Монастырские
Шрифт:
Однажды, когда дочь ушла на лекции, папа сказал, причёсываясь в прихожей перед зеркалом:
– Послушай. Я нашёл ей жениха.
Жена выглянула из ванной (она, как и муж, опаздывала на работу) и, с зубной щёткой во рту, вопросительно промычала:
– У?
– Да у нашего прораба сын из армии вернулся, а невеста с животом, – неохотно пояснил глава семьи. – Ну, у пацана трагедия. Живот-то не от него.
Жена громко прочистила горло, побулькала водой и командным тоном крикнула из ванной:
– Ближе к делу! Очень тороплюсь! Заведующий кафедрой категорически запретил опоздания!
– Да
Из-за порога добавил:
– Меня, знаешь ли, от роли свахи воротит!
И хлопнул дверью, давая понять супруге, что вместо неё он, человек солидный, ответственный, кормилец семьи, занимается бабьими делами.
Вечером, на совете в супружеской постели, договорились держать в секрете от наследницы причину визита сослуживца.
Субботним утром отец сбегал в магазин, мать пожужжала пылесосом, а дочке дали возможность выспаться.
Прораб Николай Михайлович Шкаберников пришёл вместе с дедушками, бабушками и тремя детьми. Не считая супруги и героя смотрин. В руках прораб держал две бутылки водки. Он был выпивши, но чуть-чуть. Идея «породнения» с семьёй управляющего строительно-монтажным трестом Кима Георгиевича Беломедова была ему не по душе. Связывать судьбу сына с перезрелой интеллигенткой? Увольте. Да и от начальства – чем дальше, тем лучше.
Потомок прораба, демобилизованный, рядовой запаса Сергей Николаевич Шкаберников, высокий парень с кислой физиономией, тяготился суетой вокруг него и всех игнорировал. И лишь когда услышал, как Нина вежливо спросила у мамы, можно ли раздать гостям салфетки, он посмотрел на неё.
Жоржетта Александровна, мама Нины, перехватив этот взгляд, ущипнула мужа, Кима Георгиевича, и многозначительно приподняла брови. Молодых усадили напротив друг друга для выгодного «ракурса общения face to face» (идея хозяйки).
Гости (трое мальчиков двенадцати, десяти и восьми лет), две бабушки, двое дедушек, жена прораба и сам прораб вместе со старшим сыном поглощали магазинные пельмени со сметаной (Жоржетта Александровна не умела и не желала готовить. «Я человек науки. Мне не до хозяйства», – говорила она в кругу коллег по мединституту, где преподавала курс педиатрии). За столом было тихо, разговаривать незнакомым людям было не о чем.
– Нина, что же вы с Сергеем молчите. Ладно, мы, старики… – не выдержала Жоржетта Александровна и развела руками, как бы приглашая всех её поддержать.
Дедушки и бабушки, с набитыми ртами, поддакнули. Им понравилось, что цветущая пятидесятилетняя дама приравняла себя к их племени.
Супруга прораба, Анна Ивановна Шкаберникова, дородная, нарумяненная и напудренная, с щедро накрашенными ресницами и ярко обведенными чёрной подводкой очами, посмотрела с надеждой на сына. Тот побледнел от злости, проглотил плохо разжёванный пельмень и отложил вилку. Он ещё не придумал, что бы такого культурного сказать, ибо на языке ничего, кроме матюков, не вертелось.
– А вы в театры любите ходить? – донёсся до молодого человека голос Нины.
Участники
Но Нина не привыкла не выполнять родительских указаний и возобновила попытку завязать conversation:
– Мне нравится бывать в театрах. Там интеллигентно, чисто, интересные постановки. И публика комильфотная. Comme il faut. Никто не грызёт семечки, как это бывает в кино, например. Не плюёт под ноги. И в музыкальной филармонии мне по душе. Но туда надо идти, конечно, если хорошо выспался. Я однажды там уснула, вот уж конфуз был. Дома потом меня бранили. Ещё я люблю посещать читальный зал. Там тихо, все смотрят в книги. Никто не мешает. Можно безмятежно уйти с головой в роман. В цирке тоже интересно. Там, главное, весело. Правда, дети слишком шумно себя ведут. Вообще, подрастающее поколение, я считаю, это проблема номер один современного мира. Как гласит латинское выражение, maxima debetur puero reverential: «взрослые всегда должны помнить о том, чтобы не показать детям дурного примера». Действительно, мало сегодня воспитанных мальчиков и девочек. Вот, например, в Англии, я читала, children в общественных местах не слышно. Тише воды, ниже травы. А всё потому, что с малых лет воспитание настоящее, не то, что у нас, всё как попало, всё набекрень (слово «набекрень» девица Беломедова слышала из уст матери, когда та укоряла чадо за «косорукость» в хозяйственных делах).
Нина собралась развить мысль о своём сдержанном отношении к домоводству, но осеклась в связи с гримасой maman, та постучала ножом по бутылке с водкой. (Это вызвало заинтересованность прораба, и он долил «Перцовки» в наполненные минералкой стаканы трезвящихся супругов Беломедовых).
– А мы тоже любим цирк! – сказал младший член семьи Шкаберниковых – восьмилетний Петя, и вытер под столом о скатерть пальцы, очистив их не только от пельменного жира, но и от вытащенной из носа козявки.
– А наша мамка говорит, зачем нам цирк, там зараза, грипп, медведи кусаются, цены кусаются. Тем более, так мамка говорит, у нас дома покруче цирка, – продолжил отрок. – Потому что когда папка напьётся, мало не покажется. Так мамка говорит. И тогда она хватает сковородку и обещает папке свернуть башку.
– Заткнись, сс-с-сыкун!
Это были первые слова жениха. Общество обрадовалось, что жених, наконец, разговорился, и перестало жевать.
Но зато Петя рассердился на публичное оскорбление.
– Предатель! – закричал ребёнок.
Ему было стыдно, что всем теперь стало понятно из слов брата, что он, ученик 2-б класса средней школы №2 Пётр Шкаберников, до сих пор писается в кровать. – А ты на кухне в раковину писаешь. Вот что! С отца пример берёшь! Мало вас мамка матом кроет! Ремня вам надо обоим по голой жопе!