Молодость
Шрифт:
– Ну, как съездила? – спросил её Женя, усаживаясь за стол.
– Офигительно! Какие же они всё-таки классные, Жень! – Ева только вернулась из Москвы, где была на концерте какой-то музыкальной группы, до которой Жене в действительности не было никакого дела.
Ева кушеварила у плиты с присущей ей суетливостью, она не оборачивалась. Она была в белом банном халате и с закатанными рукавами. Её черные волосы были ещё мокрые после душа. И Женя, таращась на неё, не слышал даже, что она сейчас ему сказала.
Вдруг она обернулась и посмотрела на него. В глазах у Евы блеснули лукавство и ехидство.
– Я говорю,
– С майонезом… Хотя, давай лучше с маслом. Делай мне так, как себе, – собрался наконец он.
Ева отвернулась и продолжила нарезать огурцы. Женя не видел, что она улыбалась. Он стал разглядывать магнитики на холодильнике, но всё равно чувствовал себя неловко, ему не хотелось разглядывать холодильник. Но скосить глаза он не смел, хотя и обманывал себя, наблюдая всё же за Евой боковым, периферийным зрением.
Когда салат и бутерброды с колбасой и сыром были готовы, Ева поставила всё это перед ним на стол. И села перед ним. Сама она есть отказалась и пила теперь только кофе. А он, дуралей, на этот ланч согласился, и теперь чувствовал ещё б'oльшую неловкость, потому что Ева смотрела на него и, очевидно, ждала, что он начнёт есть и похвалит уже её салат. Или за чем-то другим смотрела она на него.
Первым же своим куском он едва не подавился и с уверенностью отставил от себя кушанья, сказав, что лучше выпьет чаю. Ева не ответила, она о чём-то думала, чай стоял перед ним.
– А хочешь тест пройти? – вдруг спросила Ева, отставив кофе.
– Что за тест?
– На определение характера. Мне это в вуз надо.
– Если надо, то давай.
Она встала и выбежала в другую комнату за тетрадью и ручкой, а затем так же стремительно вернулась, задев его полой халата.
Сначала Ева взяла его ладонь и обвела её в тетрадке ручкой. А затем попросила на этом рисунке, в каждом своём пальце, нарисовать человека, который повлиял на него когда-то.
Женя не любил рисовать. Хотя и ходил одно время в художественную школу. Но это ещё в отрочестве и под наставлением матери, которая однажды начиталась бог весть чего о великих художниках в каком-то журнале и, будучи увлекающегося, то есть сангвинического склада, загорелась этим делом и решила претворить свою мысль в деятельности сына, дескать, авось да выйдет что из этого.
Но ни черта хорошего из этого не вышло. И если раньше Женя, бывало, и рисовал что дома, то затем, после художественной школы, которую он ненавидел, он и рисование как таковое возненавидел. Всё в этой художественной школе было скучным до омерзения. Преподаватель сваливал всякий мусор в угол аудитории, совал в грязный графин какой-нибудь веник и велел затем этот натюрморт всем запечатлевать. Но Женя плевать тогда хотел на все эти полотна. К странности для себя он, однако, находил, что многим ребятам это дело нравится – они сидели по три часа на одном месте и водили кистью вверх и вниз, да с такой надменностью, что будто бы уже воображали себя великими художниками!.. А Женя думал только о том, как поскорее бы удрать из этого дома надменности и скуки.
Наконец, на пятерне, в каждом его пальце получилось по одной нелепой рожице, первая из которых принадлежала Че Геваре, а последняя его другу Андрею. Но когда Ева хотела было глянуть на рисунок, он попытался его удержать и смять нарисованное. Ева вырвала листок.
– Это что? это кто, Андрей, что ли?.. – она рассмеялась.
А Женя снова почувствовал себя почему-то неловко, хотя вообще-то он умел общаться с девчонками и всегда знал, как нужно действовать. Но это что касается «коротких, так сказать, отношений»… Для этого можно было не отдавать теперь рисунок или кинуться к Еве отбирать его до самого победного. Но с Евой Женя себе такой развязности не позволял. И только смотрел теперь на неё, радуясь тому, что радуется и смеётся она.
***
Накрапывало. Они шли под одним зонтом. Вечерело, и без городских огней уже ничего не было видно. Небо затянуло тучами.
Женя думал о парне, который несколько дней назад спас его от хулиганов, когда он возвращался от Евы обратно домой. Еве он об этом ничего не сказал. Но сам этот парень, которого звали Лёша и с которым они обменялись телефонами, не вылезал у него из головы.
Этот парень сидел на детской площадке и курил, когда Женя шёл к остановке. Как раз в это время к нему пристали трое каких-то отморозков, потребовав, как это обычно бывает, деньги и телефон, а также прочие ценности. Женя сначала хотел было послать их куда подальше и убежать, бегал-то он лучше всех в школе и даже в городских соревнованиях побеждал, но теперь ему было как будто бы всё равно и он, лишь бы избежать мордобоя, хотел уже было отдать грабителям всю мелочь и «айфон», на который ему было наплевать, – дома у него лежал ещё один «айфон», только новее.
Тут-то и вмешался этот парень. Одного он затылком в фонарный столб впечатал, так что хулиган так сразу и осел. Другому грудь пробил. Третий убежал.
Женя потом купил на оставшиеся деньги, оставив только на такси, выпивки и сидел со своим спасителем в «контакт-баре» до глубокой ночи. Из бара оба выходили шатаясь и потом ещё в течение трёх минут никак не могли распрощаться.
Ева замедлила шаг. Он проследил за её взглядом. Она смотрела на светящийся изнутри ресторан, что был через дорогу от них. Ева заметила, что Женя смотрит на неё.
– Уютно, не правда ли? – спросила она.
– Хочешь, мы можем пойти туда.
Но она только отрицательно покачала головой.
– Деньги не проблема, – сказал он.
Ева рассмеялась:
– Ты считаешь?
– Я знаю. А ты, – спросил он после паузы, – ты полагаешь, счастье в деньгах?
Ева повернулась и увидела, что Женя смотрит на неё уже совсем иначе, совсем серьёзно и всё лицо его выражает ожидание ответа.
– Я не полагаю, я знаю, – сказала она.
– В прошлом веке людей, придерживающихся того же мнения, называли материалистами. А теперь таких людей называют циниками и пошляками.
– И реалистами ещё.
– Что?
– Реалистами. Реалистами их называют тоже.
– Может, и так. Но я с тобой не согласен. Счастье не может быть в деньгах. За счёт денег – это да. Благодаря деньгам. Но не в самих деньгах!
– Это только игра слов. А сути не меняет вовсе.
Ему захотелось спорить и непременно доказать Еве, что она заблуждается, ведь худшее, что может быть, – это не видеть разницу! Пусть даже крохотную. Ведь и между справедливостью и несправедливостью разница, на первый взгляд, бывает очень несущественной. Но только из-за таких-то погрешностей люди и страдают.