Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.
Шрифт:
Судя по сообщению Рашид ад-Дина, штурм Владимира был для монголов самым сложным предприятием за все время похода. Во-первых, отмечено, что «они (русские) ожесточенно дрались», а во-вторых, сам хан Менгу «лично совершал богатырские подвиги, пока не разбил их (русских)» [242] . Жестокий бой в Новом городе потребовал напряжения всех сил. Будущий великий хан Менгу принимал личное участие в атаке, вероятно, также как при штурме Рязани, если перед нами не путаница в источниках. Даже лишенная большинства профессиональных защитников, Владимирская крепость была «крепким орешком». Но, когда линия обороны сместилась к Печернему городу, исход сражения был предрешен. Множество людей во главе с княжеской семьей набились в Успенский собор к чудотворной иконе Богоматери Владимирской, где епископ Митрофан возглавил общий молебен и начал принимать постриги готовящихся к неминуемой смерти: «…видивше князи Всеволод и Мьстислав и владыка Митрофан, яко уже граду их взяту быти, ни надеяхуся не откудо же помощи, и вниидоша вси в церковь святыа Богородица, и начаша каятися грехов своих, и елици от них хотяху в аггелскый образ, постриже их всех владыка Митрофан, князей, и княгиню Юриеву, и дочерь, и сноху, и добрыа мужи и жены» [243] .
242
Рашид-ад-Дин 1960. С. 39; Тизенгаузен 1941. С. 36–37.
243
ТЛ, 368–369.
Сквозь летописные рассказы о взятии Владимира неизменно проходит акцент на особой роли, которую играл мужественный владыка Митрофан в дни обороны. И в южнорусских источниках, и в ростовских особенно подчеркивается его духовная забота о защитниках и поддержка рвения во время боя. Когда монголы ворвались в детинец, Митрофан с великой княгиней, ее дочерьми, другими приближенными и многими простыми горожанами заперся на полатях Успенского собора. Захватчики даже не пытались пленить безоружных прихожан, но, стащив хвороста, подожгли храм со всеми там находящимися: «…а владыка, и княгыни с снохами, и с дочерью княжною Феодорою и с внучаты, иныи княгыни, и боярыни и люди мнози вбегоша в церковь святыа Богородица и затворишася на полатех; а Татарове и тот град взяша, и у церкви двери изсекше, и много древиа наволочиша, и около церкви обволочивше древием, и тако запалиша, и вси сущии тамо издъхошася, и тако предаша душа своа в руце Господеви; а прочиихъ князей и людей оружием избыша» [244] .
244
ТЛ, 369.
Наряду с примерами героизма при обороне и мученической смерти после поражения источники сохранили не совсем лицеприятные примеры действия руководителей общины. Так, вслед за изложением патриотической проповеди перед защитниками города епископа Митрофана южнорусская повесть сообщает, что, когда глава обороняющейся стороны княжич Всеволод осознал бесперспективность дальнейшего сопротивления, он собрал богатые дары и направился к Батыю просить о помиловании: «Се увидев князь Всеволод яко крепчае брань ратных належит, убояся, бе бо и сам млад, сам из града изыде с малом дружины, несыи с собою дары многы, надеаше бо ся от него живот прияти; он [Батый] же, яко сверепыи зверь, не пощади юности его, повеле пред собою зарезати, и град весь изби» [245] .
245
ИЛ, 780.
Судя по тому, что Юрию сообщили о смерти его сыновей «вне града», княжич Мстислав также пытался бежать, но был убит. Примечательно, что речь идет о самых титулованных особах в осажденном Владимире. В новгородских источниках Всеволод Юрьевич предстает лидером обороны, вождем владимирской дружины. Впрочем, его роль выделялась и в Коломенской битве, хотя монголы, по свидетельству Рашид ад-Дина, своим противником считали Романа Ингваревича.
