Монахиня из третьего отдела
Шрифт:
Марта неожиданно очень сильно смутилась и надула губы. Вкупе с недавним возмущением, присутствующие мужчины вывели, что именно успело возникнуть в ее голове, вслед за чем уже просто не могли скрывать улыбки. В подобном приподнятом настроении они и покинули зал. Последними вышли Сьюпенс и секретарша. Он понимал, что кое-чему сестра Марта так и не успела научиться, и хотел дать несколько советов и поддержать ее уже после выпуска.
Хвост четырнадцатый.
Силки расставлены
— Миледи, ванна готова, — чопорно отчиталась камеристка,
Сердце вновь забилось в груди. Раньше ей не приходилось мыться как аристократке. Конечно, им рассказывали что и как, показывали, но лучше один раз попробовать, чем прослушать сотню лекций. Да еще и Унами надо не подставить. Летучий мышь тактично спрятался под тумбочкой, предупредив об этом хозяйку.
Камеристка помогла снять платье и забраться в каменную чашу, наполненную теплой водой.
— Как тебя зовут? — властно спросила Лиретта, откидываясь на валик.
— Этель, миледи, — коротко ответила девушка. — Вы желаете, чтобы я принесла какой-нибудь десерт?
— Нет. Думаю, нам с Его Светлостью будет о чем поговорить, когда он вернется. К тому моменту я должна быть готова.
— Да, миледи. Тогда вы пока отмокайте, а я вымою ваши волосы. Закройте, пожалуйста, глаза, чтобы не попал шампунь.
Лиретта покорно выполнила просьбу. В теплой воде приятно лежать. После долгого перелета ей казалось, что еще чуть-чуть, и она уснет прямо на месте. Но стоило для начала встретиться с Риком и поговорить. Хотя бы для того, чтобы прояснить собственное положение в этом доме.
На голову полилась вода, тонкие девичьи пальчики перебирали волосы. Пожалуй, это действительно приятно. Словно оказываешься в детстве, беззаботном и безоблачном, рядом с мамой, которая всегда поможет. Лиретта нахмурилась. Мама… когда она думала об этом человеке, внутри появлялась пустота. Не тоска, а просто отсутствие чего-то, словно и семьи никогда не было, и кого-то близкого тоже. В памяти тут же всплыли слова аббатисы: «Добро пожаловать домой, девочки. Теперь церковь будет вашей семьей».
Семь лет назад они казались ужасными, а рассказы старших воспитанниц и вовсе лживыми. Как можно забыть? Получается, что можно… Не факт, что без помощи церковных менталистов, но можно.
— Миледи, вас что-то беспокоит? — спросила Этель, осторожно массируя голову Лиретты.
— Нет. Просто день был тяжелый, голова болит.
— Мне принести лекарство? — тут же предложила камеристка.
— Нет. Просто продолжай. Становится легче.
«Легче ей становится. А на душе такая боль. Забудь. Если что-то забылось, значит, оно стало неважным».
«Уна, ты не прав. Как может быть не важна мать?»
«Все когда-то уходит в прошлое. Даже те, кто дал нам жизнь. Не цепляйся. Если это что-то действительно важное, ты вспомнишь».
Лиретта не ответила. Слова Унами кололи похлеще плети, которой старшая сестра в детстве погоняла ленивых коров. Почему бывает так, что что-то мелкое врезается в память, словно ты родился с этим знанием, а то, что хотел бы сохранить, утекает водой из решета?
— Госпожа, я нанесла питательную маску на ваши волосы. Теперь надо вымыть тело. Пожалуйста, встаньте.
Резко открыв глаза, Лиретта ухватилась за бортики ванной и поднялась. Голова закружилась, все вокруг поплыло как после быстрого танца со множеством поворотов.
— Госпожа, осторожнее. Вам некуда спешить, — напомнила Этель.
К телу прикоснулась жесткая мочалка, и Лири чуть ли не заурчала от удовольствия. Одно дело самой пытаться вымыть спину, и совсем другое, когда кто-то внимательный чешет именно там, где хочется.
После мытья приятной неожиданностью стал массаж. Лиретта вознамерилась одеться, но упертая Этель уговорила ее лечь на стол и натерла пахучими маслами. Лири казалось, что она заново родилась. Кожа была нежной, словно у младенца. Этель оказалась той еще колдуньей, не иначе. В церкви их внешность стояла не на последнем месте, но до таких результатов там как до луны.
— Вы прекрасно выглядите, миледи.
— Спасибо, Этель. Все благодаря твоим стараниям.
Камеристка зарделась, но тут же попыталась откреститься от комплимента.
— Ваша красота от милости Триединых, миледи. Пойдемте, я помогу вам одеться.
Лиретте стало неловко. Ее платья вряд ли походили на то, к чему привыкла Этель. Простые и незамысловатые, они спокойно надевались в одиночку.
— Не стоит, я справлюсь сама.
— Вы уверены, миледи?
— Да. Ступай, — махнула рукой Лиретта, кутаясь в махровый халат.
За такой можно и душу продать. Мягкий, нежный, в нем тонешь и нежишься. А еще он неимоверно теплый.
Поправив полотенце на волосах, Лиретта вышла в будуар, дождалась, пока Этель закончит с уборкой и уйдет по своим делам, и замерла перед зеркалом, нервно покусывая губы. После мытья хотелось забраться в постель и уснуть, но она не могла себе этого позволить.
Червячок сомнения грыз ее сердце. Сбросив халат на пол, Лири подошла к зеркалу и придирчиво себя осмотрела.
— Похоже, госпожа Макфор, у вас появилась соперница, — прошипела Лиретта, вглядываясь в собственное отражение. — А это значит, что нужно встать на одну чашу весов, а ее поставить на вторую. И, если сравнение будет не в вашу пользу, постараться исправить ситуацию.
Лиретта нахмурилась, попытавшись вспомнить незнакомку. Первое, что бросалось в глаза, разница в цвете волос. Лири покрутила в пальцах каштановые пряди, невольно представляя на их месте светлые кудри блондинки. Нет, определенно, если ее осветлить, то она превратится в серую церковную мышь, невзрачную и неинтересную. Так что по одному очку обеим.
Сравнить глаза не получилось, Лири помнила, что они были светлыми, а у нее карими, но остальное ускользало. Носик у обеих аккуратный, губы пухлые, разве что у соперницы чуть бледнее.