Монастырские
Шрифт:
– Тогда нам нужно к Сталину идти, – убеждённо сказал Антон.
– Это ещё почему? – говорит дед Игнатий.
– Он же погибает. Его душа в аду будет гореть. Он ослеп. А разве может вождь народов быть слепым. Тогда и сам в яму упадёт, и народ за собой потащит.
– Какую яму? – спрашивает Ирина.
Она с удивлением смотрит на Антона.
Антон сердится, ну почему они не могут понять очевидное.
– Ира, ты что, Евангелие не читала? Это же всё из Евангелия. Христос будто о Сталине сказал. Слепые вожди слепых.
– Если слепой ведёт слепого, то оба упадут в яму. Евангелие от Матфея, – сказал дед Игнатий.
– Да, да, – сказал Антон. – Нам нужно срочно
– Какую правду? – Ира опять удивляется.
Идти к Сталину. Да где такое видано, это глупо, это немыслимо, думает девочка.
– Правда, Ира, может быть одна. Так же как и Бог. Не может человек служить сразу двум господам. А Сталин заблудился. И если ему никто не откроет глаза, то он и свою душу загубит, и миллионы других.
– Дело не в Сталине, – сказал дед Игнатий. – А в идеологии. И если даже ты убедишь Сталина в чём-то, от этого в стране мало что изменится. Потому что сама по себе идеология этой власти – богоборческая. И этим всё сказано. Тем не менее, Антон, в твоих словах есть здравый смысл. И твоя идея мне по душе. Поэтому поддерживаю. И предлагаю держать путь на Киев.
– На Киев?! – в голос сказали дети.
– Да.
– Но ведь Сталин в Москве! – сказал Игорь.
– К Сталину, ребята, нам, простым смертным, просто так не попасть. Но я знаю человека, который сможет организовать нам встречу со Сталиным. И находится этот человек в Киеве. Когда-то, очень давно, он был наставником у сына грузинского сапожника, там, в Тифлисской семинарии. Джугашвили тогда называли Сосо. Но чтобы попасть в Киев, нужно нам пройти мытарства. И вот пройти эти мытарства нам поможет один интересный товарищ. К нему и пойдём.
– А как зовут того, кто учил Сталина? – спросил Антон.
– А зовут его владыка Антоний. Как тебя. Но раньше, до принятия схимы, имя его было Димитрий. И был он архиепископом Таврическим. В Крыму. Может, Антон, твоя мама его видела, когда вы в Крыму жили.
– Владыка Димитрий! Так он мой крестный отец! – закричал Антон. – Конечно, мама его видела, и я его видел, он мне Евангелие подарил. Вот же оно!
– О, дивны дела Твои, Господи, – дед Игнатий перекрестился.
– Я когда родился, то мама думала, что священник при крещении даст мне имя Илья, потому что я родился в день памяти Ильи Муромца. Но владыка Димитрий велел назвать меня Антонием. Мама удивлялась и говорила, что, может быть, в этом скрывается тайна и со временем она откроется.
– Так вот и открылась, – сказал дед Игнатий. – Это он тебе весточку из будущего передал. Чаю, будет с ним встреча.
Антон молчит, он потрясён. Сердце его переполнено радостью.
– Дедушка Игнатий, а про владыку и Сталина ещё расскажите, – просит Ира.
– Я не так и много знаю. Сказать могу то, что в народе слышно. Владыка Антоний из старинного княжеского рода Абашидзе. Человек бесстрашный. Мужественный. Незадолго до революции встречался с самим царём Николаем – в Ливадии. А когда в Крыму после революции началась смута, он, как правящий архиерей, объявил на полуострове дни всенародного покаяния. И тогда же обратился к народу. Это послание произвело на очень многих огромное впечатление, его переписывали от руки, передавали друг другу. Вот, мне одна старая монахиня дала как святыню. Сейчас…
– Дед, а дед, – Антон трогает старика за рукав. – А ведь ты не простой. Ты грамотный. Речь у тебя такая, как в книге. Ты что, специально прикидываешься таким вот простым, это для смирения, да? Ты, значит, юродствуешь вот так. Да, дедушка Игнатий? Ты, наверное, тоже из
Старик улыбнулся:
– Как любила говорить моя покойная бабушка: всё может быть. Может, и гложет, а может, и поможет. Бывает, с коня сигают, а бывает, и на коне летают.