Пожар в главном храме земли Владимирском Успенском соборе ознаменовал падение столицы Северо-Восточной Руси. Последовала тотальная резня: «от уного и до старца и сущаго младенца и та вся иссекоша, овы убивающе, овы же ведуще босы и без покровен в станы свое, издыхающа мразом» [246] . Соборы, церкви и монастыри были разграблены. Новый город полностью уничтожен пожаром. Население поголовно погибло или уведено в полон. Разорение хорошо прослеживается на археологическом материале, который демонстрирует не только гибель людей и материальных ценностей, но и последующее запустение целых районов прежде весьма многолюдного мегаполиса.
246
ЛЛ, 464.
Тактически монголы могли считать себя победителями. Но формально великий князь Юрий еще оставался у власти и продолжал военные действия. Интервенты должны были как можно быстрее найти его и уничтожить, пока он не восстановил силы.
Ход изложения в русских летописях позволяет говорить, что Владимир был последним городом, который осаждала единая монгольская армия. Рашид ад-Дин утверждает, что еще крепость «Кыркла» (Переславль-Залесский) чингизиды тоже «взяли сообща» и лишь затем решили «на совете идти туманами облавой и всякий город, область и крепость, которые им встретятся (на пути), брать и разрушать» [247] . Возможно, так и случилось, но после 7 февраля они обязаны были расширить охват: где-то скрывался великий князь, собирающий войска для ответного удара. Суздальские города остались практически беззащитными, так как ополчения ушли на Сить. Именно с этим следует связать такой размах достижений интервентов: «…и поидоша на великого князя Юрья оттоле, овии же идоша к Ростову, а инии же к Ярославлю, а инии на Волгу, и на Городец, и те поплениша все по Волзе, и до Галича Володимерскаго, а инии идоша к Переяславлю, и тот град взяша, оттоле всю страну ту, и город мнози поплениша: Юрьев, Дмитров, Волок, Тверь, ту же и сына Ярославля убиша, и до Торжку, несь места идеже не повоеваша, и на всеи стране Ростовскои и Суждальскои земле; взяша городов четыренадесять опроче слобод и погостов в один месяц, февралю кончевающюсь лету (67) 45» [248] .
247
Рашид-ад-Дин 1960. С. 39; Тизенгаузен 1941. С. 36–37.
248
ЛЛ, 518. Ср.: НПЛ, 76, 288; СЛ, 88; ЛЛ, 464; С1Л, 293; Воскр., 141; ТЛ, 369.
Как известно, все перечисленные в этом летописном сообщении города имели стены и оборонительные укрепления, причем порой, как в случае с Переславлем-Залесским, весьма значительные. Ниже мы будем рассматривать осады таких городов, как Торжок и Козельск, из которых лишь первый обладал действительно полновесной фортификацией, но на взятие как одного, так и другого монголы вынуждены были тратить по нескольку недель. Надо полагать, такие первоклассные крепости, как Переславль или Ярославль, могли держать более длительную оборону. Однако отдельные отряды монголов брали суздальские города «с ходу». Причин этому было несколько. Во-первых, конечно, уход опытных воинов к великому князю. А во-вторых, возможно, сговорчивость монголов в тех населенных пунктах, которые не оказали им сопротивления. Они торопились, им удобнее было сохранять население, если те не сопротивлялись и не озлобились. Кроме того, для розыска князя в заволжских лесах требовались проводники, без участия которых все усилия были бы тщетны. Описанию погромов в Рязанской земле, Москве, Суздале и Владимире в летописи уделено значительно больше места, чем разорению других городов Суздальщины. Про них сказано кратко: «несь места идеже не повоеваша» или «оттоле всю ту страну и грады многы все то плениша, доже и до Торжку, и несь места ни в(е)си, ни сел, тацех редко, идеже не воеваша» [249] . Используются глаголы «взяша», «плениша», «воеваша», но нет «пожгоша», «убиша», «избиша», «емше», «яша», «огневи предаша», как ранее.
