Молотобойцы
Шрифт:
– Тише, Касьян, не пужай его. Сам отзовется.
Заслонка отодвинулась больше, кто-то смотрел оттуда.
Хриплый голос произнес:
– Здоровы будете. Слухаю вас и думаю: много дедка истерпел, одного со мной поля ягода. Примайте меня к огню.
– Ходи к нам! – степенно протянул дед.
– Сейчас выйду, – ответил незнакомец изнутри, задвинув ставенку.
– Никому никогда не сказывал, – бормотал дед. – Наконец в самом диком лесу рассказал, и на-кося! И тут чужая душа подслушала.
3. НАУМКА КОБЕЛЬ
Под крышей избы, затянутой большими пластами березовой коры, затрещало – показались
– Подойди-ка поближе, – сказал дед. – Дай посмотреть на тебя, какой ты есть. Не нашенский, видно, посадский.
– А может, и подальше, – ответил незнакомец. – Я иду в воду без броду, из веселого заводу. Море мне по колено, на что мне брод?
– Ну-ну, застрекочил, сразу и не раскусишь. Откедова пожаловал? – спросил дед, оглядывая пристальным взглядом.
– Я – бросовый камешек, перекатываюсь по дорожке, куда ветер дует, вода несет, – сказал рваный бродяга. – Как я слышал твой сказ про побег да как отца твоего сожгли, пришло мне на думу, что вашему забору я двоюродный плетень.
– Постой-ка, – сказал дед, всматриваясь в лицо пришельца, – что-то мне на ум впало. Где это тебе лик твой так измолотили?
Бродяга съежился и настороженными глазами уставился на деда. Несколько мгновений он молчал, точно соображая и колеблясь.
– Ты грамоте горазд? – наконец спросил он.
– Горазд, да не очень.
– Слово «твердо» [32] знаешь?
– Ну, знаю.
– А «како», «люди», «мыслете» тоже знаешь?
– Вестимо, знаю.
– А вот «буки», видно, не слыхал?
– «Буки»?.. Так, значит, ты коломенский? [33] И тебе на лик «буки» прижгли? Как же ты мне не товарищ? Касьянушко, бабы, поклонитесь человеку коломенскому – он за народ страдание принял. Ну, кланяйтесь же, коли говорю!
32
Слова твердо, како, люди, мыслете, буки – названия букв в древнерусском алфавите.
33
В Коломне при царе Алексее Михайловиче произошел бунт, и главным выборным от народа на лице была поставлена каленым железом буква «Б» (буки), то есть бунтовщик, и они были сосланы на каторгу.
Бабка, а за ней Аленка и Касьян вскочили и поклонились странному бродяге. Тот пожал плечами.
– Что-то мне соромно стало! Что я, думный боярин или Параскева-пятница, чтобы передо мной спину гнуть?
И он неуклюже три раза отдельно ответил поклонами до земли Дарье, Касьяну и Аленке.
– Теперь садись поближе к огню, – сказал дед. – Скажи, как звать, как величать тебя.
– Не богат я, да славен – тот же барин. Пока до моего прозвища дьяки не доискались. А чего искать, – я бурлак, бос и наг, и у меня, как у кольца, нет конца. Кольцо кругло, поищешь и не доберешься ни до чего. А «буки» я каленым гвоздем вытравил. Теперь криворожий и хожу.
– Так вот, бурлак, коли ты хочешь по шляху идти, так тебе дальше первого яма [34]
– Верно, дед, и я то знаю, хоть не сед. А в лесу у меня соседей нет, так я и мыкаюсь. Слышал я, что в Туле кузнецов берегут, как быков, и поблажку даже беглым дают. Какой ты ни на есть с виду, а тебя не спрашивают, хорошего ли ты отца, – приходи, становись к наковальне, и харчи и деньги будут.
– Чего ж ты здесь, в лесу, подыхаешь?
34
Ям – станция, где менялись лошади ехавших по служебным делам. От этого слова возчики назывались ямщиками. Слово монгольское, сохранилось со времен ордынского ига.
– Хочу через засеку пробраться. Засечные ворота недалече, верст за шесть будут. Только туда мне ходу нет – я меченый. А паренек бы сходил да разведал – может, проезд сейчас свободный. Зря туда лезть нельзя, наручни получишь и ворон кормить будешь.
– Я на засеку схожу, – сказал Касьян, – и с собой возьму Аленку. Ее не заприметят, она всюду проберется, и тогда мы смекнем, куда подаваться.
Дарья сняла с углей глиняный горшок, и, усевшись в кружок, все стали хлебать деревянными ложками жидкую гречневую размазню.
4. ЯМ НА ШЛЯХЕ
Утром Касьян с Аленкой быстро шли к засечным воротам. Лес то придвигался густой чащей к самой дороге, то расходился большими прогалинами. Виднелись поля высокой желтеющей ярицы и еще зеленые овсы. Иногда дорогу преграждала упавшая громадная лесина, покрытая плесенью, мхом и грибами. Около лесины дорога уходила в сторону, огибала растрепанные корни великана, выдернутые из земли и поднявшиеся дикими космами к небу.
Когда впереди деревья поредели и показалась вереница изб, крытых лубом, Касьян наказал Аленке идти раздельно, а потом снова встретиться на лесной дороге.
Касьян пошел первый, а поодаль в кустах брела Аленка.
Первое, что ошарашило Касьяна, – десяток высоких столбов с перекладинами, вкопанных на улице среди поселка. На них висели в странных позах люди. Вороны и галки, сидя на перекладинах, чистили носы. Несколько пестрых сорок со стрекотаньем взгромоздились на одного мертвеца, и он слегка раскачивался, точной живой.
В деревне казалось безлюдно, но с крыш вились дымки. Касьян, озираясь, пошел дальше. Пьяные крики и песни неслись из большого сарая. У входа были прибиты еловые ветки. Под ними красовался намалеванный на доске двуглавый орел. Из закоптелой крыши валил сизый дым, уносимый порывами ветра. Несколько телег с грузом, перетянутым мочальными веревками, столпилось близ царского кабака. Лошади мотали головами, побрякивали бубенчиками, отмахиваясь хвостами от крутившихся вокруг них слепней.
Касьян подошел ближе и оглянулся. Большой шлях, весь изрытый глубокими колеями, тянулся в обе стороны и дальше за деревней, в лесу, перегораживался двумя деревянными башнями, сложенными из толстых дубовых кряжей. Выше на башнях были прорезаны бойницы. Проход между башнями загородили ворота, обитые железом.
«Ну и ворота, – подумал Касьян. – Одни петли железные сколько потянут, каждая пуда полтора».
Касьян подошел к башням, высматривая, нет ли боковых тропинок. Но обхода не было, сразу начиналась стена, сложенная из бревен и засыпанная землей. Стена уходила дальше в глубь леса.