Монах и кошка
Шрифт:
Уезжая, она очень беспокоилась о госпоже кошке - и монах объяснил ей наконец, что именно благодаря трехцветному пушистому оборотню Рокуро-Куби чуть не погубили саму Норико. Девушка изумилась, но не испугалась. Во всяком случае, теперь она понимала, что за чудеса творились с ней в заброшенной усадьбе и во дворце Кокидэн. Она только спросила - не пойдет ли вмешательство оборотня во вред здоровью. Монах посоветовал ей, добравшись до дома, показаться хорошему заклинателю злых духов, и она вроде бы успокоилась.
Бэнкей шагал рядом с невысоким коньком, на котором ехал Кэнске, и вел
Но о побоище во дворце Дзидзюдэн они молчали.
Только один раз оба одновременно вспомнили о нем - да и то не сказали ни слова. Это было, когда проезжали поворот дороги, ведущий к заброшенной навеки усадьбе Рокуро-Куби.
Бэнкей и Кэнске переглянулись - и продолжали судачить о воинских доблестях, причем старшего кэрая очень интересовало, как обучают отряды монахов-воинов, и делается ли это так, как в прославленных китайских монастырях.
Потом дорога повела их в горы, все выше и выше, но они знали, что не успеют затемно добраться до монастыря, и расположились на ночлег у хижины лесорубов.
Было уже довольно тепло, снег сошел, и кэраи охотно предоставили хижину в распоряжение Норико, а сами легли у костра. Кэнске строго предупредил молодых кэраев, что если кто-то полезет с утонченными нежностями к девушке, то он, старший кэрай, приласкает такого жениха на свой лад.
– Славная девушка, - сказал он Бэнкею.
– Я еще повеселюсь на ее свадьбе. Другая бы там, во дворце, обузой нам была - а Норико спасла молодого гоподина Фудзивара. Послушай, благочестивый наставник... Утром-то все равно расстанемся и больше не свидимся... Что это такое притащил в корзине твой приятель?
– Бронзовое зеркало, - объяснил Бэнкей.
– Когда-то давным-давно, когда и Китая еще не было, а была какая-то другая страна, государь Хуан-Ди велел отлить пятнадцать таких зеркал. На них выбиты такие знаки, каких ни в одной книге не увидишь. Шлифовали их, разумеется, монахи. А что с ними сделали, чтобы они стали нечисть сжигать, этого я не знаю, врать не стану...
– Раздобыть бы такое зеркало...
– вздохнул Кэнске.
– И на что оно тебе? Сам, что ли, пойдешь на нечисть охотиться? проворчал Бэнкей, и Кэнске понял, что лучше поговорить о чем-нибудь попроще.
Понемногу все угомонились и задремали. Один Бэнкей сидел у прогоревшего костра, перебирая возвращенные старшим кэраем хрустальные четки, - и было ему тоскливо, куда тоскливее, чем в те часы, когда он, хоронясь среди государевых дворцов, выслеживал Рокуро-Куби.
Тогда он шел пусть коротким, но - Путем. Сейчас он сидел в ожидании неизвестно чего. Разумеется, он сделает то, что собрался сделать, вернется в монастырь и спросит отца-настоятеля, правильно лы выполнен приказ, а если да - то каким образом следует продолжать столь необычный для монаха путь.
Он не впервые ощущал эту тоску после боя. Но теперь к ней примешалось еще что-то - давнее, щемящее, больное. Если бы Бэнкей писал стихи, то наверняка в них к печали путника
Вдруг он ощутил взгляд из темноты и, шаря рукой посох, резко поднял голову.
К нему шла трехцветная кошка.
И надо же - монах отлично знал, что из ночного леса вышел на свет костра оборотень, пусть и прелестный в своей пушистой шубке, изящный большеглазый оборотень. А тем не менее обрадовался, протянул руки - и через мгновение прижал к груди милого зверька.
– Где ж ты пропадала, кошка?
– ласково спросил он, почесывая белую шейку.
Кошта ткнулась ему в щеку возле самого рта мягкой бархатной мордочкой и громко замурлыкала. Потом, извернувшись, соскочила наземь и повела его за собой к дверям хижины.
Уже догадываясь, что сейчас произойдет, Бэнкей не нашел в себе силы отказаться, отвернуться, остаться у костра. Кошка проскользнула в дверь, приоткрывшуюся, казалось, по приказу ее требовательного взгляда, и Бэнкей вошел следом.
Кошки не было - но лежавшая в углу на куче зимних одежд женщина медленно садилась, в упор глядя на монаха. И это уже была не Норико. Прозрачные узорные одеяния возникали прямо на глазах у монаха, лицо еще менялось, но уже обрело ту поразительную белизну и красоту, которые он уже видел и запомнил.
Бэнкей уставился в пол - но не вышел.
Повеяло от призрачных шелков и струящихся до самого пола волос тонким ароматом.
– Наверно, ты уже понял, кто я, - поднявшись, сказала женщина. И, не дождавшись утвердительного кивка, добавила: - Я - Оно-но Комати.
Бэнкей и тут ничего не ответил.
– Я поэтесса Оно-но Комати, - поняв, в чем дело, усмехнулась красавица. Я умерла сто лет назад, или даже больше, наверно...
– Напрасно ты это сказала, - буркнул монах.
– Теперь я знаю, что ты призрак, и должен прочесть над тобой заклинания. А твое имя я действительно однажды слышал, о тебе рассказывали целую историю...
– Ты и раньше знал, что я - призрак, нечисть, гостья из могилы, возразила она.
– И все же я не дождалась от тебя ни одного заклинания.
– Не люблю я их читать, - признался монах.
– Ямабуси - те, когда читают, чувствуют, как на каждое слово что-то отзывается. А я не чувствую. Я вижу, что получилось, и сам удивляюсь - откуда это взялось? Мне бы чего попроще делать.
– С Рокуро-Куби воевать?
– усмехнулась красавица.
– Насчет Рокуро-Куби ты бы уж молчала! Зачем ты их на девочку навела?
– строго спросил Бэнкей.
– Тебе-то что - а ее бы загрызли... И меня с ними стравила, между прочим.
– Выслушай меня, - сказала красавица.
– Да, в этом я была перед тобой неправа. Я заставила тебя сражаться с Рокуро-Куби, потому что не видела другого способа спасти Юкинари! А девочке ничего не угрожало. Я бы при опасности вышла из ее тела - и Рокуро-Куби отступились бы от нее. Они же мое лицо запомнили!
– Отступятся эти звери, как же!
– Прости меня, если можешь, - жалобно попросила она.
– Конечно же, я действовала, не подумав! Но я сейчас все тебе объясню!
– Простил...
– проворчал Бэнкей.