Монастырек и его окрестности. Пушкиногорский патерик
Шрифт:
И в самом деле.
Идти выручать наместника было, конечно, страшно, но не идти к нему было еще страшней, и уж совсем невыносимым был, конечно, гнев владыки Евсевия, который он мог обрушить на монастырь, если бы узнал вдруг эту загадочную историю про пропавшего наместника.
Одним словом, как ни крути, а все это в результате грозило отцу Иову большими неприятностями, о чем ему следовало, пока не поздно, серьезно подумать.
Возможно, он и думал, просчитывая все возможные варианты и прикидывая выгоды и потери. Нам это, во всяком
– Попа, что ли? – спросил дежурный, одновременно глядящий искоса в свои карты. – Такой бойкий мужчина. Все зубами скрипел.
– Сегодня только прибыл, – сказал отец Иов, давая понять, что в поведении отца наместника есть смягчающие обстоятельства.
– Это не причина, – сказал дежурный. – Правила для всех обязательны. В следующий раз пойдет у нас по полной программе.
– Конечно, – сказал Иов, проходя к камере и останавливаясь в ожидании, когда дежурный ее откроет. И войдя в камеру, сказал:
– Отец Нектарий… Пора.
В углу КПЗ лежал на скамейке, свернувшись калачиком, новоприбывший отец Нектарий и сладко похрапывал во сне. Голые пятки его торчали из-под подрясника, словно две большие картофелины.
– Забирайте, – сказал дежурный, гремя ключами. – Эй, начальник, проснись, подъем!
Как это ни странно, но отец Нектарий немедленно проснулся.
– Кто это? – спросил, поднимаясь на скамейке, еще не открывая глаза.
– Это я, отец Иов, – сказал отец Иов, протягивая наместнику руку. – Пришел вас забрать.
– Видел меня в позоре моем, – сказал отец Нектарий и ударил себя в грудь. – Что это за отцы такие, что не могут спасти своего предстоятеля?
– Да все в порядке, не волнуйтесь, – сказал отец Иов.
– Конечно, в порядке, – сказал отец Нектарий, открывая глаза. – Когда наместника повлекут по улицам, словно последнего вора, вот это и будет ваш порядок… Почему раньше не пришли?
– Так ведь не знал никто, – сказал отец Иов.
– Это как же понимать?.. Наместник пропал, и никто даже не спросил, куда он подевался, так, что ли?
– Послушайте, уважаемый, – вступил в разговор дежурный. – Поторопитесь, пожалуйста, а то ведь можно и опять за решетку прогуляться.
Ответом ему был злобный взгляд, которым наградил его отец Нектарий, покидая пушкиногорское отделение милиции.
Очутившись на улице и вызвав своим подрясником небольшой смех у двух проходящих мимо школьниц, отец Нектарий вдруг повернулся к Иову и сказал:
– Что же ты одежду мою не взял? Как вот теперь мне идти тут прикажешь?.. Ходи теперь тут голышом, так, что ли!
В этом вопросе отцу Иову вдруг послышался свист топора. Он попытался сделать веселое лицо и сказал:
– Да ну, ей-богу… С кем не бывает?.. Да и идти всего ничего… Вон уже и пришли.
– Пришли, говоришь? – мрачно поинтересовался отец наместник и лицо его вдруг побагровело. – Ну, погодите у меня, – сказал он, грозя кулаком побледневшему отцу Иову. – Попляшете еще у меня , ох, и попляшете. Узнаете тогда, как с наместником-то шутить!
Такова была короткая, но впечатляющая речь отца игумена при его вступлении в должность наместника Свято-Успенского мужского монастыря.
А поскольку никого рядом с ним, кроме отца Иова, в этот час не было, следовало думать, что сказанное относится в первую очередь к нему, а уж потом и ко всем остальным насельникам.
И от этой мысли сердце отца Иова тревожно екнуло.
9. Враги человеку домашние его
Домашних врагов у отца Нектария было на первый взгляд всего двое. Келейник Маркелл и безымянный компьютер, таинственно мерцавший своими лампочками возле самого ложа отца Нектария.
Если верить отцу Нектарию, то келейник Маркелл был шумлив, нерасторопен, забывчив, неопрятен, неуклюж и непоседлив. Так, во всяком случае, характеризовал его сам отец наместник. Иногда, забывшись молитвой, он не помнил, куда шел или вообще уходил в чью-нибудь келью, где предавался легкой дреме, игре в шахматы или задушевным разговорам с кем-нибудь из братии. Все это было бы еще вполне терпимо, если бы не утренние часы, во время которых Маркелл пытался довести до сведения отца Нектария ту общеизвестную истину, что кто рано встает, тому Бог подает. Вставать отец Нектарий отказывался принципиально. Вместо того чтобы вставать, он жалобно скулил, рычал, прятался в подушках, делал вид, что уже давно встал, ругался, мастерски закручивался в одеяло и обещал обрушить на голову Маркелла все мыслимые проклятия, от которых тот должен был немедленно превратиться в крысу или во что-нибудь еще почище.
– Сгинь, – шипел отец наместник, вцепившись в одеяло. – Сгинь, прокляну!
– Время, батюшка, – смиренно говорил Маркелл, не отпуская, впрочем, одеяло. – Вы сами велели.
– Вот и делай, что тебе велят, – шипел отец наместник, умудряясь накрыться остатком одеяла. – Тоже мне, аскет пушкиногорский… Сгинь, нечистая, пока не покалечил…
– Так ведь что, – говорил тогда Маркелл, прибегая к последнему аргументу, который, случалось, и помогал. – Вон, владыка уже приехал. Сейчас к нам подымется.
– Что за владыка, какой владыка? – бормотал наместник, выпуская одеяло. – Не может быть!
– Уже по лестнице поднимаются, – сообщал Маркелл.
– Где по лестнице, по какой лестнице? – стонал наместник, выпуская одеяло и вместе с ним последние остатки утреннего сна.
– Вон, подымается, – говорил Маркелл, на всякий случай пятясь назад, к двери.
Отец наместник, чертыхаясь и тяжело дыша, подходил, завернувшись в одеяло, к окну и выглядывал на пустой двор.
Случавшаяся затем пауза была подобна затишью перед готовым вот-вот обрушиться штормом.