Монгольская империя и кочевой мир
Шрифт:
Мне хотелось показать, что термин богол, который со времен Б.Я. Владимирцова интерпретировался как маркер зависимости, личной или групповой несвободы, на самом деле отмечал лишь включение группы в структуру империи и ее подчиненное положение по отношению к правящему роду Чингис-хана. Можно говорить о типологической близости категории богол в социально-политической структуре Монгольской империи и аналогичных категорий в других древних и средневековых кочевых обществах, как это демонстрирует материал по древней Индии, представленный Лелюхиным. И конечно же, в Монгольской империи рабство также не стало особой формой способа производства.
Можно согласиться с Г.Е. Марковым
Безусловно, термин богол должен был маркировать определенный тип зависимости. Зависимость предполагает непременное неравенство сторон: подчиненная сторона получает частичную компенсация в виде покровительства, защиты и помощи, поскольку она не в состоянии самостоятельно обеспечивать собственное существование; старшая статусно сторона требовала той или иной формы (социальной и материальной) признания зависимости. Именно это мы наблюдаем в монгольском обществе предимперского и имперского периодов.
Можно ли обозначать существовавший тип зависимости рабством, которое характеризуется, прежде всего, несвободой, индивидуальной или групповой? Можно согласиться с Л.Е. Куббелем в том, что «тесная связь не позволяет, тем не менее, говорить о совпадении зависимости и несвободы: зависимый вовсе не обязательно несвободен… Принадлежность к несвободным обычно предопределяла существенное ограничение социального статуса индивида или группы и в особенности — их доступа к престижным и связанным с руководством обществом видам деятельности» [1986а, c. 55]. Этого мы не наблюдаем в Монгольской империи, во всяком случае, в тех текстах, которые дошли до нашего времени.
Трудно согласиться с тем, что в Монгольской империи существовали феодальные отношения вассалитета, выраженные термином богол, о чем говорил Б.Я. Владимирцов. «Внешне сходны с отношениями патрон-клиент отношения вассалитета, широко распространенные в средние века в Западной Европе и Японии внутри феодального класса. Зависимость выражалась здесь в том, что младший партнер — вассал получал от старшего — сеньора земельный участок (лен, фёод) и покровительство в обмен на обязательство верности и военной службы под началом сеньора» [Куббель 1986а, c. 56].
Вероятно, все это определялось характером (формой организации и институциализации) власти — военной иерархии с ее тенденцией сужения «круга лиц, причастных к отправлению власти, т. е. сначала — к олигархическому правлению группы старших военных предводителей, а затем и к единоличной власти одного из них. Эта власть, резко усилившаяся ввиду возрастания роли войны, основывалась теперь не столько на авторитете, сколько на реальном социальном могуществе, которое строилось на богатстве предводителя, на увеличении числа зависимых от него людей и, прежде всего, на военной силе, представленной его дружиной. Дружина не была связана с традиционной военной организацией как ополчение всех свободных мужчин племени; входившие в нее люди были объединены личной преданностью военному предводителю и заинтересованностью в обогащении путем военного грабежа. Специализация военной деятельности вызывала расширенное участие в дружине чужаков и лиц, неполноправных по прежним нормам; и те и другие целиком зависели только от предводителя.
Такое развитие сопровождалось
В Монголии мы видим сочетание правления единоличного правителя (хана) и олигархического правления военных предводителей (хурилтай); одновременное сосуществование дружины (нукеры) и военной организации мужчин племени, а также взаимодействие институтов старой родо-племенной и новой военной элит. Именно расширение границ социально-политического организма — создание Монгольской империи — потребовало введение нового термина (богол) для выражения отношений «господства — подчинения», способного наряду с терминами кровного родства (отец — сын, старший брат — младший брат и т. д.) моделировать иерархию этих отношений.
Социальная стратификация, основанием которой «является неравномерное распределение прав и привилегий, власти, престижа и влияния, обязанностей, собственности» [Крадин 2001, с. 56], является одним из механизмов, через которые структурируется организация общества. Причем социальная стратификация — это иерархическая система неравенства пирамидального типа, характеризующаяся упорядоченным взаимодействием различных элементов и уровней системных объектов. Н.Н. Крадин отмечает, что «в архаических и традиционных обществах основанием для стратификации являлись также родство (вождь и его родственники по боковой линии; аристократы крови и простолюдины и т. д.) и этническая принадлежность (эллины и варвары; завоеватели и завоеванные)» [2001, с. 56].
Социальная стратификация в монгольском обществе не предполагала жесткой иерархической структуры: принадлежность к этно-социальной группе (богол как и харачу), занимавшей подчиненное положение, не препятствовала продвижению по иерархической лестнице и позволяла достигать высокого индивидуального статуса (эмир, правитель провинции и т. п.), т. е. можно говорить о сохранении индивидуальной социальной мобильности. Но в традиционном обществе и индивидуальная мобильность была ограниченной: эти чиновники, достигшие вершин иерархии, маркировались специальными терминами, отмечающими их принадлежность к группам, не включенным в правящую верховную элиту Чингисидов. Одни этнонимы (кият, борджигин) становятся значимыми маркерами при распределении доступа к верховной власти, к власти, которая принадлежит этой группе по праву рождения, все остальные — отмечают группы, которые могут только служить «Золотому роду». Иерархия поддерживает целостность системы, определяя место и роли ее отдельных частей, и категория богол является одним из механизмов власти и тем потестарно-политическим институтом, через который эта власть осуществляется.