Молох ведьм
Шрифт:
— Она не знает. Меня нельзя убить, пока я мать. Я мать! А он сын. Уродливый, страшный и нелюбимый. Я ненавижу его. А у вас есть дети? Вы их любите?
Треск сверчка сменился протяжным глухим стоном. В нём слышалась жуткая злоба перекликаемая с болью и непрощаемой обидой.
— Вы не знаете, что она хотела? Может быть, полюбоваться на моего сыночка? Или чужачка хотела посадить его на цепь и приручить? Глупая, она даже не знает как это страшно. Чужачка сделала плохо мне и он снова пришёл. Он всегда приходит, когда меня обижают. А сейчас — он наблюдает за вами. Он очень хочет вас убить. Он растерзает вас в клочья, стоит мне только пошевелить мизинцем. Но я не хочу
Джессика попыталась вырваться, но Эльва погладив её по голове дрожащей рукой, настойчиво шептала:
— Не смей убегать. Не смей от неё убегать. То, что следит за нами, немедленно прикончит обеих.
Джессика и сама чувствовала смертельную опасность. А старуха, напротив, радовалась новым гостям.
— Ты, — она указала обрубком пальца на Эльву, — будешь беседовать со мной каждый день. Про улиток. Мне очень интересно говорить про улиток.
Она снова пригнула Джессику к себе:
— А ты, будешь расчёсывать мне волосы, когда я буду спать и греть свои старые кости под редким солнышком. А может быть я познакомлю тебя со своим сыночком? Хочешь быть его женой? Он, конечно, не вышел внешностью, но может быть у вас родятся красивые детки. Я так хочу внучат. Я как-то привела ему девушку, он даже разделил с ней ложе, а потом запачкал весь лес её требухой. Но может тебе повезёт больше? Давай я позову его. Обвенчаю вас прямо сейчас…
— Нет, нет, о боже, нет!
Эльва и Джессика не сговариваясь принялись убаюкивать жуткую старуху. Эльва дребезжащим голосом пела колыбельную, а Джессика расчёсывала пальцами грубые, как конская грива, волосы. Старуха долго не хотела засыпать. Она всё ворочалась, кричала, проклинала кого-то. В конце концов, удобно устроившись на обнажённых коленях Джессики, старуха громко захрапела. Они ещё долго не решались уйти и совсем околели от холода. Лишь почувствовав, что существо в лесу успокоилось, стали готовиться к побегу. Джессика, осторожно опустив голову старухи на жухлую траву, схватила Эльву за руку и ринулась не разбирая дороги в самую чащу леса. Нечто зловонное и горячее стрелой пронеслось позади них. Обернувшись на секунду, Джессика смогла разглядеть ужасный силуэт, гладящий старуху по голове. Существо покрытое чёрным пухом, стояло на двух длинных, тонких как у цапли, ногах. Голова походила на лошадиную, только выпуклые паучьи глаза мерцали в темноте тусклым зеленоватым светом. Монстр, подражая голосу Эльвы, пытался повторить колыбельную своим жутким загробным голосом. Кровь капала из его пасти, в которой было не больше дюжины огромных изогнутых клыков.
***
Лес успокоился. Звери возвращались в свои норы, птицы стаями летели обратно. Портал, опустившись к земле, сжался до маленькой овальной щели, в которую они пролезли с большим трудом. Когда Эльва и Джессика выбрались наружу, раздался громкий хлопок и кротовая нора разлетелась на миллионы кусочков грязи, дёрна и песка, забрызгав весь подвал Мармадьюк-Асайлима. Вокруг валялись мотки проволоки, драгоценные камни, какие-то пружинки, волчки, гироскопы. Словно часовщик ухнул об пол хронометр, начинённый хитроумными механизмами.
Джессика посмотрела на Эльву, а Эльва окинула взглядом Джессику. Грязные, все в глине, сейчас они сами вполне могли сойти за жуткое существо с болот. Эльва лежала на полу и тяжело дышала.
