Монгольское нашествие на Русь 1223–1253 гг.
Шрифт:
Все это, судя по всему, происходило осенью 1240 г., когда Батый уже подступил к Киеву. Мир Романовичей с Ольговичами был заключен, что называется, в последнюю минуту, когда уже мало на что можно было надеяться. Выманивая к себе Михаила, Даниил уже понимал, что на успех в деле борьбы с Батыем рассчитывать не приходится. Максимум можно немного задержать продвижение врага, сложив свои головы. Роль героического защитника отводилась беспокойному и, вероятно, не очень дальновидному князю Михаилу. Однако как только последний поддался на уговоры, пришла весть о падении Киева. Безвыходность положения и бесполезность любого сопротивления встали перед глазами князей со всей ясностью. Понял это и Михаил. Он немедленно отказался от всех принятых на себя обязательств и снова ушел в Польшу, даже не успев предпринять что-то против монголов. Он укрылся у Конрада Мазовецкого, но при подходе монгольских отрядов вновь бежал в Силезию («в землю Вроцлавскую»), где его ограбили немецкие купцы, а все его люди были перебиты. В начале 1241 г., накануне битвы при Легнице, в которой Михаил участвовать не захотел, несчастный Ольгович вынужден был вернуться в прифронтовую Мазовию и здесь у своего
Даниил Галицкий также не стал встречать Батыя на своих землях. Он поехал обсудить происходящее с венгерским королем. Судя по тому, что Бела еще не знал о падении Киева, галицкий князь отправился в Венгрию до получения известия о монгольских успехах, то есть до того, как Михаил в очередной раз нарушил свои обязательства и бежал в Польшу. Даниил Романович, таким образом, спешил к венграм ради создания антимонгольского союза. На Руси ополченцев должен был собирать Михаил. В это же время Волынь покинул княживший там Василько, который, возможно, как и в 1235 г., направился искать помощи в Польше.
Никто не знал, сколько времени сможет продержаться Киев. Счет шел на дни, и отчаянная попытка Романовичей в последние полгода организовать коалицию была обречена. Ставка делалась на помощь западноевропейских государств, где также не было единства. Польско-венгерские войска в сочетании с галицко-волынскими полками и литовцами, конечно, дали бы монголам бой. Однако такая комбинация имела в основе такое количество «но», что фактически являлась совершенно нереальной. Как только в декабре 1240 г. в Венгрию поступили известия о взятии Киева, все переговоры прекратились. Владетель Южной и Западной Руси Даниил Романович утратил для короля Белы интерес. Остались считанные месяцы до того, как Батый пересечет Карпаты и вторгнется в долину Паннонии – крайний осколок евразийской степи, выходящий к Последнему морю. У венгров было очень мало времени для подготовки, в которой русские уже ничем помочь не могли.
Князь Даниил в эти дни попытался прорваться к Галичу, но остановился у Синеводского монастыря в Карпатах уже на русской стороне. Далее пути не было, навстречу двигалась волна беженцев, сеявших панику ужасными рассказами о зверствах степняков. Даниил поразмыслил и не стал без пользы класть свою жизнь на алтарь благородства. Он уехал обратно в Венгрию: «…воротися назад во Угры, не може бо проити Руское земли, зане мало бе с ним дружины» [332] . Более того, вместе с ним не решились возвращаться в Галич и многие сопровождавшие его тамошние бояре. Они опасались как монгольского пленения, так и того, что князь окончательно покинет их город и уступит его враждебной черниговской партии. Многие головы полетели бы тогда. Даниил дает клятву вернуться после того, как все уляжется. Он даже передает боярам на руки своего малолетнего сына Льва, который провел с ними последующие полгода в Венгрии. Сам князь направился на север в Польшу к Сандомиру, у которого надеялся перехватить жену и брата Василька, «вышедших» «суть из Руское земле в Ляхы пред безбожными Татары» [333] . Встретившись «на реце рекомеи Полце», они решили отъехать подальше от театра военных действий и укрылись в лесистой Мазовии у сына князя Конрада, Болеслава, который был настолько любезен, что даже выделил изгнанникам лен: дал им в держание град Вышгород, с которого они могли кормиться и в котором укрываться. Здесь Романовичи провели время «Батыева нашествия».
332
ИЛ, 787.
333
ИЛ, 787, 789.
Более чем двухлетний исключительный по примечательности период в русской истории, отделяющий походы Батыя на Северо-Восточную и на Южную Русь (весна 1238 г. – осень 1240 г.), завершился, можно сказать, бесславно. Ни Михаил Черниговский, доминировавший в южных землях с весны 1238 г. до осени 1239 г., ни Даниил Галицкий, ставший обладателем всей Южной и Западной Руси в 1240 г., не смогли решить главной проблемы – противодействия грядущему нападению. Наверняка хан Бату ожидал появления здесь кого-то подобного персидскому Джалал ад-Дину – умного, непримиримого и способного объединить соплеменников в борьбе с иноземной угрозой. Ведь Русь считалась единой, способной объединиться перед врагом, как накануне Калки. Но русское единство оказалось миражом. Княжества уже жили сами по себе. Летописцы на севере очень скупо отмечали у себя южные события, а на юге (например, в том же Галиче или Киеве) большей частью вообще не знали о происходящем где-нибудь в Новгороде или Пскове. Неизвестно, насколько монголы были в курсе этого. В любом случае опасения у них имелись. После похода на Владимир – Суздаль последовала вынужденная пауза – более двух лет. За такое время можно было не только выстроить новые города и линии укреплений, но и собрать (или нанять) несколько новых армий. Батый очень рисковал. Его политика, судя по всему, нравилась не всем его родственникам. Затягивание похода в Европу было одним из поводов для возмущения ханов Менгу и Гуюка, отозванных затем Угэдэем. Причем их отъезд состоялся вскоре после того, как именно Менгу подошел к Киеву и якобы пытался вести переговоры с князем Михаилом (весна 1240 г.). Возможно, чингизид намеревался спровоцировать русских и тем самым подстегнуть Бату к активности. Похоже, это ему удалось. С одной стороны, он настолько очевидно проявил свои агрессивные намерения, что даже киевский князь Михаил помчался искать союзников, только почему-то в Венгрию, а не сразу на Волынь. С другой стороны, монголы вынуждены были прежде времени начать наступление на Европу. Персидский историк Джувейни, почти современник событий, писал, что Бату очень опасался своих противников, которые превышали
334
Тизенгаузен 1941. С. 23.
