Молот и наковальня

Сваллоу Джеймс

— Они охраняли вход в запечатанный туннель, который не указан ни в одном из официальных документов и архитекторских планов монастыря.

Канонисса посмотрела вниз и нашла на столе пикт-планшет с упомянутыми файлами. Она быстро просмотрела их и, сузив глаза, произнесла:

— Ты в этом уверена?

— Более чем, — ответила Имогена. — Проверьте сами, миледи. Проход из Великой часовни в это помещение внизу…

Сеферина стала изучать карты, проводя линию маршрута из главного зала вниз вдоль наклонных плоскостей к нижним уровням и по круговым коридорам.

— Если кто-то и выбрался на поверхность,

то он прошел именно там.

— Тайный выход, — кивнула селестинка. — Что не редкость в наших аванпостах по всей галактике. Это дает ответы на множество вопросов. Противник никогда не спускался туда и не забирался настолько далеко. Возможно, его остановили, отбросили назад или, быть может…

— Быть может, последняя сестра уже была мертва к тому времени, — закончила фразу Сеферина.

— Скорее всего, так оно и было. Ручаюсь, что, если как следует изучить последние команды, переданные сервиторам, мы узнаем, что им приказали завалить проход в туннель. А затем охранять это место до последнего.

— Без Тегаса и его людей у нас ничего не выйдет, — проворчала одна из сестер.

Имогена продолжала:

— В том, что илоты напали на нас, виновато лишь время и его воздействие на их системы, находившиеся в плохом состоянии. Они не распознали нас как людей, как своих хозяев.

— И сестра Таласса заплатила за это своей кровью, — процедила Сеферина. — Мы понесли первые потери, да еще от пуль имперского производства. Будь проклято это место! — При этих словах она с силой ударила кулаком по столу. — Каждый кирпич и камень здесь служит для меня сущим наказанием!

Когда старшая женщина вновь подняла взгляд и встретилась глазами с Имогеной, в них пылал холодный огонь.

— Продолжай, сестра. Ради отчета снова в подробностях расскажи о своем… о нашем провале.

Селестинка сделала глубокий вдох. Ей так хотелось дать канониссе тот ответ, которого она на самом деле ожидала. Ответ, ради которого они прибыли сюда, но вместо этого она была вынуждена повторять совершенно иную и неприятную правду:

— Реликвии, что мы ищем, нет ни в катакомбах, ни внутри донжона, ни в помещениях внешних стен, ни даже где-либо на самой территории монастыря. Ее нет, госпожа, и я не могу сказать вам, где она на самом деле.

Сеферина слегка кивнула и грузно упала в кресло.

— Итак, она пропала. Наш долгий путь окончился ничем.

— Еще есть надежда, — настаивала Имогена. — Если мы сможем проследить, куда ведет тот туннель, возможно, мы найдем противоположный выход. Если реликвию спасли этим путем… — Она в сомнении замолкла.

— Пусть Бог-Император и святая Катерина нашлют на меня проклятие, если я провалю задание, — спокойно произнесла Сеферина. — Это будет самая большая неудача в моей жизни.

Имогена затрясла головой:

— Мы все в равной мере разделим эту ношу.

— Нет, — твердо сказала старшая Сороритас. — Это мое бремя. Это я должна была здесь находиться! Годами это сожаление тяжким грузом давило на плечи, и сегодня оно тяжелее, чем когда-либо. Я приблизилась настолько лишь затем, чтобы мои надежды вдребезги разбились в последнее мгновение… Клянусь, если я не справлюсь, то перейду в репентистки и откажусь от своего имени, но даже этого все равно будет недостаточно.

На мгновение сестра

Имогена попыталась представить свою канониссу в багрово-красном тряпье, сражающейся из-под кнута, как член кающегося отряда сестринства. Женщины, которые нарушали порядки ордена или добровольно принимали выговор, вступали в ряды репентисток и сражались с врагами Имперской Истины до тех пор, пока не искупали вину своей смертью.

— Не говорите такого, — сказала Имогена, чтобы развеять этот печальный образ. Ей трудно было видеть несгибаемую канониссу раздавленной и сокрушающейся из-за того, над чем та не имела власти.

— На все воля Бога-Императора. Если Он пожелал, чтобы вас не было в этом месте, значит, вы сослужили Ему службу где-то в другом. А сейчас вы послужите Золотому Трону, вернув свет Его в этот заброшенный мир.

— Довольно, — мягко произнесла Сеферина. — Дорогая сестра, этого и близко не хватит для искупления моей вины.

В дверь постучали, и внутрь вошла фигура, почтительно поклонившаяся, когда попала в область света от электросвечей. Имогена узнала госпитальерку Верити.

— Простите мое вторжение, миледи, — начала молодая женщина, — но мне приказали срочно сообщить вам о состоянии сестры Талассы.

— Скажи мне что-нибудь, за что можно быть благодарной, — резко сказала Сеферина. — Скажи мне, что сотворила чудо.

Верити слегка покраснела.

— Я вряд ли творю чудеса, госпожа. Но по милости Бога-Императора Таласса будет жить. Броня приняла на себя основную силу залпа автопушек и защитила жизненно важные органы от летальных повреждений. Однако я с прискорбием должна вам доложить, что она уже никогда не сможет ходить сама. У нас тут скудные средства, а среди тех, что сохранились в монастырском валетудинарии, нет нужных приборов для регенерации живых тканей. Я бы рекомендовала аугментико-хирургическую операцию, но после того как пройдет некоторое время, и она поправится.

Сеферина кивнула госпитальерке:

— Хорошо. Займись этим, сестра.

Это прозвучало как позволение уйти, но Верити не сдвинулась с места. Она не сводила янтарных глаз с канониссы.

— Что-то еще, девочка? — требовательно спросила Имогена, и Верити метнула на нее взгляд.

— Те сломанные механические рабы лишили женщину ног. Тут я ничем не могу помочь. Но поражаюсь, почему ей пришлось пожертвовать своим будущим ради миссии, цели которой остаются неясны.

Имогена выпучила глаза от вызывающего тона госпитальерки. «Кем она себя возомнила, чтобы разговаривать подобным образом?»

— Может быть, в ордене Безмятежности и дозволяется говорить необдуманно, сестра Верити, но эта миссия проходит под покровительством ордена Пресвятой Девы-Мученицы, и твое высокомерное поведение заслуживает порицания и сурового наказания!

— Разве неучтиво искать в чем-то правду? — возразила Верити. Голос ее дрожал, но она старалась держаться спокойно. — Каждая сестра здесь отдаст свое тело, жизнь ради Бога-Императора, но при имеющейся на то причине. Разве я прошу так много, спрашивая, ради чего бедная Таласса будет вынуждена до конца своих дней ходить на железных ногах, а не на данных ей от рождения? Сейчас я задаю этот вопрос, сестра Имогена, но он волнует не только меня. Он эхом отдается во всех залах монастыря.