— Всё конечно. Портал уничтожен. Нам никогда не разыскать оставшиеся части души Розалин.
— А когда состоится битва? Почему ты уверена, что нам больше ничего не найти. Почему ты так спокойно обо всём говоришь? Эльва, я не по…
Эльва поднялась, и найдя какую-то тряпицу, накрылась ею.
— Мне ещё никогда не бывало так страшно. Даже если портал удастся починить, я ни за что в него больше не полезу. Клянусь, это было самое опасное приключение в моей жизни. Впервые смерть подобралась так близко.
— Что ты говоришь, а как же…?
Эльва лишь отмахнулась от неё и покинула подвал. Когда Джессика привела себя в порядок и поднялась наверх, она застала Эльву в её любимом кресле. Ведьма задумчиво пыхтела трубкой в сумраке комнаты.
— Эльва. Та старуха с болот. Мы так и не добыли душу Розалин.
— Её там не было.
— Откуда ты знаешь?
Эльва лишь закрыла глаза. Выпустив густой, ароматный клуб дыма, она промолвила:
— Одно дело — спрятать душу, другое — потребовать обратно. Я знавала эту старуху и раньше. Она бессмертна. И безумна. Её вечный страж, порождённый самой преисподней оказался Розалин не по зубам.
— Из преисподней. Ты же не верила в ад?
— Теперь верю. Ступай домой, дитя. Насладись оставшимися деньками перед битвой. Они и вправду могут стать последними.
***
Гекла вздрогнула от омерзительного запаха разлагающейся плоти, палёной крови и горелых костей. Она не смела обернуться, прекрасно зная, что во всём мире есть лишь одно существо, способное порождать нестерпимый жар и могильный холод в одно и то же время.
— Чего тебе нужно?
— Он выжил?
— Чего тебе нужно, тварь?
— Молись своим покровителям, старая шлюха. Ты знаешь, что стало бы с тобой, если бы он умер. Иди и сделай, что должна!
Гекла резко обернулась, но вместо неурочного гостя застала лишь чёрные ошмётки пепла, кружащие в прохладном воздухе пещеры.
Она медленно приблизилась к уступу, где лежал раненый Лакус. Он тяжело дышал. Едва шевеля губами, он промолвил:
— Госпожа… я так счастлив. Я люблю… вас. Вы вновь вернули… меня к жизни. Я сделал всё… как вы… велели. Поскорее… уйдём отсюда.
— Я тебя люблю, мой мальчик.
Она нежно поцеловала Лакуса. Это был первый их настоящий поцелуй. Сердце Лакуса от безмерного счастья билось так сильно, что кровь вновь пропитала бинт.
— Я люблю вас… Госпожа. Вы будете… со мною… вместе? Навсегда…как обещали?
Она покрывала лицо Лакуса поцелуями, ладонью стирала кровь, выступившую на его губах.
— Конечно, конечно мой мальчик. Мы навсегда будем вместе. Навсегда, словно принц и королева. Мой нежный, мой милый, самый хороший…
Рубиновой искрой блеснул острый клинок и Лакус задёргался, заливая уступ алой кровью. Гекла, прокрутив кинжал вправо и влево, резко вытащила его и отвернулась. Жизнь, собранная по крупицам стремительно покидала Лакуса. Он хрипел, но сказать ничего не мог. Испугаться Лакус не успел, как и не успел почувствовать боли от клинка, вонзившегося в по кусочкам сшитое сердце. Удивление его было настолько сильным, что задержало его на этом свете ещё на целых три минуты. За что? Самый счастливый миг в его жизни, исполнение главной мечты и внезапный крах. За что? Любопытство гложило его изнутри. Больше всего на свете, сильнее чем желание остаться с Госпожой, ему хотелось узнать, за что же она так поступила с ним. Этот вопрос не давал ему покоя. Лакус шевелил посиневшими губами, но ответа так и не получил. «Неужели я так и не узнаю, за что?» — подумал Лакус и это стало его последней мыслью.