Монастырские утехи
Шрифт:
Пускай враг сам подойдёт к нему.
Тогда решили использовать другие средства.
Разгорячённую корову-двухлетку подвели сзади к медведю, и она замычала, призывая
быка. Запах её раздразнил ноздри быков из стада, они замычали в ответ.
Бык на горе остался равнодушен к приманке. Он только сморщил мокрый нос, раздул
ноздри и вздёрнул верхнюю губу, обнажив в зловещем оскале широкие зубы.
Теперь доблести его следовало пробудиться от заколдованного зелья,
быком, поборовшим супостатов.
Отважный старикашка нахлобучил вязаную шапку, пробрался между скал, поднялся
выше медведя с полным ведром воды и поставил его на виду у быка. И пока бык,
окаменевший от бешенства, пришёл в себя, старик в два прыжка скрылся из виду.
Бугай, мучимый жаждой, охрипший от мычания, должен был, по расчётам колдуна,
выпить заговорённую воду, которая пробудит в нем храбрость, рассеет осторожность и
заставит действовать.
Если он набросится на чучело, опрокинет его и затопчет, то сколько бы раз медведь ни
встретился на его пути, бык никогда уже не отступит. Он бесстрашно набросится на
зверя. Таков неколебимый закон ворожбы.
И дед вместе с пастухами ждал, что заколдованное зелье сделает то, чего не добился он
ни одним из своих ухищрений.
Бык размеренными шагами подошёл к ведру и с подозрением обследовал его, шумно
понюхал, склонил сильную шею, словно собираясь пить, и, поддев на рог, одним
рывком сбросил со скалы. Ведро расплющилось в лепешку, а жидкость, как дождь,
посыпалась крупными каплями на сожжённые солнцем камни и мгновенно высохла.
Остался только тяжелый, навязчивый запах.
Упрямый бык, ещё больше помрачнев, вернулся назад.
Приближался вечер. Все способы были использованы. Больше делать было нечего.
Растерянные чабаны глядели на колдуна и озабоченно ждали.
Он нахмурился и опустил глаза. Потом, будто ожидая подспорья, посмотрел на
вершины.
Суровые горы грозно воззрились на него всеми своими пиками. В их жесткой
прозрачности колдун увидел приказ и будто упрек.
Может, он в чем-нибудь ошибся? Он стал себя проверять. Как слабый луч
просачивается сквозь скважину двери, так он проник в заветные тайники своей души.
Мастерство он унаследовал от древних предков вместе с людской завистью и злобой,
предопределёнными для всех, кто поднялся на одну ступень выше окружающих.
Может, он что-нибудь п о з а б ы л ? Он вёл свою родословную от отца, Беревоя-
младшего, знаменитого знахаря и колдуна, который за многочисленные на него жалобы
— будто он останавливал дождь, наводил порчу на коров, подбрасывал наговорный
нож — был принужден скрываться в Трансильвании,
Или он пренебрёг о б ы ч а е м?
Он дошёл до своего деда, Великого Беревоя, прорицателя и звездочета, которому
служил дух, запрятанный в бутылке; тот был убит господарем за предсказание, будто
вместо него на трон взойдет один боярин, что впоследствии и исполнилось.
Или нарушил у с т а н о в л е н н ы й порядок? Он двинулся дальше, по следу горения
древнего духа, он погрузился в глубины воспоминаний и дошёл по цепочке рода до
самых древних предков.
Может, он не в ы п о л н и л с в о е г о д о л г а ? И в горячем порыве он потревожил сон
предков в таких же, как у него, вязаных шапках, самые храбрые из которых некогда
бросались голой грудью на пики и несли богам весть от живых, если несчастья
обрушивались на род. Что забыл он? Чего не исполнил?
Но Беревои, все от века мученики ворожбы, печально проходили мимо и не
ответствовали. И их боль проникла в его душу.
Тогда, словно ворота, распахнулась туманная завеса его души. И возник вдруг великий
бык былых времен. Не тот, одураченный чучелом, а другой, с рогами, покрасневшими
от крови, И потом ему явился трагический медведь древности, который умирал,
поделившись с ним тайной. Магия погибла в человеке. Силы её переместились в
железо и сталь. Горы ждали охотников с пугающим оружием, а не старикашку,
плетущегося в хвосте века. И все они звали его туда, к себе.
Туманная завеса снова заволокла его душу.
Он пробудился. Теперь он знал. Магическому быку было нужно настоящее мужество,
живой супостат, а не чучело. Старик посмотрел вокруг. Пастухи его покинули.
Помощника, рядившегося медведем, он отпустил. Он остался один.
Законы ворожбы запрещали ему иметь дело с животными. Он только как хозяин сверху
управлял их судьбой. Но теперь уж ничто ему не помешает. Он решился. Он был
свободен, словно десять цепей свалились с его рук и ног, десять цепей, которые он до
тех пор волочил за собой.
Просветлённый, он снова вышел из-за скал. Он бросил вызывающий взгляд на горы и
решительно двинулся к чучелу. Быстро сняв медвежью шкуру с кола, он надел её в
рукава, смело вышел над тесниной на виду всей долины и остановился.
Бык заметил его. Он лишь повернулся на месте, согнул передние ноги, сгорбил спину,
выгнул шею и, не двигаясь с места, вперил свои злые дьявольские глаза в зверя.
Прошло несколько минут. Старикашка продолжал, не дрогнув, стоять на месте. Бык