Молох морали
Шрифт:
Дибич, махнув на прощание Осоргину, появившемуся из вагона третьего класса, торопливо кликнул извозчика, всем видом показывая, что спешит, хотя в его доме на Троицкой Андрея Даниловича ждал только старый слуга Викентий, предупреждённый о его приезде телеграммой.
Глава 2. Нитроглицерин и сладострастные грёзы.
Если царство разделится само в себе,
не может устоять царство то.
Евангелие от Марка
Все люди видят сны, но по-разному.
Те, кто видит сны ночью, в пыльных закоулках сознания,
просыпаясь утром, осознают нереальность сновидений,
однако те, кто грезит наяву, - опасные люди:
они способны с открытыми глазами делать то,
что им снится, претворяя свои грёзы в действительность.
Томас Эдвард Лоуренс
– - Ты к тёте?
– с некоторой долей удивления спросил Валериан, ожидавший, что брат поселится с ним и отцом или у себя на Невском.
– - Да, она пригласила.
Ландо, мягко покачиваясь на рессорах, выехало на Измайловский проспект. Братья некоторое время молчали, потом младший устало осведомился у старшего: "Ты нашёл их?"
– - Каминского видел, затеял свару, публично обозвал мерзавцем и вызвал, - досадливо усмехнулся Юлиан, - увы, сукин сын удрал. Старик Везье говорит, пока в экстрадиции нам откажут. Впрочем, теперь, после покушения Соловьёва, надо запросить, повод есть. А этого иуду Булавина спиши, - он тихо продолжил по-французски, - je me suis pare par le clochard, a decouvert durant sa nuit pres de la maison de sa maitresse, a assourdi avec la canne et a descendu a la trappe de canalisation a cote de l'hotel de Clisson. Le compte est ferme.
Валериан нервно и болезненно вздрогнул, испуганно взглянул на брата, долго молчал, опустив глаза, потом недовольно проронил:
– Жюль, ты сумасшедший, - его дыхание сбилось, - Господи, неужели ты не понимал, чем рисковал?
– Понимал, - лениво отозвался Юлиан, - дорогие туфли от Шовера переодеть поленился, в результате - дерьмом их перепачкал. И простудиться мог. Но что было делать? Чем меньше цена, тем ниже предательство, а он нас даже не продал - выдал даром.
– В голосе Юлиана послышалось рычание.
– У него были все свойства собаки - за исключением верности.
– Но руки марать...
– Некий шутник справедливо заметил, что истина всегда там, на чьей стороне палач. Если я - палач, стало быть, там, где я, там и истина. И не стану мыть руки, я не Пилат. Кто не карает зла, тот ему способствует.
Он бросил взгляд на лица брата, рассмотрел его в лучах рассвета и озабоченно спросил:
– Что с тобой, Валье? Плохо спал?
Как ни странно, Валериан сейчас казался не моложе, а старше Юлиана, чему немало способствовали поперечная морщина на переносице и заметные следы усталости на лице. В ответ на слова брата черты его озарила бледная улыбка, в ней сквозило что-то нервное, почти юродивое, придававшее лицу выражение какой-то затаённой святости или одухотворённой поэтичности.
Страх за брата, исказивший его лицо, уже исчез.
– - Да нет, спал-то я хорошо, только мало. В кресле в кабинете полчаса под утро, - пояснил Валериан, - но отосплюсь в выходные. А что это там Ливен рассказывает о твоих галантных похождениях?
– На лице Валериана промелькнуло что-то болезненное, - какая-то Елизавета Елецкая? Шутка, что ли?
– - Да нет. В русских кругах Парижа толчётся всякое, - пояснил Юлиан, брезгливо отмахнувшись.
– Я же, за подонком охотясь, посещал их сборища, надеясь на него натолкнуться. Что до девицы... Je ne lui ai pas fait d'avances, mais elle les a acceptеes.
– Юлиан в недоумении развёл руками.
– Наверное, вежливость стала такой редкостью, что некоторые принимают её за флирт? Как это у меня получается, не ведаю.
– - Как всегда, - иронично пробормотал Валериан и снова побледнел, вспомнив признание брата.
– Но, Бога ради, Жюль, борясь с сатаной, нельзя осатанеть самому. Ты сатанеешь. Булавин - мразь и предатель, но ...
– - Tu quoque, брат мой, tu quoque, - с укором пробормотал Юлиан, - неужели и ты стал либералом?
– - Я просто следователь, - Валериан усмехнулся и покачал головой, - а быть судьёй и палачом не могу.
– - Правильно. Один из атрибутов либерализма - никто не хочет быть палачом. А в результате рушатся империи.
Валериан ничего не ответил брату, тем более что тот вовсе и не ждал ответа.
Юлиан же, помрачнев, серьёзно и сумрачно осведомился:
– - Тут-то что происходит?
– - Все взволнованы, перепуганы, ошеломлены и удручены.
– Тон Валериана Нальянова странно контрастировал с его словами, был спокоен и безучастен, точно он говорил о погоде.
– Помимо временного генерал-губернатора учреждено Особое Совещание, хотят выработать сугубые меры борьбы с крамолой. Что до Дрентельна, - Валериан лениво поправил на запястье перчатку, - он задумал учредить новый орган правительственной печати, но это отвергнуто как излишне смелый проект.
Старший Нальянов зло хмыкнул, но ничего не сказал. Валериан же размеренно продолжал:
– - Предполагается усиление сети секретных агентов, внедряемых в революционные круги и подотчётных только Третьему отделению. Выделяют четыреста тысяч.
– - И то хорошо, - голос Юлиана тоже звучал теперь невозмутимо и спокойно.
– - Князь Мещёрский сказал отцу, что видит во всём этом сатанинский план тайного общества с целью обрушить империю, и уже поползли упорные слухи, что бомбисты готовят своим противникам Варфоломеевскую ночь.
– - Я на их месте тоже распускал бы такие слухи, - чуть вскинув брови, брезгливо кивнул Нальянов-старший.
– Но я-то зачем вызван? Не собирается же наш дорогой Александр Романович внедрить в те круги меня?
Хоть это была явная шутка, Валериан Нальянов не улыбнулся. Они свернули через Гороховую на Садовую и сейчас подъезжали к Невскому.
– - Нет, не собирается, какая ломовая лошадь из Пегаса?
– пожал плечами Валериан, - это я настоял, ты прости уж, но тут одно странное обстоятельство всплыло. Один наш человек, Штольц, если помнишь, что в Дегтярном, - Юлиан кивнул, - так вот, он говорит, к нему в аптеку Великим постом повадился один блондин. Покупал исключительно кислоты в двадцатифунтовых бутылях. Всё бы ничего, мало ли кому что надо, но тут на Страстной в частную клинику Левицкого в Митавском переулке поступила одна барышня, Варвара Акимова, с анемией, тошнотой и обмороками.