиное гнездо.
Погожими июньскими днями полки — один за другим подходили к Коломне, где их встречал сам государь. Душевный подъем ратников, коих благословил митрополит Макарий на святое дело, от этого еще больше возрастал. И вот все войско в сборе. Пора выступать. Царь назначил совет на следующий день, чтобы окончательно определить направления и пути движения полков, но поздно вечером прискакал казак от станицы, только что вернувшийся из глубины Поля. Станица обнаружила татарские тумены и турецких янычар с легкими и стенобитными орудиями. Как успели разведать казаки, татарское войско великое числом, не поддается счету. Вся степь пылит. Двигаются тумены к Туле.
Слух о приближении крымцев привел в уныние ратников. И то верно, собирались заломить змея-горыныча многоголового, ан у него еще и защитники есть, теперь с ними придется скрестить мечи, и вновь Казань останется без наказания, вновь жди от нее лиха.
Узнав об унынии в стане, Иван Васильевич велел собрать от всех полков посланцев, и не только воевод, но и рядовых ратников. Поклонившись поясно воеводам и мечебитцам, заговорил страстно:
— О! Господь наш Христос! Велико твое терпение! Как сел змей лютый Улу-Магмет на змеином месте, так и застонала земля православная, запылали города русские, опустошались села! И ты, Господи, видишь, что мы, кто ведет свой род от кроткого праотца нашего Иакова, смиряемся, как Иаков перед Исавом, перед суровыми и безжалостными потомками гордого Измаила. [156] О каменные сердца их! О ненасытные их утробы! Безгрешных младенцев, агнецам подобных, когда те протягивают к ним руки свои, будто к отцам родным, кровопийцы те окаянные душат их своими басурманскими ручищами либо, взяв за ноги, разбивают головы младенцев о стены и, пронзив копьями, поднимают в воздух! О солнце! Как не померкло ты и не перестало сиять?! Как луна не захлебнулась в крови христианской и звезды, как листья с деревьев, не попадали на землю?! О земля! Как можешь выносить ты все это зло, не развернув недр своих и не поглотив извергов в ад кромешный?! Кто в состоянии думать о животе своем, зная, что басурманы-измаильтяне разлучают отцов и матерей с детьми их, мужей отрывают от жен своих, на ложе возлежащих, невест, горлиц, еще не познавших супругов своих, похищают словно звери, пришедшие из пустыни! А процветающие в благоденствии, богатством кипящие, подобно древнему Аврааму, подающие нищим и странникам, полоняников выкупающие на волю из рабства басурманского, в мгновение ока становятся нагими и босыми, лишаясь собранного великим радением имущества, разграбленного руками поганых!
156
…потомками гордого Измаила. — Измаил (Исмаил) в библейской мифологии сын Авраама и его наложницы Агари, вместе с матерью был изгнан Авраамом в пустыню, считается родоначальником арабов.
Юный царь российский великий князь Иван Васильевич говорил пылко о тех варварских походах, какие почти каждый год совершали казанцы на земли православной России, о том, что неединожды великие князья, особенно отец и дед его, пытались установить мирные соседские отношения с казанцами, смиряя время от времени кровожадность их; те клялись больше не проливать крови христианской, но всякий раз коварно нарушали свои обязательства — вновь лилась кровь. Снова пылали города и села, вновь стонала земля от злодейства неописуемого.