– А слепым тебя, дед Игнатий, почему называют? Ведь я замечаю, ты не совсем слепой. Что-то же видишь.
– А со слепого спроса меньше, Антон. А тем более, когда лютуют вокруг звери красные…
Он открыл псалтирь, достал заложенный внутри пожелтевший лист, протянул Антону:
– Ну-ка, читай….
– «Многими тяжкими грехами осквернился народ наш в недобрые годины мятежного лихолетия и смуты: бунт и измена, пролитие крови и братоубийство, безбожие и осатанение, богохульство и кощунство, разбой и лихоимство, зависть и хищение, блуд и растление, празднолюбие и празднословие. Осмердела земля наша, зачумлён воздух, омрачается свет солнечный гноем ран души нашей. Не по слабости только, но и по гибельному обольщению согрешил пред Богом народ наш, ибо открыл уши свои ложным и тлетворным учениям сынов тьмы, отвернулся от Бога и поклонился идолам… Люди русские, православные! Явите силу покаяния, возвеличьте Святую Русь делом, словом и мыслью, отвергните соблазны антихристовы…»
– Странно, что за это его не расстреляли, ему просто повезло, – сказал Игорь.
– Это, Игорь, называется по-другому. Это милость Божья, хранил Господь милосердный владыку. И по сей день хранит. И происходит это, как в народе говорят, не без участия самого Сталина. Сказывают, не один раз обращался бывший учитель к своему ученику, и письма ему писал. И вождь не отказывал. Даже если просил священников освободить, тоже помогал. Не раз арестовывали архиепископа, но вмешивался Сталин, запрещал трогать своего учителя. Вот такие дивные дела. Поэтому и направим стопы в Киев.
6. Товарищ секретарь
– Товарищ секретарь. К вам просятся на приём странные люди.
– И в чём их странность? Надо выяснить, кто они, откуда, а потом ко мне с докладами входить.
– Трое из них дети, а старик без документов. Говорят, из Красного Восхода, который сожгли.
– Из Красного Восхода?
Секретарь обкома, Пономарёв Валерий Витальевич, поднялся и взглянул на вошедшую. Женщина стояла навытяжку, и было заметно, как испарина проступила на её лбу. Пономарёв понимал, что она испугалась – «а вдруг сделала-сказала что-то не так». Работать в обкоме партии – дело ответственное. За каждое неправильное слово можно быть строго наказанным или даже под статью угодить. Но сейчас Валерий Витальевич сам не знал, что делать или что говорить. Про сёла Красный Восход и Знаменку в области знали все. Но вслух не говорили о судьбе пропавших, убитых и сожжённых. Потому что их как бы теперь больше и не было. На месте страшных селений соорудили водохранилище, привезли для этого угрюмых людей в тюремных робах, а когда работы были закончены, трудников-арестантов расстреляли.
– Ты вот что, Надежда… А…
Он замолчал и вопросительно взглянул на секретаря. Она отвела взгляд.
Он хмыкнул в усы, и поймал себя на том, что подражает товарищу Сталину. Взглянул на портрет вождя на стене, расправил плечи. Вспомнил, что его делегировали в Москву на 17 съезд ВКП(б). Это была, конечно, честь. Но ходили смутные слухи вокруг предстоящего съезда, и что-то тревожное было во всей этой атмосфере, это чувствовал секретарь обкома. В политической жизни он был опытен и имел, как он думал о себе, чутьё. И вот теперь это чутьё не давало ему ощущения спокойствия от предстоящей поездки в Москву.