§ 4. Вторжение: Европейский поход, 1240–1242 гг
«Прииде Батыи к Кыеву в силе тяжьце, многом множством силы своея, и окружи град, и оступи сила Татарскаа, и бысть град (во) обьдержании велице, и бе Батыи у города и отроци его обьседяху град и не бе слышати от гласа скрипаня телег его, множества ревеня верьблюд его, и рьженя от гласа стад конеи его, и бе исполненна Рускаа земля ратных» [335] .
Монгольская армия подступила к Киеву в сентябре 1240 г. Согласно поздним источникам, восходящим к Псковскому летописному своду 50–60-х гг. XV в., осада длилась 10 недель и 4 дня и завершилась большим штурмом 19 ноября 1240 г [336] . Примечательно, что даже летописец Даниила Галицкого не знал точной даты взятия древнерусской столицы и оставил в тексте пробел, а во Владимирском великокняжеском своде было просто записано, что это случилось «до Рождества Господня на Николинъ день». Бои в Киеве были столь кровопролитными, что потом некому было вспомнить о датах их проведения – в живых остались очень немногие.
335
ИЛ, 784.
336
ЛА, 51.
Побывавший в этих местах спустя пять лет (зимой 1245–1246 гг.) брат-минорит Иоанн Плано Карпини записал в своем отчете: «…они [монголы] пошли против Руси и произвели великое опустошение земли Руси, города и крепости разрушили, людей убили, а Киев, главный город Руси, осадили; и хотя они долго его осаждали, но все же его взяли и перебили жителей города. Поэтому, когда мы ехали через ту землю, мы обнаружили, что на земле лежат бесчисленные черепа и кости мертвых людей. А это был очень большой и населенный город, и теперь он обращен почти полностью в ничто. Там едва ли есть двести домов, а жители содержатся в жесточайшем рабстве. Пойдя дальше войною, они опустошили всю Русь» [337] .
337
Плано Карпини 2022. С. 152.
Даже спустя 5 лет в Переяславской и Черниговской землях не нашлось кому захоронить погибших. А о разоренном Киеве даже итальянец, впервые побывавший здесь, писал, что тот «обращен почти полностью в ничто». Длительная (самая длительная) осада, а затем жестокий штурм Киева стали кульминацией Батыева вторжения на Русь.
Захватив пленного, осажденные узнали, что на них обрушились орды сразу семи чингизидов: «…яша же в них Татарина именем Товрул и тъ исповеда им всю силу их; се бяху брата его силные воеводы Урдю, и Баидар, Бирюи, Кадан, Бечак, и Меньгу, и Куюк, иже вратися, уведав смерть канову, и бысть каном, не от роду же его, но бе воевода его перьвыи Себедяи багатыр и Бурундаи багатыр, иже взя Болгарьскую землю и Суждальскую, и инех бес числа воевод, ихже не писахом зде» [338] .
338
ИЛ, 785.
По данным Джувейни, в поход на запад под общим руководством Бату Угэдэй назначил: «(сыновей Тулуя) Менгу-хана (Mengu Qa’an) и брата его Бучека (BWCK=Bochek), из своих сыновей Гуюк-хана (Guyuk Khan) и Кадагана (Qadaghan) и других царевичей: Кулькана (Kolgen), Бури (Buri), Байдара (Baidar), братьев Бату – Хорду (Hordu) и Тангута (Tangut) – и несколько других царевичей, а из знатных эмиров (там) был Субатай-бахадур» [339] .
339
Тизенгаузен 1941. С. 22; Juvaini 1997. P. 269.
Менгу и Гуюк вскоре после начала осады Киева были отозваны в Монголию, что не должно было снизить общее количество войск. В целом если следовать принципу, что на каждого предводителя приходилось не менее одного тумена, то через Днепр переправилось около 90 тысяч воинов.
По меркам средневековой Европы это была колоссальная армия. Такого полчища под стены Киева еще никогда не подступало. Ворот захватчикам, однако, никто открывать не стал. Гордые горожане, покинутые своим князем и брошенные в водоворот мировой истории в совершенном одиночестве, решили помериться силой с покорителями мира. Хотелось бы услышать от кого-нибудь социально-психологическую интерпретацию такого положения дел, когда жители обреченного, покинутого даже собственной элитой населенного пункта внезапно вступают в бесполезное с военно-политической точки зрения противостояние с заведомо сильнейшим противником. Наверное, речь должна идти об особенном состоянии сознания людей, особом комплексе поведенческих стереотипов, образцовом коллективизме и глубокой, безоглядной вере.