Монастырек и его окрестности. Пушкиногорский патерик
Шрифт:
Все эти целомудренные распоряжения, конечно, обличали в отце Нектарии выдающегося борца за чистоту православной веры, однако, вместе с тем, они сильно мешали бестолковым блужданиям прихожан, окончательно запутанных бесконечным числом указов и распоряжений.
Между тем, реформаторский задор, казалось, не утихал в сердце отца наместника ни на минуту. Случалось, что он выходил на вполне мирную прогулку, а возвращался с какой-нибудь умопомрачительной идеей, от которой весь монастырь сначала замирал, а потом поскорее забивался в свои кельи, надеясь, что нелегкая пронесет новоявленного
Сам же отец Нектарий считал себя только скромным рупором Божьим и, не стесняясь, не уставал напоминать об этом своим ленивым монахам.
«Вы, небось, думаете, что это просто так игумену в голову приходит, – говорил он собравшимся на какой-то соборик монахам. – А это не игумен, а Дух Святой, говорящий через игумена, доводит до вашего сведения то, что вам следует делать… И не вздумайте потом говорить, что вы не слышали, о чем идет речь».
Монахи отводили глаза и торопливо кивали головами, не подозревая, что настоящие бедствия еще ждут их впереди.
И они, конечно, не замедлили вскоре дать о себе знать.
Прогуливаясь как-то по внутреннему дворику монастыря, отец Нектарий вдруг остановился, скинул с себя монашеский клобук, стукнул его оземь, а затем засмеялся и вознес троекратное «Слава Тебе Боже наш, слава Тебе!» прямо к стоящим над ним Небесам. Затем он потребовал к себе благочинного Павла и, когда тот пришел, то немедленно затворил все двери и погрузился с ним в какие-то серьезные расчеты, о которых келейник Маркелл отзывался, как о дороге в Преисподнюю.
Весь монастырь замер.
А, между прочим, новый план, посетивший голову отца игумена, был изящен и прост. Он заключался в том, чтобы перестроить старый административный корпус и превратить его в первоклассную гостиницу, способную конкурировать с лучшими гостиницами Пушкиногорья. Дело, разумеется, шло, в первую очередь, о деньгах, а там, где дело идет о деньгах, там, как известно, не следует быть ни слишком щепетильным, ни слишком богобоязненным.
Отец наместник и не собирался быть ни тем и ни другим.
Первое, что он сделал, это выселил из корпуса всех монахов, распихав их по чужим кельям, кого куда, а сам остался в корпусе практически один – если, конечно, не считать келью послушника Андрея, где стояли казначейские компьютеры.
Монахи роптали, но, памятуя о говорящем через отца игумена Духе Святом, открыто выступить побаивались.
А потом началась стройка.
Монахи, удрученные ночными бдениями и борьбой с Дьяволом и иже с ним, таскали кирпичи, мешали цемент, стеклили окна. Трудники сбились с ног, таская песок, утрамбовывая щебенку, клали каменный пол. Медленно, но неотвратимо два монашеских корпуса постепенно превращались в нечто, действительно похожее на средней руки гостиничку.
Список случившихся при этом потерь был внушителен.
Была разбита и потеряна плита с могилы брата Пушкина Платона.
Исчезли ворота восемнадцатого века с серебряными звездочками ручной работы.
Приказала долго жить кованая оградка того же восемнадцатого века.
Пропали многие иконы и среди них – чудесная икона Божьей матери в серебряном окладе, подаренная монастырю покойным отцом Никодимом.
Исчезла навсегда старинная многорожковая люстра, которую сменил какой-то жалкий, закрывший пол-иконостаса бублик.
В один прекрасный день – или, точнее, в одну прекрасную ночь, можно было видеть, как пригнувшись и не издав ни звука, монахи, вооруженные кирками и ломами, собирались в храме возле входа на колокольню, чтобы потом, по знаку отца Павла, быстро подняться на колокольню и негромко застучать инструментом, ломая кирпичи и поднимая над храмом цементную пыль.
Утром того же дня прихожане, ожидавшие как всегда услышать начальные песнопения божественной Литургии, услышали вдруг, что голос хора идет откуда-то сверху. Все знали, что обычно хор пел сначала на левой, а после прихода Нектария – на правой, мужской половине храма. Теперь же он пел с невесть откуда взявшегося вдруг клироса, вознесшегося над головой довольно улыбающегося отца Нектария, который по такому случаю даже встал раньше обыкновенного, сильно удивив тем самым свою паству.
Скоро выяснилось, что трудолюбивые монахи сотворили клирос за одну ночь, вынеся лишние кирпичи и опасаясь случайных свидетелей: сотворили его без всякого согласования с какой-либо вышестоящей министерской инстанцией, точнее – как шутили позже монахи – согласовав случившееся с Небесной Канцелярией и получив благословение от отца Нектария, который был все-таки, в некотором отношении, в серьезном родстве с Небесами.
Еще одним шедевром стройки явилась, конечно, кухня на первом этаже – с новеньким шведским оборудованием, холодильниками, столами, а главное, механическим подъемником на второй этаж, прямо в апартаменты игумена.
Что же делать! Любил отец Нектарий откушать что-нибудь легкое перед сном, для чего собственноручно спускался вниз, на первый этаж, нагружал подъемник и нажимал заветную кнопку; подъемник, гремя и грохоча, поднимался на второй этаж, и запах изысканных блюд еще долго тревожил редких посетителей гостиницы, которые знали, что если среди ночи вдруг раздавался ужасный грохот, то это была вовсе не прелюдия к Страшному суду, а прелюдия к ночной трапезе наместника, у которого вдруг разыгрался аппетит, что было вполне понятно, если учесть то духовное напряжение, с которым наместник жил в дневные часы своего выдающегося наместничества.
11. Вешенки или о том, что в Царстве Небесном, возможно, обходятся без денег!
Один мой хороший приятель решил как-то осчастливить монастырскую, вечно недоедавшую братию весьма оригинальным способом. Он решил организовать выращивание грибов, которые появлялись, стоило только прогреть землю теплым весенним солнцем. Грибы эти назывались «вешенки» и были, в самом деле, отменные. Неприхотливые, по вкусу напоминающие куриное мясо, они были просто кладезем витаминов и прочих полезных веществ, которых так не хватало монашеской братии. К тому же они не требовали для себя никаких затрат, росли же быстро, на поваленных деревьях и старых корягах, не боялись холода и жары и по подсчетам моего приятеля могли в течение года кормить монахов этой высококалорийной, полезной и вкусно пищей.