Монарх от Бога
Шрифт:
– Ты видишь матушку?
– Нет, я её не вижу, но вижу патриарха.
– Божественный, с твоей матушкой что-то произошло, - обеспокоенно произнесла Елена.
– Не волнуйся. Может быть, у неё дела…
– Нет-нет. Какие бы дела её ни задерживали, она пришла бы, - заметила Елена и поспешила сойти с корабля.
Миновав трап, она оказалась в объятиях матери. Мария повела дочь к колеснице. А Елена несколько раз оборачивалась назад, пытаясь увидеть Константина, но ей это не удавалось. Он шёл сбоку от Романа Лакапина, который заслонял Константина. В карете Елена спросила Марию:
– Мама, а почему не пришла встречать сына Зоя-августа?
Мария замешкалась с ответом, пожала плечами и сказала первое, что пришло на ум:
–
– И, уверовав, что это правда, добавила: - Я не вижу её уже много дней. Она и к трапезе не выходит.
– А папу ты не спрашивала, что с ней?
– Не спрашивала. Но я же говорю тебе, что она приболела.
– Ты могла бы зайти к ней, - с укором произнесла Елена.
Мария не смотрела дочери в глаза, и Елена поняла, что мать не желает сказать правду, придумывает то, чего нет. «Зачем?» - возник вопрос у Елены, но выведывать у матери она не стала, чтобы не заставлять пускаться в новый обман.
Во дворце Магнавра Елена первая спрыгнула с колесницы и попыталась подойти к отцу. Там, на причале, он даже не обратила на неё внимания и прежде всего подошёл к императору. И теперь он шёл с ним рядом, а позади плотно шествовали сановники. И Елене не удалось сойтись с отцом, посмотреть ему в глаза, как она желала. Войдя следом за свитой во дворец, она прошла мимо отца и поспешила в свои покои, который находился в противоположном от императорского конца правом крыле.
Вот и её покои. Здесь всё по-прежнему, всё на своих местах: рукоделие, книги, стопа пергаментных листов с её рисунками. Вот «Пастух Форбис, кормящий младенца у царя Этима». Вот «Бегущая по саду Дафна и догоняющий её Аполлон». Рисунок «Девы снимают яблоки в саду Гесперид» Елена долго держала в руках. В нём было много загадочного. Елена уже не помнила, под каким впечатлением она рисовала эту акварель, но знала точно, что змея, сползающая к девам по стволу яблони, - это символ коварства. Змея смотрит на девушку Калиин ласково, а жало выпущено, и она вот-вот вонзит его в шею Калиин. Елена увидела всё это так живо, что ей стало больно и захотелось пить.
Она попросила служанку принести виноградного сока, уселась в кресло и принялась размышлять над тем, по какой причине мать обманывала её и кто в окружении матери та змея, которая хочет смертельно ужалить её. Елена учила законы логики и помнила законы тождества и противоречия, исключения третьего достаточного основания, чтобы ужалить. Её понятия, суждения и умозаключения, во многих случаях опираясь на логику, не подводили её. Елена, сколько помнит себя, терпеливо и настойчиво углубляла и расширяла то, что дал ей Господь Бог. Теперь она была способна создать логически выверенную картину того, что произошло в Магнавре в отсутствие её и императора. Она понимала, что подготовка к произошедшему началась значительно раньше, хотя и не выражалась в каких-то действиях. Её отец, достигнув звания военного сановника самого высокого ранга - командующего византийской армией, - знающий себе цену и не без основания считающий себя на голову выше других сановников дворца Магнавр, не то чтобы возомнил о себе как о человеке, имеющем право на императорский трон, но вызвал искру этой жажды или мечты. Искра породила пламя, и ныне это пламя пожирало душу отца, желая вырваться на свободу и воплотиться в явь.
И похоже, что жажда вырвалась на свободу в тот день, когда Роман Лакапин без колебаний отправил свою дочь в путешествие с императором. Он счёл, что другого такого случая может не быть для его восхождения на вершину власти и, заручившись честным словом императора, что с его дочерью не случится ничего, затрагивающего её честь, - принялся готовить почву в Магнавре. Конечно, размышляла Елена, её путешествие в любом случае была на руку отцу. Ведь если бы Константин покусился на честь Елены и добился бы своего, он всё равно не сумел бы уйти от брачного союза: Роман Лакапин в силу своей армянской крови, для которой благородство превыше всего, заставил бы Константина заключить этот союз.