249
ЛЛ, 464, 518.
Можно предположить, что многие города сами открыли ворота, отчего захватчики не подвергали их разграблению, а количество убийств было невелико и ограничивалось административной верхушкой. Так, о Ростове это следует говорить со всей определенностью. Ростов упомянут среди других объектов татарского «пленения», но после битвы на Сити именно туда вывозят тело павшего князя Василько и его встречает «множество народа». При этом ростовский летописец, современник событий, текстом которого мы пользуемся, не сообщает о присутствии монголов в городе. Само создание летописного свода, которое стало возможным в 1239 г., свидетельствует, что захватчики не нанесли городу значительного материального урона и население сохранилось. Об Угличе местный уездный учитель Ф. Х. Киссель в 1844 г. опубликовал даже «подробности сдачи» города монголам, основываясь на некоей «древней угличской летописи» [250] , что, конечно, является легендой, но демонстрирует устойчивую местную традицию, согласно которой город избежал штурма.
250
Киссель 1844. С. 49–50, 84–85.
Дополнительные сведения о судьбе других русских городов не получают подтверждения и потому не подлежат однозначному прочтению. Ростовский летописец 1239 г. перечисляет следующие города, «взятые» монголами в феврале после Владимира: Ростов, Ярославль, Городец Радилов, Галич Мерский, Переславль-Залесский, Юрьев-Польский, Дмитров, Волок Ламский, Тверь. Другие источники добавляют Кострому, Углич, Кашин, Стародуб и Кснятин. Всего получается 14 городов, как и отмечено летописью. При этом Переславль-Залесский осаждали пять дней, как следует из сообщения Рашид ад-Дина, а пленению Ростова, как следует из летописи, никакого военного столкновения не предшествовало. Вероятно, следует признать, что мирное подчинение городов монголам вовсе не говорит о полном отсутствии вооруженных стычек и локальных конфликтов.
Наоборот, поражения и пассивность великого князя Юрия должны были вызвать всплески негодования и серию безрассудных предприятий. Так, в Ярославле сохранилась легенда о сражении на «Туговой горе», которая, как считают исследователи, может содержать отголоски реальных событий сопротивления монгольской экспансии. Недавние археологические раскопки подтверждают, что в Ярославле был бой.
Конструкция летописной фразы о «взятии» Переславля заставляет думать, что речь идет о вооруженном столкновении под его стенами, после чего («оттоле») последовало «пленение» «всей той страны». Однако даже если случались русско-монгольские стычки, то к длительной осаде или существенной задержке монгольского наступления они не приводили. Нашествие развивалось очень стремительно.
По летописям известно, что 20 февраля 1238 г. интервенты подошли к Торжку. Получается, что к этому моменту они должны были уже занять Юрьев, Переславль, Дмитров, Волок, Тверь, а также преодолеть в общей сложности не менее 500 км (от Владимира до Торжка по прямой – 350 км). После штурма Владимира 7 февраля на такой марш-бросок у кочевников было не более двух недель, притом что они задержались у Переяславля (на пять суток?). Средняя скорость в этом случае составляет примерно 35–40 км в сутки, что даже для современных воинских подразделений очень неплохо. Конечно, в случае с Торжком речь идет не обо всей монгольской армии, а о части, авангарде. Длительность осады этой крепости (две недели) свидетельствует о том, что основные монгольские силы подошли к ней позже, после того как «повоевали» остальные земли. Кроме того, остановка у Торжка могла носить запланированный характер. Поход авангарда далее не имел особого смысла и в лесистых землях мог закончиться катастрофой. Войска Батыя гнались в поисках великого князя Юрия, который, это было очевидно, желал воссоединиться с новгородским ополчением где-то в этих местах, отчего и требовалось его упредить. В случае если великого князя у Торжка не было, все дальнейшие поиски требовалось перенести в другую местность.