Монах и кошка
Шрифт:
– Кто ты такой, монах? Откуда ты взялся?
– властно спросил Фудзивара Нарихира.
Бэнкей ничего не ответил.
Он мог бы сослаться на отца-настоятеля - и Нарихира с полным основанием назвал бы его лжецом. Пробыв какое-то время в горном монастыре, он ни разу не встретился там с Бэнкеем. И как объяснить молодому человеку, что накануне наступления Нового года монах вдруг покидает свой монастырь, тайно идет по следу путешественников, ночью подкрадывается к расположенной в стороне от дороги усадьбе?
Умнее всего было сейчас просто молчать.
Бэнкею приходилось убегать из плена.
Он не сомневался, что при необходимости найдет способ удрать.
Но сделать этого он никак не мог.
Бэнкей не знал, что произошло с того мгновения, как в нем внезапно проснулась спасительная сила Пламенного меча Фудо-ме, до другого мгновения - когда его, уже при свете наступившего дня, обнаружили в пустом водоеме. Он не понимал, почему кровожадные Рокуро-Кубо, очевидно, столкнувшие его в водоем, не кинулись туда за ним и не загрызли его. Конечно, это было бы с их стороны невероятной глупостью, но разъяренные чудовища теряли способность рассуждать разумно, это он видел своими глазами.
Первое, что пришло в голову Бэнкею, - Рокуро-Кубо кто-то спугнул. Но, в таком случае, жизнь этого человека под угрозой. Людоедам не удалось сразу, как только головы воссоединились с телами, расправиться с Бэнкеем - за него вступились Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари. Но насчет Бэнкея людоеды спокойны: во-первых, еще сутки-другие в дороге - и они сдадут его властям в Хэйане, а во-вторых, даже если он попытается сейчас рассказать про ночное побоище с Рокуро-Кубо, кто ему поверит? Скажут, что он пытается уйти от грозящего наказания за убийство гадальщика, и только.
Все эти печальные вещи монах обдумывал, как бы не слыша вопросов Фудзивара Нарихира. Он молчал - и только. Наконец молодому придворному надоел этот нелепый допрос, и он велел кэраям запихнуть связанного монаха в повозку.
Краем глаза Бэнкей увидел, как садится в маленькие носилки Норико, прижимая к груди трехцветную кошку. На голову она, как полагается в пути, накинула подол верхнего платья, совершенно скрыв лицо.
Господин Отамо и его сердитый внучек покосились на девушку с кошкой и как-то странно переглянулись.
Кошка!
Вот кто мог что-то знать про ночные события.
Бэнкею не приходилось иметь дела с оборотнями - ни добрыми и ни злыми. Он не понимал, кому и зачем потребовалось перекидываться редким и дорогостоящим зверьком. Но кошка навела его на след Рокуро-Куби.
Уж не она ли захотела подвести монаха под серьезные неприятности?
Но зачем кошке-оборотню губить монаха, которого она увидела впервые в жизни?... Впервые ли?..
* * *
Бэнкей ехал в повозке, как придворный аристократ, с той только разницей, что его связали по рукам и ногам. Кэнске, забинтовавший ему рассеченную при падении голову, покормил его с рук. И даже осведомился, не доставить ли монаха в кусты для удовлетворения нужды. Так что путешествие было по-своему комфортабельным. Если бы только не тяжелая мертвая голова, которую не смогли отцепить от кэса и уложили Бэнкею на
На ночь путешественники остановились на постоялом дворе, а Бэнкея оставили в повозке, укрыв его потеплее. До Хэйана было уже недалеко. Прекрасная столица была выстроена в окруженной горами долине - и там уже начиналась весна. Так что здоровью Бэнкея ничего не угрожало.
Он лежал в темноте и читал про себя священные сутры, когда услышал странный шум на крыше повозки.
Монах прикинул - час Крысы, пожалуй, уже кончился и наступает час Быка, прескверный час, весьма подходящий для всякой нечисти.
Нечего было долго гадать, что это такое - Рокуро-Куби, дождавшись, пока все заснут, прислали сюда свои кусачие головы. У них хватило бы злобной глупости загрызть связанного человека, лежащего без движения в повозке. А о том, как объяснить это жуткое происшествие утром, никто из них, скорее всего, и не задумается.
На крыше повозки шла какая-то странная возня. Возможно, четыре летающие головы проводили последнее совещание. А может, кто-то пробегал поблизости, мог их ненароком заметить, и они затаились.
Бэнкей вспомнил, как тот из Рокуро-Куби, что был погонщиком быков, уговаривал свиту Фудзивара Нарихира поставить обе повозки вместе и подальше от жилого дома. Уголок он, видите ли, усмотрел там вполне безопасный - ворам, если они задумают поживиться богатыми циновками, будет не добраться до повозок, чем-то таким тяжелым загороженных. Чем монах - не видел и не понял.
Слушая шорох, он усмехнулся - проникнуть в повозку, не имея рук, им было трудновато, вот разве что боднуть с разлета тяжелые циновки, которыми настоящий, служивший Фудзивара Нарихира погонщик быков тщательно занавесил вход.
Монах поерзал, устраиваясь удобнее, и подтянул колени к животу. Он мог сейчас встретить первую пробившуюся в повозку летучую голову резким ударом обеих ног. И заорать во всю глотку.
Если Рокуро-Куби, будучи хозяевами уединенной усадьбы, исхитрились попотчевать сонным зельем своих гостей, то на постоялом дворе доступа к горшкам и мискам никто из них не имел. Возможно, они, готовясь к ночному вылету, добавили чего-то этакого в пищу своим сотрапезникам - Фудзивара Нарихира и Минамото Юкинари. Но усыпить всех прочих постояльцев они не могли - разве что знали какие-то особенно сильные заклинания. Так что на вопль монаха вполне мог сбежаться народ. И найти сбитую голову кого-то из Рокуро-Куби! В дополнение к отвратительной желтобровой роже фальшивого гадальщика...
Разумеется, голова быстро очухается от удара, но если разбить ее злобное лицо в кровь, если нанести еще один удар - возможно, она утратит зрение и, подскочив, начнет метаться по тесной повозке, тычась в стены. Это было бы неплохо - лишь бы не ткнулась сослепу в живое тело. Хотя Кэнске старательно, со знанием дела забинтовал монаху укушенную руку, на зубах Рокуро-Куби, очевидно, был какой-то особый яд - рука подозрительно горела.
Циновка с одного края приподнялась. Монах удивился - не зубами же вцепились в край три головы, чтобы пропустить вовнутрь четвертую. И перекатился на бок - потому, что, лежа на спине, мог нанести удар в середину циновки, а никак не в нижний угол.