Но Лакапин отправил дочь и будущего зятя в путешествие и задумался: а всё ли он сделал для того, чтобы его мечта осуществилась и дочь стала императрицей? Надо полагать, что он, как умный человек, не посмел скинуть со счета Зою-августу, правительницу империи в малолетство Константина Багрянородного. Наверное, у Романа Лакапина нашлось время завести разговор с Зоей-августой о судьбах его дочери и её сына. Может быть, это была вечерняя трапеза, рисовала картину Елена, когда её отец и Зоя-августа остались в Золотой палате вдвоём. Может, предприимчивый Лакапин предложил Зое-августе выпить вина за здоровье детей и их благополучное путешествие. Он был жизнерадостен, весел, и это не понравилось Зое-августе: чему радоваться, отправив в морское путешествие отрока и отроковицу. И Зоя-августа, впервые разлучённая с сыном на столь длительное время, может быть, с досадой заметила:
– Великий доместик, не к лицу нам с тобой ликовать, когда дети наши ушли в столь опасное плавание.
– О, матушка-августа, да зачем же волноваться, если наши дети плывут на мощных дромонах и с ними тысяча воинов и сотни моряков? Да и море в эту пору благодатное, - горячо отозвался Лакапин.
Елена помнила, как Зоя-августа ласково пожелала им благополучного плавания, нашла сердечные слова, и потому могла согласиться с Лакапином, что их дети под сильной защитой. С другой стороны, Зоя-августа могла сказать, что нельзя так беспечно говорить о благополучии плавания: зло многолико, оно может проявиться по-всякому. И Елена пришла к мысли о том, что между её отцом и матерью Константина произошла серьёзная размолвка по какому-то другому поводу. Может быть, Зоя-августа была несдержанна, узнав о корысти, которую пытался получить из поездки дочери Лакапин. Скорее всего так и было, и Зоя-августа сказала Лакапину:
– Любящий отец, ты отправил свою дочь или с каким-то умыслом, который, надеюсь, скоро станет очевидным, или безрассудно. Ибо девочке в пятнадцать лет такое путешествие может оказаться не по силам. Поделись со мной чистосердечно.
И после этих слов Лакапин закипел. Или слово «безрассудно» сильно задело его, или то, что Зоя-августа уличила его в корысти. Да, он не будет отрицать, что корысть имела место. И как ей не быть, если он при благоприятных обстоятельствах становился тестем императора! А это многое значило. И почему бы ему не встать соправителем императора. Ведь был же при Константине соправитель Александр, и его увенчали титулом императора. Правда, Александру не повезло, потому что он был скуден умом, потому что выбрал себе премьер-министром узурпатора Константина Дуку.
Нет, он, Лакапин, никогда не посягнёт на жизнь и достоинство Константина Багрянородного, он всего лишь облегчит императору жизнь тем, что возьмёт на свои плечи все тяготы государственного управления империей. А вместе с полководцем Иоанном Куркуем обеспечит безопасность рубежей империи, не допустит посягательства на её независимость болгар или арабов. Всё это взвесив, оставаясь, как он себя разумел, честным человеком, Лакапин и ответил Зое-августе на её незаслуженное оскорбление. И ответ этот был прям и смел - таков уж был Лакапин в минуты душевного возмущения:
– Умысла в моём благословении на плавание и путешествие не было, но присутствовало желание сблизить Елену с твоим сыном. Они уже давно хорошие друзья, но я хочу, чтобы они ещё и полюбили друг друга. Вот тогда я с чистым сердцем благословлю свою дочь на супружество с твоим сыном. И ни у кого не сорвётся с языка слово «корысть», ибо оно будет оскорбительным для меня, и тот, кто произнесёт его - мужчина, воин, услышит мой вызов на поединок. А если я услышу от тебя, матушка-августа, слово «корысть», то, стиснув зубы, стерплю эту обиду. И помни, матушка Зоя-августа, что буду терпеть её во благо твоему сыну. Он до маститой старости останется при мне басилевсом, Багрянородным императором Византии. Я же встану при нём всего лишь соправителем.