Mon AGENT или История забывшего прошлое шпиона
Шрифт:
— Некоторое время назад наш народ принял ряд важных решений. Мне, его премьер-министру, было поручено претворить их в жизнь. Одно из этих решений касается скорого упразднения вашей спецслужбы. Вы знаете причину, не так ли?
Разумеется, Богомол хорошо помнил причину, по которой парламент решил распустить Институт — как организацию, способную лишь на подготовку к успешной войне, а не на работу над прочным миром. Поэтому вопрос был риторическим, но Богомол всё же ответил:
— Да, господин премьер-министр, я знаю о причине такого решения!
— Надеюсь, у вас нет никаких сомнений в том, что решение будетвыполнено!
Эта фраза главы государства являлась уже не вопросом, а скорее утверждением, и потому Богомол предпочёл промолчать. Как почти все его предшественники на премьерском посту, Премьер происходил
— Если же у вас нет сомнений в моей решимости выполнить волю народа, то как вы можете объяснить факт нахождения одной из лучших оперативниц вашей пока ещё существующей организации в столице дружественного нам государства? В арабском наряде и по соседству с мечетью?
Следующие сорок минут Богомол посвятил объяснениям по поводу подробностей несанкционированной операции и о том, как её выполнение было призвано послужить исполнению чаяний нации избранных. Лейтмотивом сего редко прерывавшегося монолога являлось то, что чем меньше политики знают о делах спецслужб, тем лучше они спят ночью и тем выше шансы на их выживание в случае «непредвиденных ситуаций». Он даже привёл в качестве негативного примера бывшего главу страны избранных, имевшего обыкновение соваться в интимные детали тайных операций. Это и привело в итоге к бесславной поимке агентов Моссада в одной из немногочисленных дружественных арабских стран. Они были задержаны вскоре после неудачной попытки администрировать проживающему здесь исламскому радикалу дозу нервно-паралитического яда с помощью направленной в ухо струи аэрозольного баллона. Некомпетентное вмешательство премьера привело к тому, что попавшихся оперативников пришлось обменивать на слепого идеолога вооружённого сопротивления ишмаэлитов. При этом объект неудачного покушения выжил и отделался лишь длительным пребыванием в госпитале. К унизительным подробностям сего происшествия относилось и то, что избранным пришлось в срочном порядке доставлять на реактивном самолёте затребованный у них антидот и оправдываться перед Канадой. Дело в том, что агенты Института в очередной раз использовали для своих передвижений по миру паспорта этой никому ничего плохого не сделавшей страны. Богомол припомнил и то, как жена упомянутого политика любила требовать подробности об интимных привычках глав государств, с которыми ей и её супругу предстояло встречаться. Говорят, она даже любила щегольнуть намёком на свои познания в разговорах с самими дигнитариями, что, разумеется, не могло не менять их настроение мгновенно и самым решительным образом.
После этого примера руководитель Института сделал довольно неуклюжий реверанс в сторону нынешнего главы кабинета и рассыпался в любезностях по поводу его собственного профессионализма и зрелой мудрости, проявлявшихся в разумном сочетании совершенно оправданного контроля с уважением к принципам, на которых всегда строилась деятельность Института. Тут собеседник Богомола не выдержал и объяснил, что вот как раз с этими самыми принципами у него, как и у всей нации избранных, возникли проблемы основополагающего толка. Главная же из них заключалась в том, что, безусловно, Институт спас немало соотечественников от бомб террористов-самоубийц и уничтожил сотни злейших врагов государства, но это, как ни прискорбно, ни на йоту не помогло их многострадальному народу в плане обеспечения долгосрочной безопасности и самого выживания. На этой тягостно минорной ноте аудиенция и закончилась. По-видимому, хмуро подумал Богомол, объяснения его оказались недостаточно убедительны и правдоподобны, поскольку Премьер попрощался с холодно-брезгливым выражением лица, которое обычно сопутствует общению с теми, кому ни на грош не верят. Был он встревожен и отсутствием, казалось бы, логичной резюмирующей фразы вроде «Чтобы это было в последний раз!» Это могло означать, что Премьер уже принял кадровое решение и обладателю огромных ладоней недолго осталось сидеть за антикварным столом рейхсмаршала Геринга.
Когда спустя некоторое время Богомол в мрачной задумчивости сидел за указанным предметом мебели и размышлял о том, а не ошибся ли народ избранных с выдвижением на премьерскую должность не вполне достойного
В кабинет Богомола зашёл хорошо знакомый ему бывший лондонский врач. Он был низкого роста, толстым, плешивым и, в целом, какой-то удивительно неопрятным и гадким. Впечатление усиливали маленькие бегающие чёрные глазки. Начальник Института не раз отмечал про себя, что Менгеле прекрасно смотрелся бы в семнадцатом веке на невольничьем средиземноморском базаре, продавая украинских и польских девственниц в оттоманские гаремы. Не надо было иметь слишком сильное воображение, чтобы представить, как он, подпрыгивая, плюясь слюной и облизывая короткие толстые пальцы, расписывал бы все те наслаждения, которые прекрасные плачущие девы способны доставить своему будущему повелителю. Богомол отогнал эти навязчивые ментальные образы и строго спросил специалиста по косметической хирургии:
— Чем обязан?
Тот заискивающе улыбнулся и достал из принесённой папочки несколько рентгеновских снимков и листков бумаги. Содержимое файла перекочевало на необъятный письменный стол. Богомол быстро просмотрел снимки. На них в нескольких ракурсах красовались челюсти некоего человека. На всех снимках верхняя часть была смазана из-за непонятного дефекта при проявлении или печати. Богомол брюзгливо спросил:
— Что, опять на материалах экономят?
— Что вы, босс! — всё с тем же подобострастием отвечал ему Менгеле. — Этот странный эффект проистекает не от плохого качества работы лаборантов, а от… э-э… пока необъяснимого энергетического феномена вокруг головы нашего… гм… Агента.
Богомол понимающе кивнул и сделал знак продолжать.
— Как вы помните, — вкрадчиво забормотал бывший врач, — у нас с самого начала вызвали вопросы зубные пломбы нашего гостя. Причём неясности наблюдались как в связи с методикой, незнакомой местным дантистам, так и с характером использовавшихся материалов. В двух случаях у зубов была произведена чистка корневых стволов.
Менгеле услужливо приподнял снимки так, чтобы сквозь них падал солнечный свет, и ткнул пальцем в соответствующие места. При этом от него пахнуло гнилыми зубами, каким-то чесночным потом и шампунем от перхоти. Богомол поморщился, но ничего не сказал.
— Так вот, на снимках можно наблюдать, что неизвестный материал, использованный для лечения примерно десять-двенадцать лет назад, со временем сжался и образовал пустоту. Теоретически, пустота постепенно должна была заполниться кислородом, кислород — вызвать воспаление, и тогда наш гость неизбежно лишился бы зуба. Но…
— Что «но»? — нетерпеливо поинтересовался Богомол, которого в данном случае интересовали не больные зубы, а выводы.
— Но ничего не произошло! Зубы на месте! И дело даже не в этом! Я тут пообщался с несколькими светилами в данной области… Надо сказать, те, кто помоложе и учились в США и Европе, знают только одно — как молоть псевдонаучную ерунду и выставлять счета с пятью нолями! Но я нашёл бывшего советского профессора, которому довелось лечить членов политбюро и учить тех, кто сегодня лечит… всё тех же бывших членов политбюро. И старик, посмотрев на снимки, тут же сказал, что наш гость когда-то побывал у дантиста его школы!
— Вы хотите сказать, что посланец из шара на самом деле…
— Совершенно верно! Наш молодой друг, скорее всего, был послан не небесами, а большевиками!
Вопреки ожиданиям Менгеле, Богомол неожиданно улыбнулся своей страшной улыбкой. Внезапно все его нехорошие предчувствия в отношении загадочного парня получили весомое подтверждение. Тот был не просто непонятен, он был опасен!
— Но и это не всё! — торжествующе продолжал Менгеле, довольный произведённым на начальство эффектом. — Мы решили поближе рассмотреть часы с жёлтым алмазом, найденные у посланца из шара. Те самые, что имеют циферблат на двадцать часов, должны показывать фазы нескольких лун и имеют ещё одну весьма загадочную функцию. Собственно говоря, по предположению наших специалистов, удивительной чистоты жёлтый алмаз на крышке механизма предназначен именно для осуществления этой функции, а не для украшения. Так вот, на внутренней поверхности одной из шестерней обнаружено крошечное клеймо, сделанное с удивительной даже по нашим временам тонкостью. Клеймо это содержит имя и дату.